Страница 64 из 68
Себастьян замер в тени. Отсюда он почти целиком видел два ряда пустых скамей и деревянную западную галерею, нависавшую над главным входом. В церкви, казалось, никого не было, за исключением дряхлого священника в белой альбе и черной столе, расшитой золотыми крестами.
Тот стоял перед одной из настенных гробниц, теперь открытой. В неглубокой нише находилось несколько урн. Старик поднял руки, его нетвердый голос гулко отдавался в тишине.
– Requiem aeternam dona eis, Domine[39].
До Себастьяна донесся шорох ткани, легкие шаги, и леди Жизель Эдмондсон вошла в его поле зрения. На ней было черное кашемировое платье с высокой талией, отделанное фестонами из крепа. Черная кружевная вуаль покрывала голову, ажурные складки подчеркивали блеск волос, не скрывая лица.
Леди Жизель держала прозрачную хрустальную урну с двумя серебряными ручками, серебряной крышкой и основанием. Внутри лежало красно-бурое сердце, которое, как подозревал Себастьян, когда-то билось в груди Дамиона Пельтана.
– Et lux perpetua luceat eis[40].
Словно омываемая словами священника, леди Жизель застыла, склонив голову и закрыв глаза, красивое лицо выражало благоговение и предельную сосредоточенность.
– Requiescat in pace[41].
Себастьян переместился так, чтобы взгляду открылась остальная часть часовни. Он ожидал увидеть здесь и Марию-Терезу. Но кроме пожилого священника и леди Жизель в помещении никого не было.
– Anima eius et animas omnium fidelium defunctorum, per misericordiam… – возвысился до крещендо старческий голос.
Широко распахнув дверь, Себастьян вошел в часовню.
– Dei requiescant in p…[42] – Старик повернул голову и вытаращился на него, отвесив челюсть, пение оборвалось пронзительным писком.
Поначалу Жизель, должно быть, приняла шаги Себастьяна за шаги д’Армица, судя по тому, как неспешно она подняла голову и открыла глаза. Ее реакция оказалась более сдержанной, чем у священника.
Окинув взглядом Себастьяна, она спросила:
– Я так понимаю, это кровь моего кузена?
Только теперь Себастьян осознал, что его пальто и жилет запятнаны темной кровью, а рука все еще сжимает окровавленный кинжал.
– Да.
– Он мертв?
– Мертв.
На ее лице проступили эмоции: к ярости примешивалась расчетливость, но не горе.
– Мсье! – запротестовал священник. – Вы принесли кровавое орудие убийства в Дом Божий?!
– Простите, святой отец. – Не упуская из вида леди Жизель, Себастьян осторожно положил кинжал под ноги, металлическая рукоять звякнула о каменные плиты.
– Догадываюсь, что вы должны думать, но вы ошибаетесь. Шевалье не убивал Дамиона Пельтана, – сказала она.
– Знаю. – Себастьян двинулся к ней, опустив руки по бокам. – Но вы-то имели намерение убить Пельтана. И поэтому последовали за фиакром, на котором он уехал из «Герба Гиффорда» тем вечером, не так ли?
– Возможно. Но намерения, оставшиеся неосуществленными, значения не имеют. Если бы всех, кто хоть раз пожелал зла ближнему своему, постигло наказание, в Англии очень скоро не с кем стало бы водить компанию.
– Так что случилось той ночью?
Леди Жизель пожала плечами.
– Когда Пельтан и женщина вылезли из фиакра в начале Кошачьего Лаза, я велела своему кучеру остановиться и отправила шевалье следовать за ними пешком.
– Во «Двор висельника»?
– Если таково название той мерзкой выгребной ямы, тогда ответ «да».
– И что дальше?
– Пока Армиц ждал, когда они выйдут, он заметил, что в тени притаился еще один мужчина – крупный, грубой наружности головорез с темными курчавыми волосами.
– Самсон Баллок.
– Верно.
Себастьян изучал ее спокойные, безупречные черты.
– Откуда вы знаете его имя?
– Разве это важно? Суть в том, что Армиц видел, как Баллок крался за Пельтаном, когда тот покинул «Двор висельника». В какой-то момент сопровождавшая его женщина, должно быть, что-то услышала, потому что начала оборачиваться. Баллок ударил ее по голове дубинкой и вонзил нож в спину Пельтану. Армитц подождал, пока убийца уйдет, а затем прибежал ко мне.
– И вы вместе вернулись туда, где лежали Дамион Пельтан и его сестра?
Леди Жизель наклонила голову набок.
– С чего вы…
– С чего я взял, что вы побывали там, в переулке? Я нашел отпечатки, оставленные вашими туфлями.
– Но по отпечаткам вы не могли узнать, что туфли мои.
– Не мог, – согласился Себастьян и задал встречный вопрос: – Зачем вы пошли с Армицем в Кошачий Лаз?
Ее руки слегка приподняли хрустальную урну.
– За сердцем.
Себастьян отметил горделиво поднятый подбородок, обманчиво мягкие голубые глаза, горящие уверенностью в собственной правоте.
– Вы сами вырезали сердце, так ведь? Для этого и пошли туда с Армицем. Он не смог заставить себя такое сделать. И тогда это сделали вы.
– Да.
Он и раньше догадывался, как все было, но ее спокойно прозвучавшее признание заставило чудовищный факт казаться еще чудовищней. Себастьян против воли представил, как эта изящная, весьма привлекательная женщина в темном вонючем переулке варварски кромсает еще теплое тело Дамиона Пельтана, чтобы вырвать у него сердце.
– Вы же думали, что Пельтан является пропавшим дофином, единственным выжившим сыном замученного короля Франции, и все же убили бы его, если б вас не опередил кто-то другой. Почему?
Леди Жизель подняла брови.
– А вы не понимаете? Он же абсолютно не годился, чтобы править. Приличествующего принцу воспитания он не получил, к тому же разум его был безнадежно развращен влиянием революции. Возвращение Бурбонов на трон Франции не должно повлечь воцарение недостойного.
– Но вы предназначили сердцу этого недостойного почетное место среди королевских гробниц в Валь-де-Грасе?
– Все-таки он сын Святого Луи.
– А Мария-Тереза? Ей известно, что вы хотели убить мужчину, в котором она признала своего брата?
Вместо ответа леди Жизель повернулась к священнику.
– Прошу вас, отец, продолжайте службу. – А Себастьяну бросила: – Теперь можете уйти.
Себастьян выдохнул тихо и гневно.
– Я не уйду без сердца Дамиона Пельтана. Это его сестра должна решать, что делать с останками.
– Нет, – покачала головой леди Жизель. – Его имя не Дамион Пельтан, а та женщина ему не сестра.
– Ошибаетесь, – сказал Себастьян, подступая.
Вероятно, ему уже никогда не удастся доказать, что шевалье д’Армиц убил и полковника Фуше, и молли Джеймса Фаррагута. Тем более невозможно доказать, что шевалье действовал по приказам этой женщины. Себастьян не видел, за что еще можно уцепиться. Но будь он проклят, если позволил ей уложить сердце Дамиона Пельтана в памятник, посвященный династии, которую тот презирал.
– Отдайте мне сердце, – потребовал он.
– Мсье, – запротестовал священник, пытаясь шагнуть между ними.
– Извините, отец... – начал было Себастьян, но тут леди Жизель сильным толчком повалила на него священника.
– Ад и преисподняя! – выругался Себастьян и принялся помогать старику утвердиться на ногах, тогда как Жизель развернулась и побежала к выходу из часовни.
Одной рукой она приподымала тяжелые юбки своего платья, а второй – крепко прижимала к боку урну. Почти добежав до дверей, она, очевидно, вспомнила, что те заперты. Лишь мгновение поколебавшись, развернулась, чтобы ускользнуть через ризницу. Но Себастьян уже отставил мычащего священника в сторону и двинулся ей наперехват. Полоснув его яростным взглядом, леди Жизель свернула и бросилась по узкой деревянной лестнице на западную галерею.
Себастьян поспешил за ней, шагая через две ступеньки. Когда он поднялся на скрипучий помост, она стояла у деревянных перил, подняв урну, как оружие.
39
Вечный покой даруй ему, Господи.
40
И да сияет ему свет вечный.
41
Да покоится в мире.
42
Душа его с душами всех верных усопших, по великой милости Твоей, да покоится...