Страница 49 из 68
Здоровенная рука метнулась и схватила Гибсона за шею, пальцы глубоко впились в плоть. Улыбаясь, Баллок дернул жертву вверх, размахнулся и хлопнул спиной о ближайшую кирпичную стену. Гибсон едва заметил, как его костыль грохнулся на мостовую. Все его существо было сосредоточено на железной хватке, сжимавшей горло, лишавшей воздуха.
– Ну как, ирлашка? Небось не дышится?
Гибсон отчаянно вцеплялся в массивную руку, сдавливавшую шею. В ушах взревело. Глаза заволокло туманом странного, кровавого цвета. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Баллок притянул его лицо вплотную к своему – грубая щетина ободрала Гибсону щеку, в ноздри нахлынула гнусная вонь от гнилых зубов.
– Ты ей передай. Скажи этой суке, что за ней должок. И я его стребую, как приготовлюсь. Скажи, что в этот раз она заплатит по полной.
Продолжая улыбаться, Баллок снова приложил Гибсона затылком и спиной о кирпичную стену.
Затем разжал пальцы и отшагнул назад.
Потеряв равновесие, Гибсон рухнул на здоровое колено, деревянная нога вытянулась в сторону, он изо всех сил удерживался, чтобы не распластаться на мостовой. Обхватив горящее горло пальцами, пытался глубже втянуть воздух в легкие. И вдыхал запах собственного страха от пота, залившего тело, словно дождь лицо.
А когда поднял глаза, Самсон Баллок уже исчез.
* * * * * * * *
Склонившись над тазом, Гибсон старался полить водой себе на затылок, когда Алекси подошла и забрала кувшин.
– Ну-ка, позвольте вам помочь.
Она взяла тряпочку из другой его руки и принялась осторожно смывать кровь и кирпичную крошку.
– Что с вами случилось?
– Самсон Баллок явно считает, что лучший способ гарантировать доставку его сообщения – это приложить посыльного головой о стену.
Ее руки замерли.
– Это сделал Баллок?
– Ничего страшного.
– Что он вам сказал?
Гибсон медленно выпрямился. Он досадовал, что уже снял сюртук и теперь стоит перед ней полуодетым – в рубашке и жилете.
– Что он сказал? – снова спросила Алекси, не получив ответа.
Он потянулся за полотенцем, чтобы вытереть лицо и шею. Промокнул струйку, сбежавшую с волос на щеку.
– Я так понимаю, он угрожал мне? – Отложив тряпочку, которую до сих пор держала, Алекси развернулась к двери. – Что ж, тогда я пойду и объясню мистеру Самсону Баллоку, что впредь, если захочет мне что-то сказать, пусть научится говорить прямо в лицо.
– Нет! – Гибсон схватил ее за руку и потянул назад, развернув к себе.
Скулы француженки зарумянились, прекрасные карие глаза гневно сверкали.
Он продолжил:
– То, что сегодня случилось, не было попыткой запугать вас. Баллок постарался унизить меня, заставив прочувствовать его силу в сравнении с моей слабостью. Если вы сейчас к нему пойдете, то только поможете меня посрамить. Ведь тем самым подтвердите, что я не способен позаботиться даже о себе, не то что о вас.
От быстрого вдоха ее губы приоткрылись, а грудь поднялась.
– Вы же спасли мне жизнь. Я ни в коем случае не хотела навлечь на вас опасность. Но навлекла.
Он изобразил, как надеялся, самоуверенную улыбку.
– Не такой уж я беспомощный, как вы с Самсоном Баллоком, по всей видимости, склонны верить.
– Я знаю, что вы не беспомощный.
Их взгляды встретились, слились. Она все еще стояла почти вплотную к нему. В какой-то момент, совершенно им не замеченный, их разговор неуловимо переменился. Принял новое направление.
Вдруг осознав, что все еще держит полотенце, Гибсон неловко отложил его в сторону и растерялся: что теперь делать с руками.
Он болезненно остро воспринимал все, происходящее в комнате: каждый свой вздох, ток крови во всем своем теле, близость Алекси. У основания ее тонкой белой шеи бился пульс, и это было так прекрасно, что хотелось смотреть и смотреть, вечно. А затем, как только он об этом подумал, она приложила ладонь к его щеке. Наклонив голову, коснулась губами его губ, и он почувствовал, что дрожит.
И тут же сказал себе: «Не будь дураком, этот поцелуй просто из благодарности, она не может думать о тебе как о мужчине – таком мужчине, какого женщина целует из страсти и принимает в свое тело». А затем увидел дерзкую улыбку, приподнявшую ее губы, и забыл дышать.
Алекси взяла его за руку и повела в свою комнату. Одинокая свеча у кровати, противостоя хмурой серости, лила теплый золотистый свет на простое покрывало.
Он собрался заговорить, но она прижала два пальца к его губам.
– Тссс.
Отпустила его руку и сделала шаг назад, зацепив взглядом его взгляд.
Он смотрел, как поднялись ее руки, как заторопились пальцы, расстегивая платье. И вот оно соскользнуло на пол у ее ног. Следом нижняя юбка. Алекси распустила завязку и волнующим жестом растянула горловину сорочки. А затем сняла через голову.
И встала перед ним почти обнаженной, только в чулках с подвязками. Прекраснейшее создание. Кожа такая гладкая и мягкая, слегка присыпанная корицей на вершинках небольших высоких грудей. Длинные, невозможно стройные ноги, узкие талия и бедра, на стыке ног – огненный треугольник.
– Я люблю тебя, – сказал Гибсон.
– Нет, не говори так. Ты же меня не знаешь.
– Знаю.
Она покачала головой. Но все еще улыбалась.
Протянув руку, он захватил прядь распущенных волос Алекси и привлек ее к себе.
Крепко прижавшись к нему нагим телом, она впилась в его рот, жадно целуя, пока не задохнулась, а затем продолжила дикий натиск. Спеша избавить его от одежды, сорвала жилет, рубашку. Когда ее пальцы заскользили по его голой спине, ощущение было настолько острым, что Гибсон вскрикнул. А затем она занялась пуговицами на его ширинке, задела там рукой напряженную чувствительную плоть, и он почти пропал.
– Не знаю, смогу ли я это сделать. Столько времени прошло…
Рассмеявшись, она толкнула его на спину, раненная голова утонула в мягкой подушке. Тело Алекси золотисто сияло в свете свечи, когда она оседлала его.
– Тогда позволь сделать это мне.
Она склонилась, чтобы поцеловать его снова, принялась нежно оглаживать. И когда настало время, приняла его в себя.
Почувствовав, как обволакивают его тепло и любовь, Гибсон отдался своей страсти, отдался Алекси, целиком захваченный щедростью, с которой она себя дарила. Наконец ее голова откинулась назад, рот приоткрылся, а веки опустились, ритмичные сокращения внутри ее тела потянули его в пропасть заодно с ней, и тут он понял, что на самом деле от нее получил – самого себя.
* * * * * * * *
Позже они лежали в объятиях друг друга и говорили обо всем подряд: о его детстве в Ирландии, о ее скитаниях с Великой армией по Испании, о том, как огорчительно, что в Англии она не может практиковать многие свои врачебные умения.
– Ты могла бы вернуться в Италию, – сумел произнести Гибсон, хотя от крамольной мысли сводило кишки и перехватывало горло, словно его опять душили. – Или в Германию. У них ведь тоже с давних пор заведено, что женщина может быть врачом наравне с мужчинами, в Германии, да?
– Да, у них так заведено.
Алекси немного помолчала. Она лежала на боку, опершись на локоть. Невесомо проведя свободной рукой по его обнаженной груди, она выдохнула:
– Я кое о чем тебе не рассказала. А это, наверное, может помочь выяснить, что же случилось с моим братом.
Гибсон лежал, утопая в приятной полудреме, согретый и удовлетворенный. Теперь он сразу встревожился.
Молча выслушал рассказ Алекси. Потом заключил:
– Ты должна пойти с этим к Девлину.
Она нависла над ним, опираясь на обе руки, чтобы лучше видеть его лицо.
– С ума сошел? Лорд Джарвис – отец его жены!
– Да, верно. Но Девлин не союзник Джарвису. Скорее, наоборот. Если кто-то и может найти убийцу твоего брата, так это Девлин. Он не допустит, чтобы причастность Джарвиса отвратила его от цели, и не выдаст тебя его светлости, если это то, чего ты боишься.