Страница 12 из 13
– Случилось, – кивнул Гуров. – Маша от меня ушла и на развод подала.
– Ну и слава бо… – радостно начал было Крячко, но, встретив бешеный взгляд Льва, мигом заткнулся.
– Стас, скажи мне, пожалуйста, ты помнишь, как вот здесь, – похлопал Лев по столешнице, – лежали двенадцать папок уголовных дел по убийствам, которые объединили в серию. И ждали они меня! Вышел я на работу после отпуска в понедельник, и вот они! А ты в тот же самый понедельник в отпуск ушел, потому что твоя жена ножкой топнула, разводом и разделом имущества пригрозила, и ты ушки прижал. Она у тебя сотовый телефон забрала, и ты не пикнул. Ты мне скромненько так номер участкового в твоей деревне подсунул – звони, мол, если уж совсем невтерпеж станет. Я тут один вкалывал, хорошо хоть двое практикантов на подхвате были. На меня покушения устраивали, жене моей ножом угрожали и похитить пытались, а ты в это время ставни красил. Я из сил выбивался, чтобы невиновного человека из колонии освободить, а реальных убийц посадить, а ты картошку окучивал. Ответь, я тогда о твоей жене или ей самой хоть одно грубое слово сказал?
– Нет, – глядя в сторону, пробормотал Крячко.
А что он мог возразить, если именно так все и было. И чувствовал тебя Стас нагадившим в хозяйские тапки котенком, которого тычут мордой в свое собственное дерьмо. Но еще больше его пугало несочетаемое сочетание ненавидящего, испепеляющего взгляда Гурова и его ровного, вроде бы спокойного тона.
– Правильно. Не сказал, – подтвердил Лев. – А когда твоя супружница и жена Орлова в мою семейную жизнь вмешивались, я их, может, по лестнице спустил или матом послал? А?
– Тоже нет, – отчетливо понимая, что Гуров доведен до предела и дело добром не кончится, покорно согласился Стас.
– Тогда ответь мне, пожалуйста, кто дал тебе право называть мою жену проституткой, которая за подарки на все готова? Кто дал право Орлову называть мою жену дурой набитой? Я вам такого права не давал! Будь оно проклято, мое идиотское интеллигентское воспитание! – все-таки не удержался и заорал Лев. – Нужно было в первый же раз, когда вы мою жену оскорбили, дать вам в морду! Да так, чтобы зубы фонтаном брызнули! Чтобы вы на всю оставшуюся жизнь запомнили, что не имеете права ее обижать! Ничего! И сейчас еще не поздно! Жену я этим уже не верну, так хоть за все ее мучения отомщу! Чтобы перед самим собой стыдно не было за то, что я половой тряпкой оказался!
Гуров начал подниматься со стула, и Крячко пулей вылетел за дверь. Бить его Лев, конечно, не стал бы, но, взяв за грудки, пару раз об стену точно приложил бы. Гоняться за Стасом по коридорам Главка – только людей смешить, так что Гуров скинул куртку, снова сел за стол и стал думать, как жить дальше.
Крячко же, пробежав по коридору под недоумевающими взглядами сослуживцев – плевать, когда жизнь на волоске висит, еще и не такое сделаешь! – влетел в приемную Орлова. У пожилой, много всего повидавшей за время работы секретарши Петра Николаевича при виде его глаза и очки разбежались в разные стороны: глаза полезли на лоб, а очки упали на кончик носа. Даже не поинтересовавшись, есть ли кто-нибудь посторонний в кабинете, Стас вбежал туда и прямиком пролетел в комнату отдыха. Орлов, который в этот момент как раз беседовал с одним из своих подчиненных, удивился не меньше секретарши, но, поняв, что случилось нечто из ряда вон, быстренько выпроводил того и пошел к Крячко, чтобы узнать, где горит. Стас стоял возле открытого холодильника и жадно пил минералку прямо из горлышка. С трудом отобрав у него бутылку, Петр вернул ее на место, посадил все еще неадекватного Крячко на диван и потребовал объяснений.
– Маша ушла от Гурова и подала на развод, – выдал Стас.
– Ну и слава… – начал Орлов, но Крячко перебил его самым язвительным тоном:
– Ты только при Леве это не скажи! Я помоложе тебя, убежать успел, а вот тебе такие нагрузки уже не под силу.
И далее последовал вольный пересказ того, что говорил Гуров, сопровождаемый взрыдами и придыханиями. Петр молча выслушал его и спросил:
– Ты что, действительно Машу проституткой назвал? Только не ври, прошу! Нам же теперь вместе эту кашу расхлебывать.
– Ну, не впрямую, а дал понять…
– Значит, назвал, – вздохнул Орлов. – Знаешь, Стас, мы с тобой зарвались. Мы Левку, конечно, любим и переживаем за него. Друг он нам верный, десятилетиями проверенный. Но если бы он при мне мою жену дурой назвал, я бы ему без малейших колебаний в морду заехал. И он бы меня понял, потому что есть черта, которую переступать нельзя. А мы с тобой эту черту уже давно далеко позади себя оставили и теперь в чужой семье, как у себя дома, хозяйничаем. Жаль, что Левка так поздно спохватился, надо было раньше нас на место поставить. А теперь нам предстоит спасать то, что еще можно спасти. Иди одевайся, к Маше поедем.
– Не-е-е, – помотал головой Крячко, – я в кабинет не вернусь. И к Маше не поеду. Она в меня тогда так бутылкой запустила, что, не пригнись я, черепно-мозговая обеспечена. А потом еще и с ножом на меня бросилась.
– Так заслужил, – развел руками Петр.
– Давай сначала по телефону выясним, где она, – предложил Стас. – Чего зря ездить?
Предложение было разумным, но нужного результата не дало: в театре сказали, что Строева написала заявление на отпуск за свой счет как раз с сегодняшнего дня, но принесла его не сама, а передала через адвоката Любимова. Домашний телефон Марии не отвечал, сотовый тоже.
– Знаешь, Петр, давай так поступим, – предложил Крячко. – Раз Мария в отпуске, то в театре не появится. Номер сотового она могла сменить, а вот домашний как был, так и остался. Будем периодически звонить на него, а я завтра перед работой съезжу и поговорю с соседями и с участковым, чтобы он нам просемафорил, как только она дома появится. Тогда и поедем.
– Страшно? – насмешливо спросил его Орлов.
– Ты бы ее в тот момент видел, – выразительно ответил Стас.
– За все в жизни надо платить! Ты удовольствие справил? Повозил ее мордой по столу? Теперь ее очередь! – усмехнулся Петр. – Ну что, рискнешь в кабинет вернуться?
– Я сначала пойду пообедаю. Хоть умру сытым, – с самым страдальческим видом проговорил Крячко.
Стас, не торопясь, пообедал, потом пошатался по Главку, заглядывая то в один кабинет, то в другой, покурил с другими офицерами на лестничной площадке, но… Как ни крути, а в кабинет возвращаться все равно пришлось бы, хотя бы за курткой и борсеткой, в которой лежали ключи от машины, так что, собравшись с духом, он направился к себе, но… дверь кабинета оказалась запертой! Не без опаски отперев ее, Крячко заглянул внутрь – Гурова там не было, его куртки и борсетки тоже. Машина на стоянке отсутствовала. В связи с напрочь испортившимися между ними отношениями ждать трогательную записку с указанием, куда именно ушел Лев, не приходилось. Секретарша Орлова тоже была не в курсе. Домашний телефон не отвечал, а сотовый был отключен.
– И что прикажешь думать? – озадаченно спросил Петр у Крячко.
– Стреляться, не набив нам морды, он не будет, – поразмыслив, выдал Стас. – А вот нажраться – запросто. Такое уже было.
– Что ты предлагаешь?
– Пошли ему эсэмэску со своего телефона: «Лева, срочно позвони». Пусть не сразу, но он ответит – вдруг это по работе?
Так они и сделали, а потом сидели, пригорюнившись, и прикидывали, как будут выкручиваться из этого положения, но, так ни до чего не додумавшись, разъехались по домам.
Оба прожили со своими женами не один десяток лет, оба были ими изучены досконально, поэтому понять, что мужики во что-то вляпались, женщинам было нетрудно, а уж вытянуть из них, что именно они натворили, еще проще. Реакция была бурной – а еще говорят, что нет женской солидарности! Жена Орлова так шваркнула на стол кастрюлю с только что закипевшим борщом, что половина содержимого выплеснулась на живот генерала, который взвыл от боли, но сочувствия у его супруги это не вызвало. Глядя на то, как он мечется по кухне, стаскивая через голову мокрую и огненно-горячую футболку, а потом над раковиной охлаждает обожженную кожу холодной водой, она сочным и красочным языком объясняла ему, кто он такой и что она о нем думает, да еще и половником не раз «приласкала».