Страница 70 из 71
хотела бы быть такой же. Чувствую, что мне нужно
что-то сказать.
— Я не разочарована, — признаюсь ему. — Я
не знаю, легче ли мне от этого.
Он выглядит поражённым. Его чёрная форма
морщится, когда Айзек наклоняется ко мне.
— Ты любима, — говорит он.
Любовь — это владение; то, что вы складываете
из слоёв людей в вашей жизни. Но если представить
мою жизнь в виде торта, он был бы бесслойный, не
пропечённый, с недостающими ингредиентами. Я
слишком хорошо изолировала себя, чтобы иметь
чью-либо любовь.
— Я люблю тебя, — говорит Айзек. — Я
полюбил тебя в тот момент, когда ты выбежала из
леса.
Я не верю ему. Он воспитан так по жизни и
профессионально. Увидел что-то сломанное, и ему
необходимо было излечить меня. Доктор полюбил
процесс.
Как будто читая мои мысли, он говорит:
— Ты должна кому-то верить, Сенна. Когда
тебе говорят об этом. В противном случае, ты
никогда не будешь знать, каково это быть любимой.
И это печально.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я,
наполняясь гневом. — Слишком серьёзно, чтобы
говорить такие слова. Откуда ты знаешь, что любишь
меня?
Айзек надолго замолкает. А потом отвечает.
— Она предложила мне выход.
— Выход? Выход из чего? — мне плевать, что я
опережаю события. Это как камень, который падает
между нами. Я жду стука, но его не происходит,
потому что мой мозг перестаёт соображать, и
комнату наклонило и немного зашатало.— Что ты
имеешь в виду?
— Утром, после того, как мы открыли дверь, я
нашёл в сарае записку со снотворным и шприцом.
Там говорилось, что я могу уйти. Всё, что я должен
сделать — усыпить тебя, впрыснуть снотворное себе,
и я бы проснулся дома. Было лишь одно условие: я не
должен ни с кем о тебе говорить. Ни с полицией, ни
с кем-либо вообще. Я должен был сказать им, что у
меня был нервный срыв, и я сбежал. Если бы я
рассказал о тебе, тебя бы убили. Если бы я оставил
тебя там, я мог бы вернуться домой. Я выбросил
шприц и снотворное с обрыва.
— Боже мой.
Я встаю, но мои ноги меня не держат. Сажусь
снова, прячу лицо в руках. Сапфира, что ты
наделала? Когда я смотрю на него, состояние моей
души отражается на моём лице, искажая мои черты.
Она зла и печальна.
— Айзек. Зачем ты это сделал? — мой голос
срывается. Я знаю, почему Сапфира сделала это. Она
знала, что он не оставит меня. Знала, что, в конце
концов, Айзек рассказал бы мне, и что после этого я
всё пойму. Я увижу…
— Потому что я люблю тебя.
Моё лицо расслабляется.
— Я не оставил тебя потому, что не мог.
Никогда не мог. — Он замолкает, а затем : —
…только если ты вынуждала меня. И если бы я знал
тебя тогда лучше, я бы не оставил тебя. Я думал —
это то, что тебе нужно. Но ты не знала себя. Я знал
тебя. Ты нужна мне, а я позволил тебе оттолкнуть
себя. И поэтому мне очень жаль.
Он сжимает губы вместе и у него на лбу
выступает вена.
— Я тоже получил ещё один шанс, — добавляет
Айзек. — Она дала мне ещё один шанс не уйти. Так
что я воспользовался им.
— Ты говоришь что Сапфира…
— Я ничего не говорю о Сапфире, — обрывает
он меня. — Она сделала то, что сделала. Мы не
можем этого изменить. Жизнь случается. Иногда
сумасшедшие люди похищают вас и делают частью
своего личного психологического эксперимента.
Звук, который вырывается из моего горла,
является отчасти смехом, отчасти стоном.
— Она хотела увидеть чего стоит любовь перед
испытаниями.
Любовь не уходит. Она принимает на себя все
невзгоды.
Не знаю, почему Сапфира хотела испытать
любовь. Чтобы что-то показать мне, или, чтобы
показать себе. Интересно. Кем она была. Кто тот
человек, который построил тот дом для неё. Но она
играла с нашей жизнью, и я ненавижу её за это.
Айзек пропустил рождение дочери
и несколько
месяцев её жизни из-за того, что сделала Сапфира.
Мы чуть не умерли из-за того, что она сделала. Но
это изменило меня. Изменения, которые Айзек
начал, прежде чем я подала судебный приказ, чтобы
отдалить его, а Сапфира Элгин закончила в том доме,
в снегу.
Часть меня благодарна ей, и от этого признания
мне очень плохо.
В день отъезда я нахожу коричневый конверт на
лобовом стекле. На мгновение мне кажется, что я
получила штраф за парковку и до сих пор умудрилась
не
заметить
его.
Но
когда
я
поднимаю
стеклоочиститель и достаю конверт, бумага свежая,
ещё не промокла от влажности воздуха Сиэтла.
Конверт тяжёлый. Моя вселенная наклоняется. Я
оборачиваюсь, высматриваю его в деревьях и на
дороге. Знаю, его здесь нет. Я знаю. Но он был, и я
его чувствую.
Всё в доме собрано, в том числе и моя звуковая
си ст ем а, поэтому я забираюсь в автомобиль и
вставляю серебристый диск в радиоприёмник. Как
раз пошёл снег, так что я открываю все окна и
включаю обогрев на всю мощь, и могу наслаждаться
обоими мирами. Я нажимаю «плэй» и держусь за
руль. Я собираюсь сброситься с обрыва. Я знаю.
Я тяжело дышу и слушаю последнюю песню,
которую Айзек когда-либо давал мне. Я слушаю его,
пока моё дыхание замерзает облаком в воздухе.
А в это время снег летит в окна автомобиля.
И в это время мое сердце бьётся, а потом ноет,
и снова бьётся.
Я слушаю сердце моей половинки, и потоки
солёной воды капают из моих глаз. Он говорит со
мной через песню. Также как делал всегда. Это
тяжело осознавать, но я больше никогда не увижу
Айзека и не услышу его музыку, которая разбудила
меня от долгого, беспокойного сна. Тени всё ещё
преследуют меня. И я знаю, что когда проснусь,
крича от кошмаров среди ночи, Айзек не залезет в
постель позади меня, чтобы прогнать их прочь
вместе с запутанным состоянием, каким он меня
любит. Песня разрушает меня. Наша космическая
любовь, наша космическая связь.
Ник был не прав насчёт меня. Наличие
Испорченной Крови не убило меня, а спасло. Моя
вена привлекла Айзека. Он был светом и последовал
за мной в темноту. Стал тьмой, чтобы нести тяготы,
которые выпали на мою долю. Айзек спас меня от
себя, но, в конце концов, никто не мог спасти меня
от рака.
Я неизлечима. Смешное слово. Рак может убить
моё тело, но не может убить меня. У меня есть душа.
У меня есть вторая половинка. Мы парим; как
перелётные птицы. Но, прежде чем придёт завтра, я
хочу увидеть цвета — цвета Италии, Франции и
Швеции. Хочу увидеть северное сияние. И когда
умру, я знаю, что останется невидимая красная нить,
соединяющая меня с моей второй половинкой. Она
может запутаться и может растянуться, но никогда
не порвётся. Когда я умру, то отправлюсь в свет. И
когда-нибудь Айзек найдёт меня, потому что он
такой.
Я кладу письмо в его почтовый ящик и
поднимаю вверх маленький красный флажок.
«Дорогой Айзек,
Я, наконец, поняла твои татуировки. Я никогда
не говорила, насколько они беспокоили меня, но
иногда, в том доме в снегу, ты ловил меня за
разглядыванием их, и я видела скрытую улыбку на
твоём лице. Ты знал, что я пыталась и х разгадать.
Когда я спросила тебя об этом, ты сказал, что мы все