Страница 5 из 40
— А другие-то в Кремле, они что делали?
— Они-то? Они руководили, руками водили.
— Да оно и без того было ясно, что Сталин виноват, только говорить боялись.
— Наконец-то кто-то все-таки решился сказать правду.
— Не «кто-то», а сам первый секретарь ЦК партии Никита Хрущев.
— Говорят, он сделал большой доклад на закрытом заседании съезда.
— Почему на «закрытом»? Все должны знать правду.
— Эге, где и когда вы слышали, чтобы у нас правительство говорило людям правду?
— Вот, все твердили про Сталина: «верный ленинец», «продолжатель дела Ленина». Какой там он продолжатель! Зря критиковать его Хрущев не стал бы.
— Молодец этот Никита! Нашелся все-таки смелый человек.
— Надо ждать, что при нем начнется оттепель…
Наиболее информированные говорили:
— Хрущев разоблачил Сталина, но сталинисты-то все остались, сидят на своих местах.
— В ошибках признаваться никому не просто.
— Да этот Хрущев сам погряз в крови невинных жертв, не ему бы открывать рот.
— Эх, хвали траву в стогу, а барина в гробу. Еще посмотрим, какой он сам, Никита…
Евреи отмечали печально:
— Давным-давно пора было развенчать антисемита и изверга Сталина.
— Может, начнется оттепель для евреев?
— Может и начнется, но Хрущев ничего не сказал о том, сколько горя Сталин принес евреям. Ведь это по его наущению говорили «о великой вине евреев перед советской властью… евреи должны искупить свою вину тяжким трудом на благо своего социалистического общества»[9]. Какую вину? Евреи дали России лучших ученых, докторов, музыкантов. Евреи стали патриотами России, воевали за Россию. И за все это нас всех собирались выслать в Сибирь. Если бы Сталин не сдох тогда, в марте 1953-го, нас всех упрятали бы в лагеря.
В другом, противоположном лагере мрачно ворчали:
— Зря Хрущев выступил с этим докладом. Сталин — великий человек, верный ленинец.
— Не мог он быть виноват в посадках и расстрелах.
— Да он сам многого не знал, Берия от него все скрывал.
— Конечно, Сталин ведь был занят важными делами — поднял всю нашу страну и выиграл войну с Германией.
— На мертвого все можно валить. Постыдились бы. Как решились на такую ложь?
Была еще одна группа, в провинции — неискушенная молодежь. Им с детства внушали мысль о величии и непогрешимости Сталина, они выросли с лозунгом «Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!». В городе Салавате Башкирской республики напуганные откровениями доклада Хрущева студенты, например, говорили:
— Ой, как непонятно и страшно! Неужели это правда?
— Прямо-таки не верится. Что же теперь будет?..
В постановлении ЦК партии «О преодолении культа личности и его последствий» кремлевские руководители частично признавались в своей собственной слабости: «Ленинское ядро Центрального Комитета сразу же после смерти Сталина стало на путь решительной борьбы с культом личности и его тяжелыми последствиями. Может возникнуть вопрос: почему же эти люди не выступили открыто против Сталина? В сложившихся условиях этого нельзя было сделать… Сталин повинен во многих беззакониях, но всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества»[10].
Павел сказал дома своим: «Врут они, дело-то как раз и было в недостатке мужества. Это не раскаяние, а попытка самооправдания. То, кто пытался показать мужество, поплатились за это жизнями».
Но многие радовались постановлению, верили в наступление лучшего времени. И назвали период после развенчания Сталина «хрущевской оттепелью».
4. Лиля собирается в Албанию
Для Лили Берг день 30 июня 1956 года выдался необычайно радостным. Утром она сдала последний государственный экзамен в медицинском институте и стала врачом. Переполненная радостью, она вышла на улицу, и там улыбающийся Влатко Аджей вручил ей огромный букет роз и туг же сделал предложение, надев на ее палец обручальное кольцо. Лиля искрилась от счастья. Влатко, атташе албанского посольства, уже несколько месяцев был ее тайным любовником. Она скрывала эту связь от родителей, потому что они боялись за дочь: в те времена в России могли преследовать за связь с иностранцем.
Все эти радостные события они отпраздновали в ресторане «Метрополь» с подругой Риммой и ее мужем. Провожая Лилю домой, Влатко сказал, что у него новое назначение: директор протокола при премьер-министре Албании, и они должны скоро переезжать в Албанию. Лиля радовалась предстоящей новой жизни и легко относилась к будущим переменам: жизнь замужней женщины в новой стране, на берегу Адриатического моря, в средиземноморском климате — это казалось таким интересным. Ею завладело предчувствие большого счастья — жизнь, полная любви и радостей, летела ей навстречу[11].
И в тот же день Влатко неожиданно сказал ей:
— Лиля, а ведь сегодня не только наш с тобой праздник. Сегодня праздник для всех людей в вашей стране.
— Что ты имеешь виду? рассмеялась Лиля. — Все празднуют нашу помолвку?
— Сегодня в газетах опубликовано постановление ЦК партии «О преодолении культа личности и его последствий». В нем говорится о преступлениях Сталина перед народом.
Лиля опешила:
— Это правда?
— Конечно, правда. Это официальное развенчание Сталина и начало новой эпохи.
— О Влатко, Влатко, после обручального кольца это лучший подарок, который ты сделал мне сегодня! — И Лиля кинулась целовать его, не стесняясь людей в ресторане. Сколько радости в один день!
Но сообщить родителям об отъезде в Албанию Лиля решилась не сразу: брак с иностранцем и новость о предстоящем отъезде была для них слишком большим ударом. Действительно, Павел и Мария тяжело переживали эти новости. Несколько дней подряд Лиля старалась отвлечь их от грустных мыслей и возбужденно говорила про развенчание Сталина:
— Теперь наступают новые времена! Люди будут более свободными. Римма сказала, что теперь люди могут делать, что хотят, никто им не будет указывать, что можно, а что нельзя. Римма сказала, что теперь не опасно вступать в брак с иностранцами, особенно из коммунистических стран.
Павел развел руками:
— Римма сказала, Римма сказала… Что за оракул твоя Римма, откуда она знает?
— Римма — мой друг. Она очень умная. И ведь не одна она, все говорят про Двадцатый съезд, про доклад Хрущева, и у всех появились новые надежды.
— Надежды могут рухнуть, — ворчал Павел. — Ты не понимаешь, что будешь жить в другой стране, а международные отношения всегда могут испортиться.
— Не испортятся. Влатко говорит, что маленькая Албания никогда не отойдет от России, ей нужна протекция.
— Влатко говорит, Влатко говорит… — опять ворчал Павел. — Что он знает, твой Влатко?
— О, папа, Влатко профессиональный дипломат, он очень умный. Он знает все.
Павел опять разводил руками: что скажешь молодой женщине, ослепленной любовью?
Мария отчаялась отговорить Лилю от отъезда. Теперь она только подолгу сидела рядом и грустно смотрела на дочь, брала ее руки в свои, гладила и вздыхала — она прощалась с Лилей навсегда. Ей вспоминалась вся их трудная жизнь вдвоем после ареста Павла в прежние тяжелые времена. Лиле было тогда всего шесть лет, и Мария столько лет билась одна, чтобы вырастить ее. А Павел, не так давно вернувшийся из заключения, едва обрел дочь после шестнадцати лет разлуки и теперь снова терял. Он старался скрывать свою грусть, не хотел растравлять чувств Марии, молчал, отворачивался и смотрел в окно. Им было тяжело.
Однажды, посидев рядом с дочерью и повздыхав, Мария пошла за покупками к обеду. Без нее Павел решил все-таки поговорить с Лилей еще раз — не отговаривать, а просто рассказать, какую опасность он видит в будущей международной обстановке.
9
Цитата из настоящего постановления (см.: Бродский И. Случай Эренбурга).
Книга «Случай Эренбурга» написана Бенедиктом Сарновым (прим верстальщика).
10
Цитата из газеты «Правда».
11
Эпизод с предложением руки и сердца описан в «Чаше страдания».