Страница 15 из 19
Элеонора Карловна, о которой муж писал: «Никогда человек не стал бы столь любим другим человеком, сколь я любим ею, в течение одиннадцати лет не было ни одного дня в ее жизни, когда, дабы упрочить мое счастье, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновенья, умереть за меня», скончалась очень рано – в возрасте всего 38 лет. Она была матерью семи детей (в первом браке у нее родилось четыре сына). Здоровье ее подорвал несчастный случай, который произошел на корабле, когда Элеонора с дочерьми плыла к мужу в Любек. На пароходе вспыхнул пожар, и Элеоноре удалось спасти троих малюток (им было девять, четыре и три года), но это стоило ей здоровья. Кроме того, состояние Тютчева было расстроено, семья постоянно нуждалась. Элеонора скончалась в том же 1838 году, через три месяца после рокового плаванья.
Второй женой поэта стала красавица баронесса Эрнестина фон Пфеффель. Федор Иванович, однако, не скрывал, что женился на ней прежде всего из-за ее денег. У него был долгий и страстный роман с Еленой Денисьевой, учившейся в Смольном институте вместе с младшими сестрами Анны – Дарьей и Екатериной.
Мачеха и падчерица, Анна и Эрнестина, подружились. Девушка была, как сама она позже напишет о себе, «неимоверно наивна, и одно только что можно сказать в мое оправдание, что недостатки моей головы не отражались на моем сердце».
И эта наивная юная девушка всем сердцем полюбила столь же юную цесаревну, казавшуюся ей идеалом женщины.
Как и ее отец, Анна Федоровна симпатизировала славянофилам. Это была не столько политическая партия, сколько общественное и культурное течение, члены которого считали, что российский общественный уклад должен не копировать западный, а опираться на те основы, на которых издавна строилась русская государственность. Прежде всего на христианскую крестьянскую общину. Но – общину не крепостных, а вольных крестьян. Поэтому Тютчева приветствовала крестьянскую реформу Александра II.
Анна Федоровна Тютчева (1829–1889) – дочь поэта Ф. И. Тютчева, фрейлина Высочайшего двора, жена И. С. Аксакова, мемуаристка; разделяла взгляды славянофилов
В день публикации Манифеста об освобождении крестьян Тютчева сделала в своем дневнике такую запись: «В два часа пришел государь взять малышку на прогулку… Государь так и сиял, он сказал мне: „Не правда ли, такое чувство, будто сегодня пасхальное воскресенье“. Меня поразило, что радость государя от свершившегося была чистой и, смею сказать, искреннею, без всякой примеси личного чувства, без гордыни и самодовольства. Государь сказал мне: „Запишите все, что сегодня произошло, чтобы, когда Мари вырастет, она знала, как прошел самый счастливый день в моей жизни“».
Славянофилы также поддерживали идею панславизма, «естественного» союза России со всеми православными, славянскими государствами. Именно об этом писал кода-то, еще при Николае I, Тютчев:
И в дневнике Анны Тютчевой вы найдете развитие этих взглядов. Она писала: «Моя душа и мое сердце сроднились с Россией благодаря тем людям, которых наше глупое общество иронически прозвало славянофилами. Они первыми поняли, что Россия не есть лишь бесформенная и инертная масса, пригодная исключительно к тому, чтобы быть влитой в любую форму европейской цивилизации. Россия есть живой организм, который в глубине существа таит свой нравственный закон, свой умственный и духовный уклад, и задача русского духа состоит в том, чтобы выявить эту идею». Как и ее отец, она мечтала о кресте над Святой Софией и о едином панславянском государстве.
Бесспорно одно: Анна Тютчева была интереснейшей личностью, но дружить с ней было не просто. Даже если ты – императрица.
Из воспоминаний Анны Тютчевой[45]
Великой княгине, когда я впервые увидела ее, было двадцать восемь лет. Она вышла замуж шестнадцати лет, и у нее уже было пятеро детей: дочь Александра, умершая в семилетнем возрасте, и четыре сына: Николай, Александр, Владимир и Алексей; последнему в то время было три года. Цесаревна была принцессой Дармштадтской, младшим ребенком и единственной дочерью правящего герцога. Потеряв в девятилетнем возрасте мать, принадлежавшую к княжескому дому Бадена, она была воспитана m-lle де-Грансе, эльзаской по происхождению. Почти все детство она провела в небольшом загородном замке в окрестностях Дармштадта, живописно расположенном на Бергштрассе. Брат ее Александр воспитывался вместе с ней. Когда наследник русского престола путешествовал по Германии для выбора невесты, она не была даже включена в список имевшихся для него в виду принцесс, так как в то время ей было всего четырнадцать лет. Наследник совершенно случайно остановился в Дармштадте на один день и вечером поехал в театр. Он был так тронут скромной прелестью молодой принцессы, почти ребенка, скрывавшейся в глубине ложи, что, вернувшись домой, объявил своему наставнику Жуковскому, Кавелину и графу Орлову, сопровождавшим его, что он нашел жену, которая ему нужна, и что дальше он никуда не поедет. Орлов написал об этом императору Николаю, который не возражал против выбора сына. Год спустя молодая принцесса была привезена в Россию, где, будучи наставлена в вероучении нашей церкви, приняла православие и венчалась, когда наследнику исполнилось 21–22 года, а ей еще не было 17 лет.
Она мне рассказывала, что, скромная и в высшей степени сдержанная, она вначале испытывала только ужас перед той блестящей судьбой, которая столь неожиданно открывалась перед ней. Выросшая в уединении и даже в некотором небрежении в маленьком замке Югендгейм, где ей даже редко приходилось видеть отца, она была более испугана, чем ослеплена, когда внезапно была перенесена ко двору, самому пышному, самому блестящему и самому светскому из всех европейских дворов, и в семью, все члены которой старались наперерыв друг перед другом оказать самый горячий прием молодой иностранке, предназначенной занять среди них такое высокое положение. Она мне говорила, что много раз после долгих усилий преодолеть застенчивость и смущение она ночью в уединении своей спальни предавалась слезам и долго сдерживаемым рыданиям. Затем, чтобы устранить следы своих слез, она открывала форточку и выставляла свои покрасневшие глаза на холодный воздух зимней ночи. Вследствие такой неосторожности у нее на лице появилась сыпь, от которой чуть не навсегда пострадала изумительная белизна ее цвета лица. Эта болезнь, затянувшаяся довольно долго, заставила ее безвыходно просидеть в своей комнате в течение нескольких недель и дала ей возможность постепенно освоиться с членами своей новой семьи и особенно привязаться к своему царственному жениху, который не только не отдалился от молодой невесты вследствие болезни, одно время угрожавшей ей потерей красоты, но, наоборот, удвоил свои заботы и проявления нежной внимательности и этим привязал к себе ее сердце, еще слишком юное, чтобы испытывать более страстные чувства.
Я сказала, что, когда я впервые увидела великую княгиню, ей было уже 28 лет. Тем не менее она выглядела еще очень молодой. Она всю жизнь сохранила эту молодую наружность, так что в сорок лет ее можно было принять за женщину лет тридцати. Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатление belle femme[46]; но она была необычайно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющих некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движении и позе, благодаря чему во всем их существе чувствуется неуловимая прелесть и как бы проблеск души сквозь оболочку тела. Ни в ком никогда не наблюдала я в большей мере, чем в цесаревне, это одухотворенное и целомудренное изящество идеальной отвлеченности. Черты ее не были правильны. Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат, глаза, смотревшие кротко и проникновенно. Профиль ее не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок несколько отступал назад. Рот был тонкий, со сжатыми губами, свидетельствовавший о сдержанности, без малейших признаков способности к воодушевлению или порывам, а едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст к выражению ее глаз. Я настаиваю на всех этих подробностях потому, что я редко видала человека, лицо и наружность которого лучше выражали оттенки и контрасты его внутреннего чрезвычайно сложного «я».
45
Мемуары Анны Тютчевой см. в книге: В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых. М.: Алгоритм, 2016. Они также выходили отдельной книгой: Тютчева А. Воспоминания. М.: Захаров, 2000.
46
Красавицы (фр.).