Мне не забыть

— Ничего себе! Он еще и симфонии про нечисть пишет! Конечно, приду.

Проводив гостя, Лера осталась в прекрасном расположении духа. Этот приятный молодой человек, не лишенный чувства юмора, тоже, как и Марина, вдруг оказался посланцем бабушки! Его незатейливое либретто открывало новые интересные перспективы. А он еще и композитор, наверняка Адика тоже знает, просто молчит из скромности. Да, не случайно Лернер устроил ей такую пропесочку! Что ж, она ведь кое-что сделала! Казалось бы, несложная работа, импровизация на тему снов, но она может пригодиться… Лера почувствовала вдруг желание начать работать над новой фолк-оперой как можно скорее, она уже представляла себя на сцене, среди мерцающих огней, ей слышались звуки странной, еще неведомой музыки. И тут позвонил Максим.

— Завтра я приеду за Соней, чтобы забрать ее на выходные. Я не хочу заходить в дом, встречу ее прямо у школы, — сказал он.

Его самоуверенный голос мгновенно выбил Леру из творческого состояния. Вот она — реальность ее жизни, жестокая и неумолимая. Опять любящий папа будет рассказывать дочери о своих героических подвигах, а бабушка — вспоминать свои прошлые спортивные достижения и закармливать внучку шоколадными конфетами, от которых у Сони аллергия. И, конечно, будут задаваться всякие провокационные вопросы, на которые Соня станет отвечать вызывающим тоном. Хорошо, если она потом все расскажет, как раньше…

— Представляешь, мама, она меня спрашивает: «Неужели тебе обязательно нужны немецкие джинсы?» А я ей и говорю: — «Во-первых, они не немецкие, а американские! А во-вторых, неужели это прилично, чтобы дочь Валерии Голицыной ходила в совковых штанах?» Она так посмотрела на меня, будто я инопланетянка. И ничего больше не сказала. А потом папе пожаловалась.

А если ничего не расскажет и снова замкнется, и Лера будет ловить на себе ее настороженный взгляд?.. Неужели это никогда не кончится? Нет, так дальше жить невозможно!

В квартире Лехи за маленьким журнальным столом Лера и Светлана пили вишневый ликер, закусывая шоколадными конфетами. При этом у Леры был мрачно-обреченный вид. Она изо всех сил старалась улыбаться, но улыбка получалась фальшивая и вымученная.

— Леша! — произнесла жена. — Это невозможно! Ты посмотри только, Лерка совсем в тень превратилась!

— Да вижу, сохнет девка! — Алексей ходил по комнате из угла в угол, размахивая руками. — Пытаюсь ее размочить, да ее уже и шерри-бренди не берет… Макс, конечно, козел, но что я могу сделать?

— Все это бред какой-то… — пробормотала Лера, закуривая. — Я и правда не могу больше. То псих какой-то ко мне пристает, то вообще глюки начинаются.

— Леша, поговори с Максом! — убеждала Светлана.

— Да говорил уже, десять раз! Что толку?

— Ты должен что-нибудь придумать! Ты же умный, Лешенька!

— Ну что я могу придумать? — Алексей остановился посреди комнаты и посмотрел на женщин. — Ну морду могу ему набить.

— Леша, неужели ничего нельзя сделать? Я смотреть не могу, как Лерка мучается!

— Я все вижу. Макс тоже мучается, я сто раз ему говорил: «Отпусти ты ее! Пройдет время, тебе самому легче станет». А он мне: «Что, брошу дочь? Я что, подлец?» В общем, одно и то же, на одном и том же месте. Он упрям как бык. Он зациклился на своем, и все. Я ничего не смогу сделать. Надо ждать. Придется тебе еще потерпеть, Лера. Я не вижу другого выхода.

— Долго терпеть, Леша? — обреченно спросила Лера.

— Соне сейчас сколько?

— Будет двенадцать…

— Ну, предположим, несмотря на то, что этот козел — мой старый друг, я возьмусь представлять не его, а твои интересы в суде. Предположим, тогда он мне морду набьет. Но оставим лирику. Смотри, какой расклад получается. С двенадцати лет суд имеет право спросить ребенка. Значит, мы тащим Соню в суд. Она еще не имеет решающего голоса, но ее пожелания будут учитываться. Макс заранее всех в суде обработает, как пить дать. Он подполковник МВД, следователь по особо важным делам, «человек недели», герой дня. Представь себя на месте судьи? Дальше. Соне задают всякие вопросы, возможно — и провокационные. Как она себя при этом чувствует?

— Отвратительно… — тихо сказала Лера.

— Естественно. Я, конечно, произношу речь о твоих возвышенных порывах, вышибаю у слушателей слезу. Но что при этом происходит? На развод подаешь ты. Соня оказалась на этом сборище из-за тебя. Он хочет сохранить семью и на суде будет стоять на своем. Он скажет, что готов простить тебе измену и все забыть. А ты хочешь развестись с ним, выйти замуж за иностранца и увезти с собой его дочь. Я прекрасно понимаю твои чувства, но суду наплевать на них. Максим — благородный отец, жертва, он сделает все, чтобы суд вынес решение в его пользу и заставил тебя отказаться от дочери.

— Господи, Леша, но ведь ты понимаешь, что я никогда не сделаю этого!

— Я все понимаю. Потому и думаю, что доводить дело до суда пока вообще не имеет смысла, оно заведомо будет проиграно. Все, что я могу предложить тебе, — ждать, пока Соня сможет решать сама, с кем из родителей ей остаться.

— Когда она сможет решать? — спросила Лера.

— В шестнадцать лет.

— Еще четыре года! Я сойду с ума!

— Прекрасно понимаю: все, что происходит с вами, полный маразм. Но нет ничего страшнее брошенного мужика с уязвленным самолюбием. Да еще мента, следака, юриста, он тебя в бараний рог скрутит, ты ахнуть не успеешь, как лишишься дочери!

— Леша, — сказала Светлана, — я почему-то уверена, что, если ты возьмешься защищать Лерку, ты выиграешь дело!

— Господи, ну и бабы! Ну даже если предположить такой невероятный вариант, что я выиграю. Даже если Макс после этого меня не пристрелит. Лерка выйдет замуж за своего Юргена, а Сонька все равно останется с Максом!

— Но почему?

— Да потому что он не даст ей разрешения на выезд! Ни сейчас, никогда! Он — законный отец, и без его согласия она никуда не уедет даже после шестнадцати. Потому и развод сам по себе ничего не решит. В лучшем случае будет некое моральное удовлетворение, и все. Но ведь Лерке не это нужно!

— А я считаю, что развод нужен! — уверенно сказала Светлана. — Если Соня останется с Лерой, тогда Лера может уехать с ней в Германию по приглашению и там остаться.

— Нереально, — сказала Лера. — Я пробовала. Визу не дают. Хоть в гости, хоть по туру — все равно нужно все то же самое дурацкое разрешение отца. У них свои установки. А если я разведена и собираюсь с детьми погостить в Германии, то уж тут совсем ясно… Мне дают визу только одной или с Юриком, потому что он сын гражданина ФРГ. Ребята, это правда маразм… Я — Голицына, Соня — Денисова, Юрик — Грасс. — Лера отпила глоток ликера, глаза у нее лихорадочно блестели. — Я ведь себе еще национальность в паспорте поменяла, я цыганка! Цыганка княгиня Голицына! Дочь у меня русская, а сын — немец! Такое еще поискать надо. При этом я замужем за подполковником МВД! — Лера вдруг начала хохотать.

— Лерка, перестань, я тебе валерьянки дам, — обеспокоенно сказала Светлана, видя, как Лера заходится от нервного смеха.

— Да какая валерьянка! Дай мне лучше цианистого калия!

— Вот дура!

— Я уже год почти не выпивала, — сказала Лера. — То дети, то концерт, то репетиция! И никакой личной жизни!.. Мой продюсер, мой тезка, господин Валернер — он у нас язвенник и трезвенник! У него — ни-ни! Вот у меня от вашего ликера и едет крыша! — Лера снова захохотала, и смех ее перешел в плач.

— Давай без истерик, — строго сказала Светлана. — Ты уж напейся как следует один раз, спусти пар, выспись, а там что-нибудь придумаем.

— Да что тут придумаешь, Светка?!

— Я сама с Максимом поговорю. Лешка все в законах копается, а у меня свои соображения. Может, я слово заветное знаю…

— Ой, Светка, добрая ты моя, умная, и охота тебе в этом дерьме возиться?! — произнесла Лера слегка заплетающимся языком.

— Не смей так говорить. Такая любовь, может, раз в сто лет бывает! О тебе потом будут романы писать, сериалы снимать, а ты так говоришь!