Огонь Просвещения

«Стоял все так же прямо; даже взгляд

По-прежнему надменностью светился.

И Фарината спор возобновил:

«На Родину мой род не возвратился,

И эта мысль страшнее адских сил

Меня казнит и мучает доныне...

Не знаешь ли, что рок тебе сулил?

Так вот: не доведется Прозерпине

В пятидесятый раз прекрасный лик

Зажечь, как ты очнешься на чужбине...».

А теперь я представляю вам довольно средний по смысловой и эмоциональной силе отрывок из «Фауста», где Мефистофель обращается к надменному и хвастливому бакалавру.

«Мефистофель:

Я вас ценил и в прежнем вашем виде

И рад, что вас мой звон сюда привлек.

В простой личинке, в нежной хризолиде,

Уж будущий таится мотылек.

Вы в кружевном воротничке ходили

И в локонах кудрявых: как дитя,

Вы в том себе забаву находили;

Косы ж, насколько в силах вспомнить я,

Вы не носили. Ныне же, без лоска,

У вас простая шведская прическа;

Резолютивен ваш отважный вид,

Но абсолютность все же вам вредит.».

Теперь же я предъявляю вам для сравнения отрывок из «Евгения Онегина»:

«Он в том покое поселился,

Где деревенский старожил

Лет сорок с ключницей бранился,

В окно смотрел и мух давил.

Все было просто: пол дубовый,

Два шкафа, стол, диван пуховый,

Нигде ни пятнышка чернил.

Онегин шкафы отворил;

В одном нашел тетрадь расхода,

В другом наливок целый строй,

Кувшины с яблочной водой

И календарь осьмого года:

Старик, имея много дел,

В иные книги не глядел.».

Мне не известно, заметили ли вы то, что первые два отрывка третий значительным образом превосходят, но мне это очевидно, однако если говорить про слог, то к Пушкину трудно предъявить некую претензию, а посему я немедленно возьмусь за критику самого смысла и содержания его работы, нападая как на самые образы, так и на общий строй смысла логического в стихах этого его романа. В сравнении с романом Пушкина «Фауст» и «Божественная комедия» тем выгодно и отличаются в содержательной своей части, что там перед нами предстает действительно огромный ряд, состоящий из самых разнообразных персонажей, каждый из которых, пусть даже и самый незначительный, был бы куда как интереснее, нежели всякий главный герой из работы Пушкина, никак не говоря уж о главных героях великих мастеров. Такие персонажи Гете, как сам Фауст, Мефистофель, Вагнер, Гомункул, есть бесконечно сложные, неизмеримо глубокие натуры, имеющие столько граней собственной личности, что их анализу можно и нужно посвятить многочисленные труды, чего о героях Пушкина сказать просто невозможно. Что, скажите мне, можно и нужно знать про Евгения Онегина, исключая то, что сказал о нем Пушкин в начале своего повествования, давая ему действительно исчерпывающую характеристику, которая представила нам главного героя как человека в высшей степени плоского и абсолютно ничтожного. Онегин даже не некая карикатура на оппозиционера, сколько просто совершенно убогий человек, который вообще ничем не отличается от умственного большинства как тогдашнего, так и нынешнего общества. В отличии от Чацкого, он не сделал в жизни вообще ничего, даже не пошутив над аристократическим обществом, предпочитая только лишь в нем существовать без всякой особой цели. Человек этот никоим образом не может заинтересовать нас, не имея никаких особых граней собственной личности, просто будучи обывателем, совершенно неинтересным, равно как и все иные персонажи данного романа. Татьяна и Ольга были совершенно типичными персонажами из высших сословий российской глубинной части тогдашнего периода, никаким образом не выделявшиеся из этого общего болота, а представляя самых обычных его обитательниц весьма и весьма средних способностей, что особенно касается Ольги. Вопрос с Ленским обстоит несколько иначе; в данном случае можно было прорисовать персонажа действительно хорошо, ибо тут типаж молодого философствующего человека с авантюрными наклонностями позволяет сделать многое для художника, придав своему герою бескрайний паноптикум разнообразных черт, хотя и этот шанс Пушкин упустил, испортив свой роман окончательно, лишая его возможности войти в список тех книг, которые читают не потому, что школьная администрация приказала, а по собственному желанию, да еще и с определенным удовольствием. Повторяя слова Писарева, я напоминаю, что даже для столь куцего сюжета можно было найти исправление, набив его интересными диалогами хотя бы между Онегиным и Ленским, о которых лишь коротко намечается, но подробно не говорится. Если у Данте сюжет довольно прост, но его существенно исправляют персонажи, встречаемые Данте на протяжении всего повествования, а у Гете сюжет необычайно сложен, да вдобавок еще и наполнен многочисленными героями, которые только его улучшают, то у Пушкина сюжет прост как палка, а героев мало, притом что все они совершенно ничтожны, что, строго говоря, можно сказать и о прочих произведениях этого автора. Многие и многие люди, от наиболее великих до самых убогих, разнящихся во взглядах от наиболее левых до самых правых, объявляли Пушкина величайшим из величайших российских писателей, если не творцов мировых, всегда говоря о его гениальности, о глубине смысла его произведений, о ясности его мысли и невиданно дивной красоте слога, о широте его кругозора, и даже об объеме библиографической вселенной, никогда не указывая конкретно, где же именно они усмотрели все те достоинства, названные выше. Каким образом не смел я читать произведения Пушкина, я все же не обнаружил ничего за исключением того самого слога, который, однако, я никогда не считал важнейшим достоинством литературы. Я так и не смог понять причину, по которой полагают, будто «Капитанская дочка», «Дубровский», «Евгений Онегин», «Повести Белкина» и прочие работы Пушкина есть нечто особенное и выдающееся; никто никогда не может указать ту конкретную цитату, где в одной из данных работ высказана великая мысль, делающая произведение великим, говоря же о том, что гениальна сама композиция, человек показывает свое тотальное непонимание предмета. Довольно грустная концовка «Дубровского» не слишком и большое новаторство, говоря иными словами, тем более, что Пушкин использует очень похожий конец в «Евгении Онегине». Разумеется, в «Станционном смотрителе» есть уже некоторый социальный мотив, находящийся еще в зачатке, а в «Капитанской дочке» Пугачевым сказаны некоторые умные мысли, которые хотя и не новы, все же и поныне актуальны, но все это очень и очень мало для присуждения автору этих произведений звания «Солнце русской поэзии/литературы», тем более что на это вакантное место на самом верху у нас есть довольно претендентов, никак не менее достойных и влиятельных: Толстой в первую очередь, Достоевский во вторую, Горький в третью, а за ними стоит великое множество иных творцов, менее влиятельных и не столь известных, но тоже весьма и весьма достойных. На месте Пушкина мог бы оказаться и его не менее великий современник – Фаддей Булгарин, столь любимый мною и тогдашним правительством, хотя он и слабее Толстого и Достоевского. Эх, если бы история имела сослагательное наклонение, если бы мой любимый Владимир Ильич писал бы еще и художественные произведения на социальную тему, а возможно и на темы иные, то я бы знал, кто должен быть «нашим всем», окончательно тем решив этот давний литературоведческий спор. Теперь же, отходя от Пушкина, я позволю себе сделать лишь несколько замечаний по поводу «его последователя» Лермонтова, ибо в школьной программе и он наличествует доныне. Надо мне вас предупредить, что если про Пушкина я готов довольно долго беседовать, что и стало видно вам из предыдущего моего рассуждения о нем, то Лермонтов мне столь неприятен, что говорить долго о нем я не желаю, но максимум необходимых о нем мыслей я вам предъявлю. Лермонтов для меня не есть самостоятельный писатель, сколь просто российский эпигон Байрона, притом как и свой кумир начисто лишенный таланта писать полезные и умные вещи. Лермонтов не явил нам вообще ничего, кроме бездарных произведений романтического характера, главное из которых – «Герой нашего времени» - я даже не желаю ставить в один ряд с «Евгением Онегиным» и «Горем от ума», настолько эта книга бездарна. Лермонтов не сумел даже и выдержать хронологическую последовательность в повествовании, предпочтя примкнуть к растущей в то время группе людей, аргументирующих свою бездарность авторским видением и новаторством, которая ныне достигла просто циклопических масштабов. Главный герой – это не ничтожество вроде Онегина, а настоящий бандит, ибо назвать иначе человека, похищающего ради развлечения кавказских девушек, назвать никаким образом нельзя. Надо сказать, однако, что в прорисовке черт героя Лермонтов обошел Пушкина намного; Печорин получился как и все романтические герои; очень странным, но привлекательным для непритязательных умов, в чем ему очень помогал прозаический опыт изложения, а не поэтический. Собственно, из всех трех авторов, равно как и из трех их произведений, названных мною выше, Лермонтов со своим романом опасен более всех остальных, как по своей биографии, так и по своей же библиографии, также весьма бурной. Лермонтову принадлежит же и отвратительная фраза «Люблю отчизну я, но странною любовью...», которая фактически и стала началом для всех тех многочисленных либерального и вообще оппозиционного толка людей, которые постоянно заявляют, желая избавиться от справедливого звания и мнения о них как о пятой колонне, что они, дескать, Родину тоже любят, но «особой», «странной» любовью, которая состоит в открытой к ней ненависти. Такие люди взяли себе известный девиз; «Родину люблю, государство ненавижу», что уже набил оскомину многим здравомыслящим людям в России, понимающим, что государство породило Родину, а посему и существование последней невозможно без него, что подтвердил объемный эмпирический опыт, что также доказывает, будто всякий, кто выступает против государства, выступает против своей Родины, как производного чиновного аппарата. «Герой нашего времени» – это книга, которая весьма и весьма опасна для чтения ее подростками нашей Великой Родины, ибо главный герой может для слабого и горячего ума, не слишком твердо еще стоящего на идеологической основе гражданского патриотизма, стать примером для подражания, может именно научить дурному, а посему эта книга должна быть удалена из школьной программы в самом обязательном порядке, так же как и «Горе от ума» и «Евгений Онегин». Дочитав до этого самого момента наше сочинение, если конечно он не забросил его раньше, ужасаясь уровню нашего консерватизма и авангардизма одновременно, почтенный гражданин республики спросит нас о том, чем же мы, собственно говоря, решили заменить те классические произведения, что в школьной программе прописались еще в имперские времена. Для ответа на этот вопрос мне придется немного углубиться в общую суть нашей позиции, ибо иначе мой ответ будет не совсем вразумителен и ясен, но я все же кратко приведу его заранее: мы собираемся заменить авторов отечественных авторами иностранными. Конечно, подобная позиция может встретить отпор у недальновидных граждан, которые могут обвинить нас в отсутствии патриотизма, что будет в корне неверно, и чем они более обличают себя самих, сколько нас, ибо это в них и выдает реакционность. Нынешнее положение дел с изучением даже и базовых иностранных классиков обстоит в народных школах просто вопиюще плохо, о чем даже стыдно признаваться мировому сообществу, ибо никому в себе не хочется выдавать этот противный изъян, но все же его надо показать, дабы была найдена возможность его исправления, поскольку не избавить от этой проблемы республику, то далее нам придется куда хуже и труднее. Как мы все понимаем, происходит непрерывная интеграция России в единое мировое сообщество, в общий братский союз всех народов, где понятие «нация», а соответственно и все его производные, никакого значения иметь не будет, ибо человечество полностью сольется в своем братстве и единстве; тут все писатели, принадлежавшие дотоле к разным народам, будучи их только достоянием, станут писателями общемировыми, общечеловеческими, а посему уже не будет иметь значения тот факт, что Гоголь был когда-то в неслыханной древности российским писателем, а Бальзак французским, ибо все они войдут в единую сокровищницу человеческой мысли. Таким образом, суть и смысл действий и самого существования теперешнего режима в России и состоит в подготовке страны к тому, чтобы все наши вольные и смелые мыслью граждане смогли наконец стройными рядами войти в новый дивный мир, подавая руку всем иным народам нашей планеты, достойно вступить в эпоху мира, изобилия и процветания. Правительство, отталкиваясь в рассуждениях именно от этого постулата, должно действовать так, чтобы момент объединения людей планеты приблизить на максимальное временное расстояние от нас, делая все для единения нас с остальным миром, отталкивая от власти мракобесов и реакционеров. Сегодняшняя литературная программа народных школ, унаследованная еще от Старого режима, настроенного на нетерпимость и изоляционизм, ныне глубоко устарела, сделавшись негодной в наши дни, что и показывает практические попытки ее насильственного удержания либо внедрения на российской почве отдельными активистами консервативных сил. Подобная программа включает в себя по большей части так называемых «русских классических писателей», притом довольно выборочно и с целым рядом оговорок; так в программу включено изучение стихов Кондратия Рылеева, декабриста и предателя, но никак программой не предусмотрено изучение творчества упомянутого мною выше Фаддея Булгарина, который по всем параметрам намного превосходит Рылеева, который в программе остался со старых времен, когда его занесли туда лишь по причине его принадлежности к оппозиции Имперскому режиму и факту написания им некоторых стихов, притом куда более в целях пропагандистских и политических, нежели литературоведческих и культурных. В школьную программу по литературе, ко всему прочему весьма и весьма убогую по времени, которое в условиях его крайнего недостатка нельзя тратить столь нерационально, как это происходит во многих российских школах, вызывая головную боль у наших учеников, тормозя к тому же прогрессивный процесс интеграции в мировое сообщество. Ныне даже и в лучших народных школах времени на литературу не дают более трех (!!!) часов в неделю, а во многих иных жадность администрации и леность персонала достигает многим большего размаха, когда литература превращается в сугубую формальность, хотя это, конечно, и вопиющие, и, скажем так, девиантное случаи, которые ныне стали происходить все реже и скоро, надеюсь, изойдут полностью. Ныне, как я уже говорил выше, время расходуется крайне нерационально; так, к примеру, немыслимо объемны по содержанию, но совершенно пусты по смыслу действия, направленные на утрамбовывание юным гражданам прямо в их умы, сопротивляющиеся этому варварскому инородному вмешательству всеми силами, необходимых государству трактовок тех или иных литературных произведений. Возможно, ранее, в период раннего и развитого индустриального общества, это могло возыметь некоторый, нередко, при должном усердии государства, даже большой эффект, но ныне, в условиях почти неограниченного доступа современного юного гражданина к самым разнообразным источникам, достигнуть былого эффекта путем чрезвычайно топорной и лишенной красоты пропаганды абсолютно невозможно. Ныне на уроке мы видим такую картину, весьма комичную с виду, но трагичную, и притом глубоко трагичную, если смотреть на нее изнутри, либо же просто владеть некоторым критическим и аналитическим сознанием; ученики прочитали некоторое произведение, и теперь учитель литературы, используя самые откровенные и заметные любому из учеников софизмы и откровенную ложь, пытается убедить учеников в верности той или иной трактовки произведения, пытается доказать, что один герой плох, а другой хорош, выглядя при этом столь убого, что наблюдателю делается неловко, если он хорошо воспитан, или же смешно, если он воспитан дурно. Временные затраты на столь бесполезную, наглую и просто устаревшую пропаганду непомерно велики, а посему лучше удалить ее полностью из школьной программы за ненадобностью, тем более, что намного более важный аргумент в пользу отмены данной практики, нежели цена последней, государство должно делать все возможное для развития у граждан самостоятельного мышления и анализа, все необходимое для выработки своего мнения на некоторые вещи, а не усекать человеку психику, ограничивая мышление и кругозор. Иными словами, нам было бы куда ценнее, если бы каждый школьник составил свое собственное мнение о литературном произведении, проявив гражданскую независимую позицию, хотя подобный взгляд ныне нередко и подвергается осмеянию со стороны невежественных консерваторов, которые смеют заявлять, что-де школьник будто бы не может составить сколько-нибудь самостоятельную позицию по произведению, ибо он еще мал, неопытен, изначально порочен, а посему его разуму изначально все доброе и вечное противно. Оставляя в стороне тот факт, что подобное мнение просто преступно и сегрегационно в худшем смысле последнего слова, я желаю оспорить это утверждение некоторым скорее его уточнением, говоря о том, что если в старые времена, в условиях ограниченного распространения информации, а соответственно и ограниченного доступа к ней со стороны младшего поколения, еще более в этом вопросе стесненного, ученик и вправду нередко затруднялся с составлением своего мнения об литературном произведении, но ныне, в условиях, когда уровень знаний всякого школьника возрос количественно и качественно в геометрической прогрессии многократно, вопрос о составлении целостного мнения даже не стоит на повестке дня, ибо это уже давно стало самоочевидным фактом и действительной возможностью. Сознавая очевидность надобности вышеназванных изменений, мы также возвращаем вас к непосредственному вопросу о содержании школьной программы, куда мы собираемся включить как можно более иностранных писателей, дабы развить в учениках сознательный интернационализм, не навязывая мысль о том, что только русская литература хороша. Само собой, требования, названные выше, требуют к исполнению и другой вопрос совершенно технического характера, – вопрос о недостатке времени на преподавание литературы в народных школах, который будет решен в первую очередь выделением как минимум 5-6 часов на литературное преподавание в неделю, которой признается отрезок времени в пять суток, а также сокращением программного времени на прививание ученикам экспертного мнения, занимающего неоправданно много времени, не имея никаких оснований для того. Количество писателей, изучаемых в школьном курсе, должно вырасти существенно, притом некоторая их часть, хотя бы и 10-30% должны быть писателями современными, то есть либо живыми, либо умершими не древнее, чем 50 лет назад, возрасти должно и качество тех самых писателей, в частности следует вырезать низкие по качеству и малозначимые для литературного наследия человечества произведения; говоря о Тургеневе, к примеру, ныне слишком много места и времени уделяют его совершенно пустому и не имеющему никакой литературной важности рассказу «Бежин луг», а также довольно неплохой, но не самой важной и самой сильной повести «Муму», нередко просто забывая и не успевая прочитать его главные работы – романы «Отцы и дети» и «Дворянское гнездо», которые в данном вопросе куда важнее. Разумеется, мы стоим на той мысли, что следует воспринимать всю сумму творчества автора, но поскольку время все же имеет ограничения, следует начинать с самого важного, кончая самым незначительным, ибо если мы не успеем обзавестись мелочью, имея уже огромный мысленный капитал, то нам особой беды не сделается, а если мы получим от наследия автора лишь крохи, потеряв целый батон, то это будет для нас серьезной потерей. Говоря о вещах более конкретных, я называю вам некоторых авторов, которые просто обязаны быть включены в школьную программу: Габриэль Гарсиа Маркес, Франсуа Рабле, Данте Алигьери, Иоганн Гете, Эрнест Хемингуэй, Джордж Оруэлл, Франц Кафка, Оноре де Бальзак, Ги де Мопассан, Чарльз Диккенс, Курт Воннегут, Марк Твен, а также многие другие авторы, доселе гонимые из российской школьной программы, в том числе и авторы из России, среди которых мы, конечно же, введем в программу Толстого, Достоевского, Фаддея Булгарина, Ивана Ефремова, Венедикта Ерофеева, Александра Зиновьева. В данном случае я уже занялся разработкой начального канона для школьной программы, куда будут включены многочисленные произведения, заслужившие того, но начальных авторов я уже вынес вам на обозрение. Помимо этого нам следует делать все необходимое для развития культуры литературного досуга у наших юных граждан, делая чтение для них главнейшим жизненным занятием вообще: нам необходимо, чтобы гражданин никогда не переставал читать и развивать себя, ибо в будущие времена это и будет так необходимо нам для интеграции в единое мировое государство. Мы должны делать все для создания независимых организаций, которые бы полностью состояли из числа школьников, ими же и управляясь, среди которых следует особенно выделить литературные общества, которые должны занять прочное место в нашей социальной культуре. Человек должен с самого детства воспитываться как гражданин активный, постоянно участвующих в различных мероприятиях, готовый к диалогу и самоорганизации с другими гражданами, не по принуждению правительства и не за деньги, а по собственной инициативе. Школа должна поощрять любые проявления самодеятельности, кроме наиболее асоциальных; если юные граждане решили устроить концерт экспериментальной музыки, мы должны не просто разрешить его, но и поддержать настолько, насколько позволят материальные силы. Ныне ученик народной школы еще очень сильно подавлен пережитками Старого режима, в наследство от которого мы получили систему образования без видимых изменений; административный гнет все еще очень велик, а ленивые и невежественные бюрократы во многих местах подавляют независимую инициативу свободной личности, видя в ней преграду для исполнения своих корыстных желаний, но положение дел ныне улучшается, подобных «гнилых местечек», где хозяйничают бюрократы все меньше. Едва только молодой человек поймет, что новое, прогрессивное начальство не ругает и не наказывает его за инициативу, а награждает, находясь в ожидании новых и новых свершений, то он возжелает вступить на путь участия в административных мероприятиях, саморазвиваясь и укрепляя свои моральные качества. Многие скажут, что подобное есть совершенно невозможная утопия, будучи при этом совершенно неправы, поскольку можно добиться подобного очень простыми мерами, а именно мерами выдачи денежных премий нашим госслужащим, ответственным за народное просвещение, в зависимости от реализации разнообразных мероприятий и их суммарного и качественного объема, хотя вопрос об административной стимуляции выходит уж за рамки заверенной темы нашей статьи, посему оставим ее. Помимо уроков литературы должны быть введены отдельные уроки авторского сочинения, на которые следует выделить 2-3 часа в неделю, дабы научить наших детей поэтическому и прозаическому творчеству, развить в них авторские способности, сделать из них пусть даже и не самых лучших, но все же поэтов и писателей, дабы каждый гражданин нашей страны мог сочинить оду по случаю необходимости, написать рассказ или совершить иное действие подобного характера, ибо творческое мышление в современном мире чрезвычайно важно! Вот, собственно, и вся та программа, которую я считаю правильной и единственно возможной для скорейшей интеграции России в общий мировой союз, где должны слиться в одно все народы, и где при этом слиянии я желал бы того, чтобы наша страна там не сгинула, а наоборот, проявила себя в новом, самом неожиданном ключе, оказав на будущую культуру единого человечества наибольшее влияние. Слава нашему славному правительству, слава Высшей Школе Экономики!