Страница 18 из 18
Время шло, и я стал беспокоиться. А что, если он уже отправился домой? А что, если его арестовали за самовольную отлучку и все пошло прахом, потому что он не знает, что уже освобожден из армии, и притворяется потерявшим память, а меня заподозрят и привлекут к ответу, и все равно я превращусь в лжеца, несмотря на то, что Лу освободили и без моего участия.
Я так оробел, что перестал свистеть. Я искал Лу, робея все больше и больше. Такова моя судьба, да и Лу тоже - опозориться, когда это уже совершенно ни к чему. Я решил, что нужно его позвать, стал выкликать его имя, но мой собственный голос только еще больше меня напугал.
Я сел и призадумался. И, видно, тут же уснул, потому что вдруг очутился дома с отцом, живым и здоровым. Он пел "Валенсию" и ни на кого не сердился. Он был счастлив. Он приготовил один из тех ужинов, какие готовил, бывало, когда мы жили вместе и все у нас было как следует. Мы сидели за столом, ужинали и болтали. Вдруг кто-то застучал в дверь, и я испугался до смерти. Отец открыл дверь, и кто-то сказал:
- Мне нужен Весли Джексон.
- А кто вы такой? - спросил отец.
И человек сказал:
- Вы меня знаете. Мне ненужно вам говорить, кто я такой.
Я так перепугался, что заплакал. Но не так, как плачут наяву. Это был ужасный плач, когда слезы текут ручьем и весь содрогаешься от рыданий, - ибо я знал, кто этот человек, и не хотел с ним идти. Этого не хотел и отец, но ничего нельзя было поделать, и он с горя отхлебнул из бутылки. Человек вошел и стал рядом со мной, но я боялся на него взглянуть. Тогда он взял меня за плечи, ласково потряс и назвал меня по имени, как будто он мой лучший друг.
- Весли, - сказал он.
Тут до моего сознания смутно дошло, что все это я вижу во сне, и - о счастье! - мне стало легче. Я стал припоминать разные вещи, которые подтверждали мне, что я сплю: лес, Какалокович, пьяный ночью и трезвый утром, - и тогда я окончательно убедился что сплю, и попробовал пошевелиться так и этак во сне, и мне стало лучше, и вот я открываю глаза, а передо мной - Лу Марриаччи: взял меня за плечи и потряхивает.
Я несколько раз кивнул и улыбнулся Лу, но он, видно, был слишком встревожен, чтобы мне улыбаться. Он ни слова не говорил. Только ждал.
- Тебя отпустили из армии, - сказал я. Но он молчал по-прежнему. - Я пришел, чтобы тебе сказать, но не мог найти тебя. И, кажется, уснул. - Я ждал, что Лу что-нибудь скажет, но он, видно, просто онемел, и я продолжал:
- Я отдал Какалоковичу эти бумажки, как ты мне говорил, и он сказал спасибо. Он ни о чем меня не спрашивал, так что лгать мне не пришлось. Но он вдруг пожелал узнать, не видал ли я тебя, и я струсил. Я же тебе дал слово и старался его сдержать, только надеялся, что мне не придется из-за этого лгать. Тут он вдруг и говорит, что ты свободен от армии, потому что тебе больше тридцати восьми лет. Вышел, говорит, новый приказ дня два тому назад, и из штаба пришел список. Там и твоя фамилия. Увидишь его, говорит, передай. Вот я и пришел, чтоб тебе сказать.
Тут Лу вдруг заулыбался.
- Я тебя полюбил, как люблю своих сыновей, - сказал он. - Самый ты душевный на свете человек.
- Я рад, конечно, что тебя отпускают домой, - сказал я.
- Я для тебя что-нибудь сделаю, - сказал Лу. - Непременно сделаю, и побольше.
- Да ведь тебя отпускает начальство, а не я. Я даже ничего и не сделал.
- Ты хотел сделать, - возразил Лу. - Я для тебя сделаю все что угодно. Говори, что тебе надо, я сделаю.
- Ничего не придумаю, Лу. Но все равно спасибо.
- Подумай лучше, - сказал Лу. - Я позабочусь, чтобы у тебя всегда были карманные деньги, каждую неделю понемногу. Но это ерунда. Ты крепче думай.
- Да не нужно мне денег.
- Ты должен мне сказать, что сделать для тебя, - настаивал Лу. - Я католик. Я просил тебя солгать ради меня, а ведь я знаю, ты не из таких людей, что любят лгать. Но ты сказал, что для меня это сделаешь, потому что желаешь мне вернуться домой. Я должен для тебя сделать все, что ты скажешь, во искупление моего греха. Я всегда что-нибудь делаю во искупление своих грехов, каждого греха!
Тут я вспомнил про отца.
- Может быть, ты сумеешь разыскать моего отца, - попросил я.
- Разыщу, - сказал уверенно Лу. - Расскажи мне о нем.
Я ему все рассказал.
- Ты не волнуйся, - сказал тогда Лу, - Твоего папашу я найду. И позабочусь о нем. Напишу тебе про него и его написать заставлю.
Мы с Лу возвратились в наш лагерь, и он пошел в канцелярию к сержанту Какалоковичу. Три дня спустя я проводил его на станцию. Доминик и Виктор Тоска тоже провожали. Когда Лу пришло время садиться в поезд, у него на глазах показались слезы. Он обнял Доминика и сказал ему что- то по-итальянски, потом обнял Виктора и любовно пошлепал его по щекам. А потом подошел ко мне.
- Ни о чем не беспокойся, - сказал он. - Отца твоего я найду. Я сделаю это прежде всего.
Лу Марриаччи вошел в вагон, а мы трое отправились со станции в бар.
Я выпил много пива и первый раз в жизни напился пьян. Доминик и Виктор Тоска отвезли меня в казармы на такси и уложили в постель.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Гарри Кук и Весли Джексон встречают красивую девушку
Когда мы с Гарри Куком летали на Аляску - спасибо Джиму Кэрби, журналисту, который обстряпал для нас это дело со старым чудаком полковником Ремингтоном (а тому очень хотелось попасть в газеты), - мы поклялись друг другу держаться вместе всю войну. Но мы не подумали о том, что у армии свои планы, и когда мы прошли основное обучение, вскоре после отъезда Лу Марриаччи, оказалось, что Гарри Кука отправляют в штат Миссури, а меня - в Нью-Йорк.
- В какую часть Нью-Йорка? - спросил меня Гарри.
- Какалокович сказал - в Нью-Йорк, в самый город. А тебя - в какую часть Миссури?
- Куда-то, возле Джоплина.
Нам обоим, конечно, взгрустнулось, но, армия есть армия. Доминика Тоску тоже отправляли в Миссури, а его брата Виктора - в Нью-Йорк. Ребята, которых отправляли в Нью-Йорк, чувствовали себя счастливее тех, кого отправляли в Миссури или куда-нибудь еще - в Луизиану, например. Все жалели, что приходится уезжать, и в то же время с нетерпением ждали отъезда. Понятно, почему уезжавшие в Миссури завидовали назначенным в Нью-Йорк: ведь в Нью-Йорке мечтает побывать каждый американец. Я тоже всегда об этом мечтал, и когда до меня дошел слух, что я получил назначение в Нью-Йорк, я очень обрадовался. Но, когда я узнал, что Гарри со мной не поедет, я пошел к Какалоковичу и спросил: раз Гарри не может ехать со мной в Нью-Йорк, так не могу ли я поехать с ним в Миссури? А Какалокович сказал, что в армии каждого квалифицируют и назначают по принадлежности и он тут ничего поделать не может.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.