Рассвет тьмы

Квартира бабули встретила пустотой. Только кресло-кровать и чемодан, который девушка купила недавно на распродаже, и с которым собиралась уезжать. Женечка вызвала неотложку, оставила дверь открытой, приготовила крупную купюру за молчание и улеглась животом вниз на кресло.

Совсем молоденький фельдшер, наверное, сразу после училища, вошел в квартиру наигранно бодрым шагом. Он был почему-то один, без напарника. Нервозность и дерганость выдавала страх парня, а взгляд с вызовом выглядел немного нелепо на его лице. Но Женьке было все равно. Когда же медик увидел раны девушки, сначала впал в ступор, потом его накрыла паника. Единственное, о чем он сумел сразу вспомнить, то, что о таких случаях он обязан сообщать в полицию. Женька взмолилась:

— Не надо. Пожалуйста, не звоните в полицию, — просила она громким шепотом, говорить было трудно из-за сорванного голоса и мучавшей боли, — все равно никого не найдут, я даже не рассмотрела его, ну, в смысле, насильника, он сзади напал, по голове ударил, а когда я очнулась, уже никого не было. А если родители узнают, то мне конец, — Женька говорила это так убедительно, с таким ужасом в глазах, что фельдшер поверил. И ведь почти не соврала.

— Ладно, собирайся, в больницу поедем… — дрожащим голосом вынес вердикт юный эскулап.

— Нет, нельзя в больницу, — в шоке зашипела девушка, — Отец тогда точно узнает. Он прибьет меня.

— У тебя такие гематомы по всему телу, а если внутреннее кровотечение есть? Да и там, — кивнул головой на самое пострадавшее место, — тебя зашивать надо, — уже начал злиться медик.

— Пожалуйста… — прошептала Женька, и посмотрела со всей преданностью и доверием в глаза фельдшеру, — Никто не должен узнать, я заплачу.

— Я не умею сам. Я еще ни разу сам не зашивал такие серьезные раны! А если не получится? А если осложнения пойдут? — похоже, оба были на одном градусе ужаса и паники, правда, вызванными разными событиями. Кто-то должен был взять себя и ситуацию в руки.

— У тебя получится, я знаю, — прошипела Женька. Эта слепая вера напополам с отчаянием заставила фельдшера снова попробовать мыслить профессионально.

— Ладно, давай попробуем, только сейчас я вернусь на базу. Закрою смену. На сегодня это мой последний вызов. Возьму шовный материал и все остальное. Минут через двадцать — тридцать вернусь. Сейчас только осмотрю, обезболю и вколю антибиотики. Согласна? И да, меня Паша зовут.

— Ага, я Женя, можно Еня. Паш, а ты не мог бы мне еще справку для института написать и диагноз какой-нибудь безобидный там? А то мало ли? А еще, поесть купи, а?.. Деньги и ключи на подоконнике. Я вставать не буду, все болит…

Как и обещал, через сорок минут или чуть меньше, загруженный сумками, вернулся Павел. Медик уже не дрожал и выглядел намного спокойней и уверенней:

— В общем, я оформил ложный вызов, а еще отцу позвонил, он хирург. Жаль живет в соседнем городе. Батя, правда, ругался сильно, сказал, что ты идиотка, а я идиотище, и что на такое способна только безответственная молодость, — хохотнул парень, — но проконсультировал. Если ты не возражаешь, я буду в процессе операции с ним разговаривать, а еще фото и видео надо будет отправить, мне так спокойней будет, — смутился эскулап.

— Делай, что считаешь нужным. Только в ютуб не выкладывай, — попыталась пошутить девушка, — Звони с моего, у меня безлимитка.

Еще через пятнадцать минут приготовлений, парень приступил к операции. Его отец оказался весьма острым на язык. Доктору и пациентке досталось по полной. В отличие от сына, в историю Женьки он не поверил, попытался раскрутить ее. Но девушка держалась, как партизан на допросе. Под руководством Пашкиного отца процедура заняла не так много времени, как думала пострадавшая, а после Павел еще и успокоительное сделал.

Когда Женька проснулась, у противоположной стены стояла раскладушка, а из кухни доносились ароматы съестного.

— О, уже проснулась, я думал, проспишь до ужина. Как себя чувствуешь? — Пашка был в настроении, видимо победа над собственным страхом и удачные оперативные манипуляции его вдохновили.

— Привет. Вроде нормально, не поняла еще. А сколько времени?

— Почти час. Я тут раскладушку притащил, несколько дней у тебя поживу. За тобой уход нужен, — тоном, не принимающим возражений, заявил эскулап.

Как ни странно, такое наглое вторжение даже обрадовало Малиновскую. Женька боялась себе признаться, что ей страшно оставаться одной, а тут такая удача:

— Я только «за», — улыбнулась она. Только я через две недели должна буду уехать.

— Вот и отлично. За две недели ты уже полностью выздоровеешь. А сейчас бульончику попьешь. Наверное, голодная? Извини, но тебе сейчас лучше только бульон выпить.

— Еще ночью ты не был так уверен в моем выздоровлении, — улыбнулась девушка.

— Я боялся шить тебя. Но все получилось просто отлично. Я молоток!

Пашка опекал свою пациентку больше недели, а потом каждый день забегал с инспекцией. За это время они сдружились ровно настолько, насколько это бывает у пациента и хорошего доктора. Женька Пашку почти боготворила, а Павел гордился своей работой и девушкой.

Оказалось, что Пашка — студент третьего курса мединститута, на скорой подрабатывает уже полгода. А к Женьке приехал без доктора, по дури, на спор. В результате такой аферы он мог сильно попасть, но высшие силы его берегли, и все сложилось так, как сложилось. Енька — первый самостоятельный пациент парня. Лечение курировал только отец, да и то дистанционно, чем Пашка жутко гордился.

В общем, жизнь Евгении распорядилась так, что родные люди стали чужими, а чужие помогали, как могли.

Глава 6

Поезд в новую жизнь отправился в воскресенье, в 14:22, с провонявшего пивом и потом третьего пути второй платформы. Девушка забралась на застеленную полку и уставилась в окно. Ноги гудели. В субботу и воскресенье с утра пришлось пробежаться по банкоматам, чтобы снять деньги с карточки Евгении Малиновской — банкоматы выдавали их ограниченными суммами, а для того, чтобы снять наличку через кассу, пришлось бы ждать понедельника и предъявлять документы. Это Женечку не устраивало совсем.

Потом, все так же, через банкоматы, пополнила счета Евы Шаниной и, только после этого, зашла в квартиру, которая была её убежищем последние несколько недель. Оттуда забрала чемодан, вызвала такси и отправилась на вокзал. Она так спешила убраться из этого города, что на квартире не стала даже чай пить, хотя была голодна. Телефон без сим-карты, с удаленными контактами, но вместе с зарядкой и запиской «На счастье!», остался на столике в кафе, куда Женечка зашла перекусить за час до отправления поезда.

Теперь, она могла расслабиться. Стук колес, то ускоряясь, то замедляясь, сначала перебивал мысли Евгении, но потом они вошли в резонанс и уже существовали в одном ритме. В её голове мелькали события последних четырех месяцев. Девушка проводила ревизию всех событий, оценивала их и пыталась сделать выводы и разобраться, не ошиблась ли она, сбежав от семьи.

Во-первых, сдала сессию, забрала документы из института под предлогом того, что выходит замуж. В деканате покрутили у виска, но документы отдали. Во-вторых, нашла ВУЗ, в который готовы принять на бюджет и досдать нужно будет всего пять предметов, зато универ престижней. И общежитие у них есть. В-третьих, решила все финансовые вопросы, в том числе написала для отца отказ на право наследования его имущества. Выписалась из квартиры родителей. И все это провернула до получения нового паспорта.

Все сделала правильно. Оставаться чьей-то куклой не хотелось. Пренебрежение девушкой достигло критической точки. Для этих людей она стала лишь средством достижения целей. А уж после изнасилования Андроном, ей не то, что жить рядом с ними, оставаться на одной планете расхотелось.

Енька вспомнила вечер субботы 27 июля. «Это же надо, все судьбоносные события происходят со мной по субботам, — с горечью подумала девушка, — хорошо, что мама позвонила только на третьи сутки…»