Страница 3 из 18
Я вот думаю… Когда я была маленькой, помню, бабушка меня купала в корыте, а потом из кувшина поливала чистой водичкой и струйки ее со спины моей спивала и приговаривала: «С гуся вода, с Ларочки худоба». Ну, как вы видите, худоба мне не грозит. Но, наверно, вместе с худобой этой бабуля моя и злость с меня спила, и жадность, и еще много чего дурного. Спасибо, бабушка.
Теперь возвращусь все-таки к истории с Козой. Жизнь расправилась с моей соперницей сама, без моего участия. Хотите знать как? А вот так.
После прогулки в Сокольниках мы шли домой, и вдруг Алик громко так, как будто нарочно, чтоб я слышала, говорит Козе: «Маргарита, пойдем ко мне домой, я очень хочу показать тебе моего нового друга». Все тут же, конечно, стали расспрашивать Алика – что это вдруг за друг новый? Алик развоображался, что у него дома теперь живет золотой хомячок, мама его обожает, зовут Люси. Коза очень обрадовалась, на Люси эту поглазеть захотела. Наверно, ей особенно понравилось, что Алик только ее приглашает.
Я несла в руках букет листьев осенних, красивый такой. Как услышала, что Коза к Алику идет, выкинула букет в урну. Мне рука была нужна – платок носовой достать… сами догадываетесь, для чего.
Что произошло потом, мы узнали только на следующий день. Алик и Коза пришли в класс, друг на друга не смотрят. Наоборот, Алик мою ручку поднял, которая упала и под стол закатилась: «Ларис (не Рубала!), у тебя вот ручка упала». Что это с ним?
А вот что, оказывается, Коза потом Ирке (а Ирка всему классу) рассказала.
Хомячок Люси, действительно золотистый, из клетки вылез и забегал по комнате. Коза его в руки брала, брюшко чесать. А потом отпустила на пол, а сама в туалет пошла, а когда возвращалась, не заметила, что Люси у двери сидит – Козу ждет, брюшко, видно, понравилось, когда чешут. И Люси ждала продолжения. И тут Коза наступила на бедную зверюшку ногой! И сама завопила от страха так, как будто наоборот – Люси на нее наступила. На крик прибежали генеральша, Аликина мать, и домработница. Спасти Люси не удалось. Провожать Козу Алик не пошел. Моя любовь была спасена. Все-таки Алик молодец, настоящий мужчина – мне ручку из-под стола достал.
Сколько лет, вернее десятилетий, прошло с тех пор, но, видно, детская любовь оставляет вечный след, и потом одними из первых моих песен были «Пойдем гулять в Сокольники» и «Мы в садовников играли, мы друг друга выбирали, и казалось, в самом деле, что решается судьба. Что решается судьба…».
Какой же это класс? Вроде седьмой. По школьному двору плывет запах сирени – май. В моде – нижние юбки. Снизу, разумеется, а сверху – разноцветные; как тогда говорили, «веселый ситчик». Бабушка моя – мастерица и делает классно все, за что ни возьмется. Нижнюю юбку сшила из белого материала, кружавчики по подолу. И накрахмалила ее туго-туго, так, что это уже не Рубала получалась, а Одетта какая-то, хоть в Большой театр иди в ней, верхнюю не надевая, и в «Лебедином озере» танцуй. А Алик, к примеру, фуэте с пируэтами творил бы, да в адажио ко мне бы пританцевал, да за талию взял – для совместного кружения. Талия в то время у меня как раз была.
Ну, короче говоря, мы с девчонками решили пойти в парк на лодках покататься. Правда, грести никто из нас не умел, поэтому мы бросили клич мальчишкам, и трое сразу согласились с нами идти. Один из них, как уже, наверно, понятно, – Алик. Ну, я, конечно, красавицей явилась – накрахмаленная юбочка снизу, голубая с маками – сверху. На талии лаковый ремешок, застегнутый на самую первую дырочку (осиная талия, как говорится). Волосы вьются у меня по плечам, не влюбится только дурак. Подошли мы к лодочной станции, и Алик вдруг говорит: «Рубала, поплывешь со мной?» Как я тогда в обморок не упала от счастья, сама не знаю. Впрыгнула в лодку, юбочку разложила, к воде наклонилась, нежность в глазах. Кто с кем там на других лодках – не смотрю даже. Глаза на Алика поднять боюсь, сижу, загадку разгадываю – что ж с ним такое случилось?
В воде пруда отражались ивы, из репродукторов лилась музыка. Сон, сон, да и только. В середине озера возвышался фонтан – брызги на солнце переливаются. Плывем, молчим. Шелест весел по воде заглушает страшный стук моего сердца. Алик работает веслами, лодочка наша набирает скорость, берет курс на фонтан. Скорость развивалась так стремительно, что я не успела сообразить, что сейчас произойдет. А произошло вот что – Алик развернул лодку так, что все брызги от фонтана полетели на меня, и уже через минуту я промокла насквозь, и моя накрахмаленная нижняя юбка превратилась в соплю на резиночке. Крахмал потек, прилипая к моим ногам. Алик хохотал: «Ну что, влюбленная дура, довольна?!!» – и к берегу. Спрыгнул с лодки и бросил меня, плачущую, с повисшей мокрой юбкой. Я еле-еле с лодки слезла. Хорошо, девчонки наши эту сцену со своих лодок видели, примчались меня утешать. А в тетрадочке-то школьной, Надькой переписанной, это событие совсем по-другому описано: «Если бы он знал, как я любить могу. Нежность в своем сердце вечно берегу». И потом, немного позже: «Над водой склонялись ивы, лодки плавали в пруду. Я была такой счастливой в том растаявшем году».
Как он сказал? А, да – «дура влюбленная». Не раз потом в своей жизни я слышала примерно такие же слова. Наверно, так оно и было.
Над сценой в актовом зале плакат – «Рубальская Лариса – известная актриса». Ну и кто ж, вы думаете, этот плакат придумал? Да что тут думать – я и придумала. Как теперь говорят, самопиар. Конечно, никакой актрисой я не была и стать не собиралась. Просто к моему имени рифмы подбирались только две – актриса и крыса. Ну не напишу же я сама «Рубальская Лариса – известная крыса». А плакат был нужен, так как я школьный вечер весь подготовила – и концерт, и аттракцион интересный. Сначала про концерт. Четверо наших мальчишек разучили ковбойскую песню и шляпы притащили. Песня классная такая: «Хорошо в степи скакать, вольным воздухом дышать…» А дальше – про красотку Мери, которую один ковбой уговорит умчаться с ним в пампасы, или в прерии – не помню. На роль красотки Мери я предложила себя. Один из ребят согласился. Остальные – ни за что. Взяли ехидную Нинку – у нее как раз было новое платье зеленое-презеленое. Но она сказала, что это цвет незрелой фисташки. Что такое фисташка, я лично не знала. Но слово и правда красивое. Ну и решили, значит, Нинку-Мери красть и угонять в пампасы.
Я в это время готовила остальные шесть номеров концерта. Конечно, все с моим участием. Во-первых, стихи, не из школьной программы, а взрослые – Эдуарда Асадова, о любви. Затем – отрывок из прозы, из «Белого пуделя» Куприна, как там дедушка, мальчик и пудель на барскую усадьбу забрели. А барчонок по имени Трилли разорался, что хочет эту собаку, пуделя белого. Очень грустная сцена. Я рассчитывала, что весь зал будет рыдать, и, репетируя, горланила на всю школу: «Хочу соба-а-аку!!!» Еще один танцевальный номер – Русский перепляс: я, Баклашка, ну и, так и быть, Коза. Потом сценки разные, я – в главных ролях. Короче, концерт должен был получиться очень хороший.
Аттракцион я придумать старалась такой, чтоб касался моей любви к Алику. Купила открытки с цветами, разрезала их наискосок пополам, перемешала, как карты, и решила раздавать – кому какая достанется. Ну и, конечно, подстроить так, чтоб Алику досталась половина моего цветка. Встретившиеся и совпавшие половинки должны будут вместе танцевать танго.
Вечер покатился по моему сценарию. Я имела очень большой успех, особенно после того, как прочитала стихи о любви. Девчонки все аплодировали как бешеные. Потому что любовь была главной темой нашей жизни – возраст любви.
Подтасовка с открыткой получилась легко. Алик как-то подозрительно ласково на меня смотрел, медленный танец понес нас на крыльях музыки. Меня, во всяком случае. Полет мой был недолгим – грянул взрыв. Потом повалил дым. Все танцевать перестали, смотрели на меня. Я стояла посреди зала и ничего не понимала. В сторонке Алик ржал с «ковбоями». Оказывается, на уроке химии ребята делали какие-то опыты и узнали, что, если смешать красный фосфор с бертолетовой солью, получится взрывчатка. Совсем неопасная, но испуг обеспечен. Вот они такую «бомбу» подложили на пол в актовый зал, и Алик меня туда «пританцевал». Не случайно, конечно. Это он ковбоев и подговорил.