Страница 38 из 39
Вэнс с симпатией поглядел на девушку.
— Я думаю, что когда вас позвали из гостиной к телефону, мисс Грэм, в то самое время, как мисс Битон направлялась наверх, чтобы застрелить Свифта, она решила использовать вас, если это понадобится, чтобы отвлечь подозрение от себя. Она несомненно знала про вашу вражду со Свифтом, и строила на этом свой расчет. Поэтому, дорогая моя, я и старался обмануть ее, делая вид, будто считаю вас виновной. И это оказало свое действие. Я надеюсь, что вы в глубине сердца простите мне за причиненные вам страдания.
Девушка ничего не ответила. Она боролась с охватившим ее волнением.
Доктор Зиферт наклонился вперед.
— Это весьма логичная теория, но, в конце концов, это только теория.
Вэнс покачал головой.
— О нет, доктор, это больше, чем теория. Мисс Битон сама в вашем же присутствии выдала себя. Не только она лгала нам, но и противоречила самой себе, когда мы с вами были на крыше и она поправлялась от действия броминового газа — кстати, она искусно симулировала признаки отравления газом, знакомые ей по больничной практике.
— Но я не помню…
Вэнс остановил его.
— Конечно, доктор, вы помните то, что она рассказала нам? По ее словам, ее ударили по голове и втолкнули в чулан. И она лишилась чувств от действия броминового газа. А следующее, что она помнит, это что она лежит на диване в саду и мы с вами стоим около нее.
— Совершенно верно, — сказал Зиферт.
— А вы помните, доктор, что она поглядела на меня и поблагодарила меня за то, что я принес ее в сад и спас, и спрашивала еще, как я ее нашел так скоро?
Зиферт хмуро посмотрел на Вэнса.
— Это верно, но чем же это ее выдает?
— Доктор, — сказал Вэнс, — если бы она была без сознания с того мгновения, как ее втолкнули в чулан и до тех пор, пока она не очнулась в саду, как могла она знать, кто ее нашел и спас ее из чулана? И как она могла знать, что я нашел ее скоро после того, как она попала в чулан? Видите ли, доктор, она совсем не лишалась сознания. Она не хотела рисковать действительно умереть от броминового газа. Она разбила пузырек с бромином, только когда мы открывали дверь, и она отлично знала, кто вошел в чулан и вынес ее в сад.
— Вы совершенно правы, Вэнс. Я это упустил из виду, — сказал Зиферт.
— Однако, — продолжал Вэнс, — даже если мисс Битон не сделала бы ошибки, есть другое доказательство того, что она одна участвовала в этом эпизоде. Когда она рассказывала, что ее ударили по голове и толкнули в чулан, она не знала, что мистер Хаммль находился в саду и наблюдал за всеми, кто проходил по коридору. И она была одна в коридоре в момент мнимого нападения. Мисс Грэм прошла мимо нее и спустилась вниз, и сиделка рассчитывала, что это создаст впечатление, будто мисс Грэм напала на нее.
Вэнс молча покурил.
— Что касается радиоактивного натрия, доктор, то мисс Битон давала его миссис Гарден малыми дозами, рассчитывая на постепенное действие. Но когда миссис Гарден стала грозить сыну, что она завтра же лишит его наследства, понадобились немедленные меры, и изобретательная девица решила прибегнуть к солидной дозе барбитала. Она, конечно, предвидела, что эту смерть легко изобразить в виде несчастного случая или самоубийства. Обстоятельства сложились для нее еще более благоприятно, так как возникла возможность набросить новое подозрение на мисс Грэм.
С самого начала я ощущал, как будет трудно доказать обвинение против мисс Битон, и я все время придумывал способы поймать ее в ловушку. Имея это в виду, я поднялся на балюстраду вчера вечером в ее присутствии, надеясь, что это внушит ей способ избавиться от меня, если она решит, что я слишком много угадал.
Вэнс глубоко вздохнул.
— Я условился с сержантом Хисом, чтобы он прикрепил к столбу в далеком конце сада крепкую стальную проволоку — такую, которой пользуются в театрах, когда артисты должны летать или парить в воздухе. Проволока была как раз достаточно длинной для того, чтобы достать до высоты балкона этого этажа. К ней была приделана автоматическая застежка, которая затем прикрепляется к особой одежде, надеваемой на артиста. Эта одежда — жилет из крепкой кожи. Сержант Хис сегодня принес мне такой жилет, который у артистов называется «корсетом для летания», и я надел его перед тем, как пришел сюда. Вам, может быть, интересно на него взглянуть? Я уже снял его, так как он крайне неудобен.
Он встал и вышел в соседнюю комнату. Оттуда он принес пресловутый корсет. Он был из очень крепкой коричневой кожи с холщовой подкладкой. Обе половины были скреплены крепкими ремнями, продетыми сквозь петли. Вэнс поднял это странное одеяние.
— Вот он, — сказал он. — Обыкновенно застежка для проволоки прикрепляется сзади. Но для моей цели это нужно было сделать спереди. Мне нужно было, чтобы эти кольца были спереди, потому что я должен был прикрепить к ним проволоку, повернувшись спиной к мисс Битон, — он показал на два тяжелых кольца диаметром в два дюйма, крепкими ремнями приделанных к передней стороне корсета.
— Этот корсет, — сказал Вэнс, — обычно носится под костюмом артиста. И я сегодня надел этот широкий плотный костюм для того, чтобы были менее заметны эти два выступающих кольца.
Когда я прошел с мисс Битон наверх, я вывел ее в сад и обличил ее, как виновницу убийства. Она протестовала. Я поднялся на балюстраду, стоя к ней спиной и делая вид, что разглядываю город, как делал это вчера вечером. В полутемноте я прикрепил проволоку к кольцам с передней стороны моего кожаного жилета, и она этого не заметила. Она подошла ко мне очень близко, и некоторое время я опасался, что она не захочет воспользоваться предоставленным ей шансом. Но вдруг, посредине одной фразы, она бросилась на меня с простертыми руками и толкнула меня с балюстрады. Я повис на проволоке, и после этого мне было очень легко спуститься на балкон, отцепить от себя проволоку, войти в гостиную и появиться у выхода в коридор. Когда мисс Битон узнала, что у меня есть свидетели ее поступка, а также фотография, она поняла, что игра ее проиграна. Я, однако, признаю, что не предвидел ее самоубийства. Может быть, это и к лучшему, Она была из тех женщин, которые по какому-то извращению природы становятся воплощением зла. Может быть, это извращение и привлекло ее к профессии сиделки, дававшей ей возможность наблюдать за людскими страданиями.
Вэнс откинулся в кресле и молча стал курить. Он казался глубоко потрясенным, как и все мы. Было еще задано несколько вопросов, и затем настало гробовое молчание.
Доктор Зиферт ушел первым. Понемногу разошлись и остальные. Я налил себе рюмку коньяку и некоторое время стоял, глядя на свинцовые воды Гудсона.
Я слышал, что кто-то вошел в комнату, но я не оглянулся сразу. Когда я посмотрел вглубь комнаты, я увидел, что Вэнс стоит в дверях на балкон. Я хотел заговорить с ним, но в эту минуту к нему подошла Зелия Грэм.
— Прощайте, Фило Вэнс, — сказала она.
— Мне так жаль, — пробормотал Вэнс, взяв ее протянутую руку. — Я надеюсь, что вы простите меня, когда поймете все.
— Я прощаю вас, — сказала она. — Я и пришла это вам сказать.
Вэнс наклонил голову и поднял ее пальцы к своим губам. Девушка тогда медленно отвела руку и, повернувшись, вышла из комнаты. Вэнс глядел ей вслед, пока она не вышла. Потом направился к балкону. Через некоторое время я прошел в кабинет, где Маркхэм сидел и беседовал с профессором Гарденом и его сыном.
— Пожалуй, нам пора идти, Ван. Где Вэнс?
Я пошел за ним. Он все еще стоял на балконе, смотрел на город с его огромными призрачными зданиями и блистающими огнями.
* * *
По сей день Вэнс не забыл свою глубокую привязанность к Зелии Грэм. Он редко упоминал ее имя, но я это приписывал той перемене в его природе, которая вызывается чувством. Вэнс скоро поехал в Египет на несколько месяцев и, мне кажется, что эта одинокая поездка была вызвана его чувством к мисс Грэм.
Возвратившись из Каира, он мне как-то сказал:
— Привязанность человека налагает на него большую ответственность. Из-за этой ответственности часто приходится жертвовать тем, что всего дороже.