Страница 36 из 39
— Однако, — сказал Хис, — Блисс не очень старался запутать Сальветера в это дело.
— Нет, очень и очень, сержант! Он все время запутывал Сальветера, притворяясь, что он этого не делает. Он не мог действовать открыто — это выдало бы его игру. Помните мой вопрос о том, кто заведует лекарствами. Блисс запнулся, как будто хотел кого-то укрыть. Очень ловко проделано.
— Но, если вы все это знали…
— Я не все это знал, сержант. Я только знал, что Блисс виновен. Я не был уверен, что объектом заговора является Сальветер.
— Во всяком случае, я был прав, когда сразу сказал, что Блисс виновен.
— Конечно, вы были правы, сержант, — ласково заметил Вэнс. — Мне было очень неприятно вам по внешности противоречить. Простите вы меня?
— Ну, что же, — сказал Хис, пожимая руку Вэнса. — Вы видите, я был прав!
— Заговор был весьма прост, — продолжал Вэнс, садясь. — Блисс телефонировал Кайлю в присутствии всех и назначил свидание на одиннадцать. Он упомянул о прибытии новых экспонатов и предложил Кайлю зайти пораньше. Он уже решился на убийство и на весь заговор, когда назначал это свидание; и он нарочно оставил булавку со скарабеем на письменном столе. Убив Кайля, он положил булавку и финансовый отчет около тела. Заметьте, Маркхэм, Сальветер имел доступ к обоим предметам. Блисс, кроме того, знал, что Сальветер обычно заходит в музей после кофе, и рассчитывал, что он встретится с дядей. Он послал Сальветера в городской музей, чтобы тот не был в доме, пока он убивает Кайля, и он подстроил ловушку со статуей Сахмет. Убийца в любой момента мог явиться подложить булавку и отчет, и оставить следы, тогда как Блисс находился под действием опия.
— Так эта ловушка со статуей была одной комедией?! — спросил с негодованием Хис.
— Именно так, сержант. Она была подстроена уже после убийства. Так что, если бы Сальветер имел алиби, его все-таки могли бы счесть виновным. Кроме того, возможность убийства Кайля отсутствующим лицом была лишним доводом в пользу Блисса. А зачем он сам стал бы подстраивать ловушку если имел полную возможность убить Кайля более простым способом? Ловушка была подстроена потом и для отводя глаз.
— Но карандаш, использованный для этой ловушки, — заметил Маркхэм, — был не того сорта, который употребляет Сальветер.
— Дорогой мой, Маркхэм! Блисс взял один из своих карандашей, чтобы создать лишнюю улику против себя. Тот, кто задумывает смертельную ловушку, не станет пользоваться собственным карандашом. Он возьмет карандаш того человека, которого он хочет вовлечь. Эта ловушка меня не обманула. Она была слишком искусственной. Убийца не стал бы так рисковать. Падающая статуя могла ударить Кайля не по голове. Кроме того, человек, пораженный падающей статуей, упал бы не в той позе, в которой мы нашли Кайля. Когда я произвел свой опыт, я сразу понял, насколько неправдоподобно, чтобы он был убит падением статуи. Я не стал этого подчеркивать в то время, так как хотел, чтобы вы поверили в эту ловушку.
— Правильно, — заметил Хис. — А я об этом не подумал.
— По правде сказать, сержант, я делал все для того, чтобы вы не заметили этой несообразности. Мистер Маркхэм также ее не заметил. На самом деле Кайль был убит, пока он глядел на полки, и ему нанесли удар сзади. Я думаю, что для этого воспользовались одной из этих порфировых палиц. Тело его было положено туда, где мы его нашли и ему на голову уронили статую Сахмет, чтобы уничтожить следы первого удара.
— А если бы вы не заметили этого соскользнувшего кольца в занавеске?
— Ловушка была так подстроена, что мы должны были его заметить. В крайнем случае, сам Блисс обратил бы на это наше внимание.
— А отпечатки пальцев… — спросил Хис.
— Они были намеренно оставлены на статуе. Лишняя улика против Блисса. Но у него в запасе были алиби. Его первое объяснение было весьма простым — он подвинул статую, потому что она стояла не прямо. А второе объяснение должно было прийти после ареста: других отпечатков на ней не было потому, что это была ловушка, подстроенная Сальветером. Блисс покрывал каждую улику против себя более сильной уликой против Сальветера. Вспомните, например, его следы. Как будто, они свидетельствовали против Блисса. Но тут же была обратная улика. На нем утром были домашние туфли, а одна теннисная туфля была в его комнате, где, по его словам, он и оставил их накануне. Блисс просто принес один башмак, сделал им кровавый след и положил его в бумажную корзину. Он хотел, чтобы мы нашли следы и обнаружили башмак. После ареста он мог заявить, что некто, имеющий доступ к его комнате, взял теннисный башмак вниз и сделал следы, чтобы его уличить.
— Да, — сказал Маркхэм. — А я был склонен его оправдать, особенно после открытия опия в его чашке!
— А, этот опий! Чудное алиби! Какие присяжные бы его осудили после того, как в его кофе нашли опий? Они сочли бы его жертвой заговора. И как это было просто сделать! Блисс взял жестянку из шкафа, достал то, что ему было нужно, и оставил порошок на дне своей чашки.
— Вы не подумали, что он под действием наркотиков?
— Нет, я знал, что это не так. От наркотиков сокращаются зрачки. А у Блисса они были расширены от волнения. Я знал, что он притворяется, и это заставило меня подозревать, что я найду наркотик в кофе.
— А как же было с жестянкой? — спросил Хис. — Я никак этого не мог понять. Вы послали Хани…
— Я знал, где жестянка, — ответил Вэнс, и только хотел проверить, что знает Хани.
— Но мы не знаем, была ли жестянка в комнате Сальветера, — вставил Маркхэм.
— Не знаем? — Вэнс обернулся к двери. — Хани!
Египтянин отворил дверь.
— Слушайте! — сказал Вэнс, гляди ему прямо в глаза. — Я восхищен вашей способностью обманывать. Но нам нужны некоторые факты. Где вы нашли жестянку с опием?
— Господин, больше нет надобности обманывать. Вы — человек весьма мудрый, и я вам доверяю. Жестянка была спрятана в комнате мистера Сальветера.
— Очень благодарен, — сказал Вэнс. — Теперь возвращайтесь в переднюю. — И когда Хани вышел, он продолжал — Блисс не спустился к утреннему кофе и знал, что его жена и Сальветер будут в малой столовой. Следовательно, любой из них легко мог подложить опий в кофе.
— Но если вы знали, что Блисс сам положил опий в свой кофе, почему вы так интересовались этим самоваром? — спросил Маркхэм.
— Я должен был узнать, против кого направлен заговор. Он старался изобразить, будто является жертвой. Я знал, что истинная жертва — среди тех, кто имел доступ к кофе вчера утром.
— Слушайте, мистер Вэнс, — вспомнил вдруг Хис. — А зачем же доктор пытался бежать?
— Это быль логичный вывод из происшедшего, — объяснил Вэнс. — Когда мы отказались его арестовать, он начал беспокоиться. Он жаждал быть арестованным — и мы его разочаровали. Он стал соображать, как он может заставить нас арестовать его и этим дать ему возможность изобличить гнусный заговор Сальветера. Он решил предпринять попытку к побегу. Он поэтому вышел, открыто взял деньги из своего банка, поехал на такси на главный вокзал, громко спросил насчет поездов в Монреаль и стоял у решетки, ожидая поезда. Он знал, что Гильфойль за ним следит. Если бы он действительно хотел бежать, можете мне поверить, что Гильфойль никогда бы за ним не уследил! Я боялся, сержант, что его глупое исчезновение может произвести как раз то действие, на которое он рассчитывал, а именно, его ареста. Поэтому я так против этого и спорил. А когда вы его все-таки не арестовали, сержант, он был вынужден пойти на дальнейший шаг. Он инсценировал эту драму с кинжалом. Он сознательно отправил Сальветера в кабинет, чтобы достать записную книжку из письменного стола, где хранился кинжал.
— И ножны! — воскликнул Маркхэм.
— Ну, конечно. Это и была улика против Сальветера. Положив ножны в комнату Сальветера, Блисс намекнул нам, что мы можем найти убийцу, если разыщем ножны. Я знал, зачем он об этом так напоминает, и я дал Хани возможность солгать на этот счет.
— Вы думаете, что Хани нашел ножны не на площадке?