Последние флибустьеры

И это еще не все. Под пологом девственного леса караулит еще немало опасностей. Там обитают вампиры, разновидность летучих мышей, величиной с кота; они поджидают путников, смертельно уставших от долгой дороги; как только те заснут, вампиры присасываются к спящим и пьют их кровь. Кроме того, в лесу водятся ужасные пауки-птицеяды, не меньше вампиров охочие до крови; они постоянно сидят в засаде на стволах деревьев. И наконец, во влажных и болотистых лесах многие тысячи пиявок выползают из укрытий и жалят немилосердно.

Таковы удовольствия, которые доставляют девственные леса, будь то в Америке, Африке или Азии.

И даже зная о том, каким опасностям они могут подвергнуться, трое авантюристов, побуждаемые страхом с минуты на минуту встретиться с жестоким маркизом, торопливо шли в постоянном окружении сумеречной полутьмы, не позволявшей им заметить вовремя хоронящихся в засаде хищников.

Первый переход привел их на вершину сельвы, но там они остановились, признавшись, что не смогут дальше ступить ни шагу.

— Сотня штормов Бискайского залива вам в глотку!.. — воскликнул дон Баррехо, всегда сохранявший чудесное настроение. — Кажется, мы немного постарели, дорогой мой Мендоса. Где те переходы, которые мы совершали вместе с графом ди Вентимилья по лесам Сан-Доминго? Их-то действительно можно было назвать маршами, и мы их выдерживали!

— Боясь подставить ноги зубам мастифов, — умерил его пыл баск. — Ты помнишь, как на нас натравливали собак?

— А здесь, дружище баск, тебя с минуты на минуту могут ошарашить пули. Что же до ран, то пулевые ранения бывают куда серьезнее.

— Пока не услышу свиста пуль, я никуда не двинусь, — сказал в ответ Мендоса.

— И я тоже, — добавил де Гюсак. — Мы добрались до вершины сьерры и теперь, думаю, можем немного передохнуть и даже приготовить ужин.

— Ох, обжоры!.. — не удержался дон Баррехо. — А обезьяна?

— Я уж о ней и не помню, — рассмеялся Мендоса.

— Да и мне она пришла на ум только сейчас. Черт возьми!.. Но что же вам предложить?

— Я займусь кухней, — сказал бывший трактирщик из Сеговии.

— Хитрец!.. — оценил его выбор дон Баррехо. — Ну раз уж вы назначили меня главным снабженцем своих желудков, придется мне наполнять ваши пузяки. Кто знает!.. Может, я встречу еще одну обезьяну. Хочешь пойти со мной, Де Гюсак, если у тебя осталось хоть немного сил? А Мендоса тем временем разведет костер.

— Шагов на тысячу меня хватит, — ответил бывший трактирщик, снимая с плеча аркебузу.

— Работа снабженца становится все труднее. Боюсь, что не смогу предложить вам ничего другого, кроме стервятников.

— А где они? — спросил Де Гюсак.

— Совсем недавно, когда мы продирались через кусты, я видел несколько вспорхнувших птиц.

— Это хороший признак.

— Почему?

— Значит, там должен находиться чей-то труп.

— Сеньор повар, надеюсь, вы не будете варить нам падаль. Мы ведь не дарьенские людоеды, — сказал дон Баррехо.

— Животное могло умереть и недавно, — невозмутимо ответил бывший трактирщик. — Пойдем посмотрим, чем там закусывали стервятники. Позаботься о костре, Мендоса: мы вернемся не с пустыми руками.

Они взглянули на буссоль и снова зашагали под бесконечными лесными аркадами, не забывая об осторожности. Слышались нетерпеливые крики стервятников, готовых приступить к разделу добычи. Пройдя шагов двести — триста, авантюристы заметили плотную группу индюковых грифов, безобразных птиц величиной с индюка, с темно-серыми перьями, красными глазками и белым клювом.

— Видишь их? — спросил дон Баррехо у Де Гюсака.

— Да, и уверяю тебя, что они нас тоже разглядывают, — ответил бывший трактирщик из Сеговии.

— Боишься, что они на нас нападут? Но это же не кондоры.

— Не осмелятся; однако у этих птиц есть очень дурная привычка: когда их потревожат, они изрыгают съеденное прямо на охотников. Уверяю тебя, что их блевотина пахнет совсем не духами.

— У, грязные свиньи!.. Стрельну-ка я по ним издали.

Однако и на этот раз дон Баррехо зря потратил заряд, потому что грифы, заметив охотников, предпочли взлететь и скрыться в лесных зарослях.

Уверенные в том, что найдут какое-нибудь мертвое или умирающее животное (потому что жестокие и жадные грифы набрасываются даже на живых животных, которые не могут защищаться), двое авантюристов кинулись вперед и очень скоро заметили возле корней огромной пальмы распростертое тело, формой напоминающее кабана, и также покрытое щетиной, только боле толстой.

— Тапир! — закричал Де Гюсак. — Сколько я их убил, когда жил среди индейцев!..

— Странный зверь: живет в одиночестве, в лесных чащах; вместо носа у него — своеобразный хобот, которым он пользуется, чтобы выкапывать корни.

— Давно ли он погиб?

— Я не чувствую никакого неприятного запаха. Попробую пощупать его мясо. Кожа-то у него еще не обмякла.

Дон Баррехо погрузил руки в тело животного и упал ничком под хруст костей. И в то самое время, как тело подавалось, словно оно было пустым внутри, три или четыре странных существа выскочили наружу и попытались удрать.

— Хватай!.. Хватай!.. — закричал бывший трактирщик из Сеговии.

Быстро вскочивший на ноги дон Баррехо устремился с поднятой аркебузой за четырьмя мелкими зверьками величиной с кролика, у которых вместо шерсти виднелись какие-то гибкие чешуйки желтоватого цвета, казалось, накладывавшиеся одна на другую.

Грозный гасконец уже готовился перебить их прикладом аркебузы, как вдруг зверюшки остановились, перевернулись и превратились в четыре костистых шарика.

— Эгей, зверюшки!.. — закричал он. — В какую игру вы со мной играете?

Он попытался ударить животных и быстро убедился, что это ни к чему не приведет. Чешуйки оказывали такое сопротивление, что приходилось опасаться за целость приклада.

— Эй, Де Гюсак, — крикнул дон Баррехо. — Не хватит ли? Эти чудища не хотят раскрываться.

Бывший трактирщик хохотал до упаду, но с места не сдвинулся.

— Плут!.. Ты смеешься над моими стараниями?

— Оставь их, дон Баррехо. У тату,[105] мой милый, костные пластинки выдержат даже пулю.

— И ты хочешь их отпустить?

— Ни в коем случае, потому что они так же вкусны, как сухопутные черепахи.

— Тату!..

— Называй их лучше броненосцами, если тебе понравится.

— Теперь я вспомнил. Несколько таких зверьков я видел в Панаме. А как мы их унесем?

— Прямо в руках, а потом бросим в костер — пусть жарятся на собственном жире.

— Но я бы хотел все-таки узнать у тебя, потому как ты мне кажешься более образованным, что эти зверки делали рядом с тапиром?

— Видишь ли, тату питаются падалью, как и грифы, как и кондоры. Когда они находят мертвое животное, то забираются внутрь трупа и мало-помалу его пожирают, оставляя только шкуру да кости.

— Стало быть, у того длинноносого животного и мяса-то не осталось?

— Ни кусочка, — подтвердил Де Гюсак.

Дон Баррехо пригладил усы и посмотрел на бывшего трактирщика, не спускавшего глаз с четырех броненосцев.

— Ну и что ты в конце концов хочешь на ужин?

— И кто бы отказался от четырех тату, зажаренных на собственном жире?

— Но они же питаются тухлым мясом. Значит, у них отвратительный вкус.

— Попробую доказать тебе обратное.

— С твоим варевом мы кончим тем, что будем есть змей, — сказал дон Баррехо.

— О!.. Сколько змей я скормил касику и ни разу не слышал от него жалоб.

— To