Страница 37 из 94
И сейчас, при самой трезвой оценке всего, что происходило, мы должны снять шапки перед памятью тех, кто до конца стоял в жестких оборонах и насмерть дрался в окружениях, обеспечивая возможность отрыва от немцев, выхода из мешков и котлов другим частям, соединениям и огромной массе людей, группами и в одиночку прорывавшихся через немцев к своим".
Отступление. Июль 1941 года
Героизм тех, кто стоял насмерть, вне сомнений. Если бы страну честно и грамотно готовили к реальной войне, этот героизм принес бы несравнимо большие результаты.
У ополченцев под Могилевом — одна винтовка на троих. Топор, вилы, лопата также считаются оружием.
Начальник Главного политического управления Советской армии Епишев 19 ноября 1966 года напишет по поводу книги Симонова "100 суток войны":
"Новая книга К. Симонова является глубоко ошибочной, недостойной советского писателя, она может нанести серьезный вред патриотическому воспитанию нашей молодежи, искаженно показывая подвиг нашего народа во имя защиты завоеваний Октября". Симонов перед смертью завещает развеять свой прах на том поле, где в июле 1941-го насмерть стоял полковник Кутепов.
И Кутепов, и Гаврюшин, и Хоршев погибнут в окружении. Немцы пойдут на Смоленск и возьмут его в самом конце июля. Симонов в это время будет несколько дней в Москве. Он переходит из "Известий" в "Красную звезду". В эту короткую паузу ему предложено написать несколько стихотворений для газеты. Симонов пишет "Жди меня". В дневнике Симонов фиксирует: "Первым читателем "Жди меня" был писатель Лева Кассиль. Он сказал мне, что стихотворение, в общем, хорошее, хотя немного похоже на заклинание".
Но такое заклинание совершенно оправдано для воюющего мужчины в страшном 1941-м году.
В Смоленске в одиноком неразбомбленном доме работал телефон. Константин Симонов попросил дать Москву. Телефонистка ответила: "Сейчас". Он ждал минут пятнадцать. Наконец услышал: "Москва. Москва! Говорит Смоленск. Дайте 3-6-0-8-4". Потом длинный звонок — и знакомый голос произносит: "Алло", потом грохот и голос телефонистки: "Я вас разъединила. В Смоленске воздушная тревога". Симонов звонил в Москву Валентине Серовой. Лучшие симоновские военные стихи войдут в цикл "С тобой и без тебя" с посвящением ей. Там будет и стихотворение, где первой строчкой — "Твой голос поймал я в Смоленске,/ Но мне, как всегда, не везло./ Из тысячи слов твоих женских/ Услышал я только: алло!"
Валентина Серова
Симонов в Смоленске в первых числах июля. Город уже бомбят. 15 июля — массовый исход жителей из города. Вспоминает Леонид Андреев, в будущем профессор, декан филфака МГУ:
"Улицы были заполнены беженцами и войсками. У разбитого дома торговали мороженым. В ярком небе висели немецкие самолеты. В магазине без окон и дверей стояла очередь за сметаной. На берегу лежали восемь трупов расстрелянных немецких парашютистов. Под мостом закладывали шашки со взрывчаткой. На мосту тягач проехал по голове убитого подростка. Паника гнала людей на вокзал, лишала рассудка. Подошел состав с открытыми грузовыми платформами. Тысячи людей бросились к ним, опрокидывая друг друга, роняя узлы и чемоданы, крича, плача и ругаясь.
Рядом с составом вдруг застучал крупнокалиберный зенитный пулемет. Люди метнулись к стенам вокзала, под платформы. Неудержимо плакала потерявшаяся девочка лет четырех. Пулеметная очередь осыпала ее брызгами разбитой штукатурки".
К 20 июля в районе Смоленска в окружении оказываются три наши армии — 16-я, 19-я и 20-я. Немцы уже заняли Ельню, создав плацдарм, выдвинутый на восток.
Советское военное руководство полагает, что это вовсе не немецкий прорыв, а просто крупный десант. "Десант, десант, десант. В эти дни это слово буквально сидело в ушах", — пишет Симонов.
Симонов после короткого пребывания в Москве, где пишет свое знаменитое стихотворение "Жди меня", выезжает под Ельню.
В дневнике он пишет: "Никто, начиная от командующего 24-й армией Ракутина и кончая командирами батальонов, не знал истинного положения под Ельней. Генерал Ракутин считает, что немцев из Ельни удастся выгнать через день-два, максимум через три".
На самом деле Ельня будет взята войсками 24-й армии только через полтора месяца, 7 сентября. 24-я армия входит в состав Резервного фронта под командованием Жукова. Ельня — наше первое большое успешное наступление. Но ельнинский выступ для немцев — второстепенное направление. В это время основные немецкие удары следуют на Центральном и Юго-Западном фронтах. Когда Вермахт начнет генеральное наступление на Москву, он обойдется без ельнинского выступа.
Когда Жуков наступает на Ельню, немцы наступают на Киев.
Под Киевом в окружении, в котле, — пять армий Юго-Западного фронта. Командующий фронтом генерал Кирпонос погибает в бою. По немецким данным, в плену под Киевом оказывается 665 тысяч человек. По данным историка генерала Д. Волкогонова — 453 тысячи человек, включая 60 тысяч командного состава. В районе Мозырь-Гомель в плен попадает 78 тысяч, в Уманском котле — в окружении две армии, 103 тысячи пленных, включая обоих командармов — командующего 6-й армией генерал-лейтенанта Музыченко и командующего 12-й армией генерал-лейтенанта Понеделина.
Через несколько дней фамилия генерала Понеделина будет фигурировать в приказе Ставки за № 270 от 16 августа 1941 года. Приказ № 270 имеет отчетливую личную сталинскую интонацию. Видишь, как Сталин ходит взад-вперед и диктует:
"Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой прямо героически. Даже те части, которые случайно попали в окружение, сохраняют стойкость и выходят из окружения".
Далее следует бесспорное перечисление фактов успешного выхода из окружения.
Сталин продолжает: "Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам". И Сталин называет три имени: первое — генерал-лейтенант Понеделин. Правда, на самом деле он генерал-майор. Сталин диктует: "Он имел полную возможность пробиться к своим, но он струсил и дезертировал к врагу". Вторым Сталин называет генерал-лейтенанта Качалова. "Он предпочел сдаться в плен", — говорит Сталин.
Третий генерал-майор Кириллов. "Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, сдающихся в плен? Нет, нельзя. Если дать волю этим трусам и дезертирам, они загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать".
Симонов в комментариях к дневнику 1941 года пишет: "Я должен сделать горькое признание: я был человеком своего времени и тогда, летом 1941 года, читая этот приказ Ставки, под которым стояла подпись Сталина, не меньше других верил, что люди, упомянутые в нем, действительно виноваты во всем, что им приписывают".
После войны Симонов подробно изучит обстоятельства, при которых указанные в приказе люди попали в плен. Точнее, двое из них. Генерал-лейтенант Качалов вообще в плену не был. Он погиб в бою 4 августа и на момент выхода приказа Ns 270 был мертв. Ситуацию с По-неделиным Симонов отслеживает по журналу боевых действий Южного фронта. 4 августа записано: "Группа Понеделина продолжает вести бои в замкнутом кольце без снарядов и артиллерии". Генерал Кириллов со своим корпусом, судя по документам, все время прикрывает отход других частей.