Страница 80 из 81
– Надо идти без ритма, – озабоченно сказал Пауль, припоминая, как ходят в Пустыне… это была память и реальная, и провидческая… – Смотри, – сказал он. – Вот как фримены ходят по пескам…
Он ступил на наветренный склон дюны и пошел вдоль ее изгиба, подволакивая ноги.
Джессика следила за ним шагов десять, потом пошла следом, подражая походке сына. Она уловила принцип: надо стараться имитировать естественные звуки Пустыни, возникающие от подвижек песка… от ветра. Но мышцы не желали следовать ненормальной системе: шаг… шарканье… шарканье… шаг… пауза… шарканье… шаг…
Вокруг них расстилалось само Время. Скальная стена впереди, кажется, вовсе не приближалась, а та, что осталась за спиной, все так же возвышалась над ними.
Тумп! Тумп! Тумп! Тумп! – застучало сзади.
– Манок, – сквозь зубы пробормотал Пауль.
Машинка стучала… и вдруг оказалось, что очень трудно не поддаться ее ритму, не шагать в такт ударам.
Тумп… тумп… тумп… тумп…
Они шли по залитой луной котловине, и мерный стук пронизывал все вокруг вниз и вверх, вверх и вниз по осыпающимся склонам дюн: шаг… шарканье… пауза… шаг… По крупному песку, почти гальке, на котором оскальзываются ноги: шарканье… пауза… пауза… шаг…
Напряженно вслушиваясь, они ждали, что вот-вот послышится знакомый шорох.
Когда же этот звук наконец пришел, он был вначале так тих, что шаги его заглушили. Но звук, приближаясь с запада, нарастал… становился все громче… громче…
Тумп… тумп… тумп… тумп… – усердно долбил манок.
Оглушительный шорох затопил ночь. Обернувшись на ходу, они увидели огромный движущийся вал песка.
– Иди, – прошептал Пауль. – Не оглядывайся!..
Сзади, от скал, раздался яростный шум, схожий со звуком обвала.
– Иди! – повторил Пауль.
Он отметил, что теперь обе стены, и впереди и сзади, были на одинаковом удалении.
А позади разъяренный червь крушил скалы, бился о них, и грохот сотрясал тьму.
Они все шли и шли. Мышцы ныли той же привычной болью, которая, казалось, растянулась в бесконечность. Но манящая стена впереди приближалась.
Джессика шла словно в пустоте, сконцентрировавшись только на том, чтобы идти: лишь сила воли заставляла ее передвигать ноги. Рот горел от жажды, но раздавшиеся за спиной звуки не позволяли и думать остановиться – пусть даже на миг, чтобы попить воды из водяных карманов…
Тумп… Тумп…
Взрыв бешеной ярости позади с новой силой сотряс скалы, заглушив манок.
И все смолкло.
– Быстрее! – прошептал Пауль.
Она кивнула, хотя и знала, что он не видит ее жеста, который был нужен ей самой – как бы дать понять мышцам, и без того измотанным до предела работой в противоестественном ритме, что от них потребуются еще бо́льшие усилия…
Стена впереди, несущая безопасность, уже закрывала звезды. У ее подножия тянулась полоса совершенно ровного песка. Пауль ступил на песок, споткнулся – он очень устал – и, пытаясь удержать равновесие, почти впрыгнул на гладкую поверхность.
Гулкий удар сотряс песок.
Пауль резко отпрыгнул в сторону, на два шага.
Бум! Бум!
– Барабанные пески! – придушенно воскликнула Джессика.
Пауль ухитрился восстановить равновесие. Мельком оглянулся, успев охватить взглядом пески и скалы, – до них оставалось всего метров двести. А позади раздался шорох. Как ветер, как гул потока… в мире без воды.
– Беги! – закричала Джессика. – Пауль, беги!
И они побежали.
Барабанный песок оглушительно рокотал под ногами. Миновав его предательскую полосу, они вылетели на мелкий гравий. Какое-то время бег казался отдыхом: по крайней мере в нем был нормальный ритм, это было естественное, понятное действие. Но песок и гравий словно хватали их за ноги. А страшный шорох приближался – казалось, на них надвигается буря.
Джессика споткнулась, упала на колени. Для нее не осталось ничего – лишь усталость, лишь звук позади, лишь ужас.
Пауль рывком поднял ее.
Впереди появился тонкий шест, торчащий из песка. Они миновали его, увидели следующий. Но Джессика поняла, что видит нечто необычное, лишь когда шесты остались позади.
А вот и еще один шест, изъеденный ветром и песком, торчит из щели в камне.
И еще один.
Скала!
Она почувствовала ее под ногами – твердая поверхность, а не вязкий песок. Стало легче бежать, у нее будто прибавилось сил. В каменной стене впереди темнела вертикальная тень – щель в скале. Они из последних сил рванулись к ней, забились внутрь.
А позади стих зловещий шорох.
Джессика и Пауль обернулись.
Там, где кончались песчаные волны, метрах в пятидесяти от каменного «берега», над пустыней вставал серебристо-серый холм, и каскады песка срывались с него. Холм вздымался все выше… и вот в нем разверзлась чудовищная жаждущая пасть – черный круглый провал, и его края искристо блестели под луной.
Пасть искала их, тянулась к узкой расщелине, куда забились Джессика и Пауль. На них обрушился густой запах корицы. Лунный свет сверкал на кристальных остриях зубов.
Огромный рот рыскал из стороны в сторону, то приближаясь к трещине, то откатываясь назад. Пауль затаил дыхание. Джессика сжалась у стены, не в силах оторвать взгляд от ужасающего зрелища.
Ей пришлось собрать воедино все, чему учили ее в Бене Гессерит, чтобы совладать с древним ужасом, с наследственными страхами расовой памяти, готовыми затопить ее разум.
Пауль чувствовал почти экстатический подъем. Только что он, переступив барьер времени, вступил на новую, тоже не известную ему территорию. Он чувствовал тьму впереди, непроницаемую для его внутреннего взора. Как будто какой-то его шаг был шагом в колодец… в провал меж волн, откуда будущее было невидимо для него. Все окружавшее его резко изменилось.
Но это ощущение слепоты, видение тьмы времени отчего-то не испугало его, но невероятно обострило все остальные чувства. Оказывается, он воспринимал и вбирал в себя до мельчайших подробностей вставшую из песков тварь, которая искала их. Пасть червя была огромна – метров восемьдесят в диаметре, не меньше… по краю ее сверкали изогнутые, как крисы, кристаллические зубы… могучее дыхание несло плотный запах корицы… менее различимые летучие запахи альдегидов… кислот…
Червь ткнулся в скалу над ними, закрыв лунный свет. В щель посыпался дождь из песка и щебня.
Пауль толкнул мать глубже назад…
Корица!!!
Запах корицы окутывал его.
«Что общего у червя с Пряностью – с меланжей?» – спросил он себя. И припомнил, как Лиет-Кинес проговорился, намекнув на какую-то связь между червем и Пряностью…
Брумм!..
Откуда-то справа, издали, послышался сухой громовой раскат.
И снова:
Брумм!..
Червь ушел обратно в песок. Какой-то миг он лежал неподвижно. Кристаллы зубов разбрасывали вокруг лунные блики.
Тумп! Тумп! Тумп! Тумп!
«Еще манок!» – понял Пауль.
Тоже справа.
По огромному телу чудовища прокатилась дрожь. Оно погрузилось глубже в песок; теперь над поверхностью оставалась лишь арка пасти, точно разверстый зев уходящего в песок тоннеля.
Песок зашуршал, зашелестел.
Червь еще глубже ушел в песок, начал разворачиваться. Теперь это снова был продолговатый песчаный холм, ползущий через дюны.
Пауль вышел из укрытия, глядя, как катится грозная песчаная волна через пустыню на новый зов.
Вслед за ним из щели осторожно выбралась Джессика. Прислушалась.
Тумп… Тумп… Тумп… Тумп…
Наконец звук смолк.
Пауль нашарил трубку своего дистикомба, глотнул водяной конденсат.
Джессика смотрела, как он пьет, но словно не видела – она еще не отошла от усталости и пережитого ужаса.
– Он точно ушел? – шепотом спросила она.
– Его кто-то позвал, – ответил Пауль. – То есть не «кто-то». Фримены.
Понемногу она приходила в себя.
– Он огромен, чудовищен…
– Ну, не так огромен, как тот, что слопал наш топтер…
– А это действительно были фримены?
– Они пользовались манком.