Страница 12 из 21
«Совершенно согласен, что в подавляющем большинстве летчики имеют нежную художественную натуру, а прячут они ее в одежду мужества по причине компенсации тех необычных явлений, ощущений, ситуаций (иногда даже стрессовых) которые они испытывают в летной практике».
«Артисты не стесняются где угодно и любыми нежными словами заявить о своей любви к искусству. У летчика все по-другому. Фанатизм (а это есть тончайшая, бескорыстная любовь к полету) может быть высмеян. Поэтому летчик за панцирем прячет слишком хрупкое и слишком дорогое ему чувство. Часто можно слышать: „Подумаешь, летчик! Петля, штопор“. Невольно хочется воскликнуть: „Что ты понимаешь в «петле», «штопоре»?“ Не в смысле техники пилотирования, а в смысле поэзии полета?»
«Понятнее было бы сказать не столько „художественная натура“, сколько „человеческая натура“. Профессия летчика неотделима от риска. Чувство самосохранения безотчетно, присуще каждому человеку, а летчик, прежде всего, человек. В момент внезапного возникновения опасности охватывает испуг, затем начинается поиск выхода, затем действие, и страх отступает, уступая место порыву овладения машиной. Позже на земле иронизируешь над собой, но о том, что испугался, стараешься умалчивать. Когда случается летное происшествие (гибель), сильно волнуются семьи, слезы. В этих случаях летчики оценивают „грубые одежды фронды“. Летать-то надо. Катастрофы наносят моральный и психический урон, до некоторой степени деморализуют. Но жизнь есть жизнь, она продолжается, и сегодня надо кому-то продолжать дело того, кто погиб, кому не повезло. Трагедии из этого не делаются. Очень плохо, когда в летные дела вмешивается дилетант, не имеющий понятия о тонкостях этой профессии. Это характерно для тех периодов, когда авиацией командует пехота».
«Большинство при списании с летной работы (даже если нет пенсии) не хотят оставаться на наземной работе (в армии). Как человек, где-то и страдает от возможных аварийных ситуаций в предстоящих полетах. Но они постоянно тренируют сознание опасности отодвигать на второй план, чтобы тревога за собственное благополучие не мешала принимать ему решение и действовать грамотно, хладнокровно и быстро. Нервы нормального человека никогда не остаются безразличными к опасности. За 30 лет летной службы я не считаю себя „выпотрошенным“. Единственное, что все пролетающие самолеты сопровождаешь поднятием головы вверх в направлении полета».
«Счастье – это цель. Чем она больше и труднодостижимее, тем больше счастье. Цель достигнута, привлекательность теряется. Человек отыскивает другую цель и снова идет к ней.
Если летчик счастлив своей профессией, значит, в ней есть цель. А все неурядицы, семейные, служебные, воспринимаются как огорчительные препятствия. Что касается подсознания страха, ожидания несчастья – это для дилетантов. Это для тех, кто, словами Куприна, „взял да и притворился летчиком“.
Выпотрошенность „за какие-то 20 лет, не отсюда“. Это фактор не физический, а духовный, моральный. Дескать, вот и все. Что я умел, чем жил, окончилось. Спасет оптимизм и другие цели».
«Да, счастлив, ибо удовлетворен тем, что ты делаешь. Для меня счастье не только сам полет, но все то, что с ним связано. Рост в должности тоже радует, если ты растешь без помощи „волосатых лап“, значит, ты действительно хороший летчик. Ибо, чтобы стать хорошим летчиком, нужен талант, любовь к профессии, умение извлекать всегда новое для себя. Насчет давящего чувства страха, фатальности, незащищенности… Я бы это назвал несколько по-другому, хотя и эта жесткая формулировка иногда верна. Лично я не испытывал страха в полете. Если попадал в нештатные ситуации, страх приходил потом, ночью, во сне. Когда думаешь, что было бы, если бы не справился. Чаще было чувство опасности, настороженность, ожидание отказа. Когда они, отказы, происходили, я был готов к ним, так как ждал их. Такое ожидание было во всех благополучных полетах и пропадало, когда надо было действовать, когда происходил отказ. Тут я работал. Эмоции были потом. Влияло ли это на мою изношенность, наверное, да.
Но я знаю случаи, когда чувство страха у летчика возникало с момента подхода к самолету, точнее с того момента, как планировали на полет. Один из молодых летчиков спустя месяц после катастрофы попросил меня списать его с летной работы, так как он откровенно стал бояться летать. Он мне сказал: „Меня все время преследует чувство страха в полете, я все время думаю о катапультировании, несколько раз в полете трогаю ручки катапульты. После полетов со страхом думаю, что надо летать на следующий день, если я погибну, как будут жить мои дети“. Износ летчика там, где несут дежурство. Долголетие обеспечивает физическая выносливость. Служить в Кубинке или в Ашхабаде не одно и то же. Но самое главное все же в старении летчика, его износ – это его работа».
«На мой взгляд, фанатизм не является защитой от психологических слабостей. После каждого полета летчик испытывает чувство внутреннего удовлетворения. Даже после аварийной ситуации. (Из моей жизни: сажал горящий самолет в 1957 г., отказ бустера на малой высоте, разрушение пневматики колеса и сброс самолета с ВПП и др.). Всегда испытывал чувство гордости, уверенность в своих силах, желание сразу же после такого полета снова летать. Что практически и было. А кто верит в слепое везение, в счастливую случайность, чудом выкрутился из опасного положения – это летчик-фанатик. Вот для такого летчика фанатизм является защитой от психологических слабостей, но летное долголетие его непродолжительное».
«По-моему, фанатизм просто исключает эти психологические слабости, они не могут существовать рядом. Раньше была традиция, если кто погибал, все тотчас летали на это задание. Так вырабатывался иммунитет от страха. Фанатизм – не защита от слабостей, а его антипод».
«Здесь не совсем точно избрано слово „фанатизм“. Фанатик – человек, слепо верующий во что-то, для которого не существует ничего, кроме идеала. У летчика, кроме работы, есть семья, дети, охота, рыбалка и т. д. Преданность, любовь к авиации вовсе не исключают других интересов.
Что подразумевать под „психологическими слабостями“. Да, они есть. Например, боязнь данного типа самолета. Летчик может испытывать чувство страха перед неизвестным. Из рассказа моего сына-летчика:
„Перед первым полетом на штопор было страшно, но виду не подавал, с нетерпением ждал вылета, даже икота появилась. А когда сам выполнил, даже растерялся, оказывается, это нестрашно, а даже интересно“.
Не нужно путать страх и настороженность. Бывает страх у летчиков, когда вылетает сразу после гибели другого. Преодоление страха зависит от его нервной системы. Я провозил многих на полигон после катастрофы (поздний вывод) и видел, как некоторые не могли снизиться на нужную высоту. Любовь к профессии, профессиональная гордость заставляют летчиков скрывать, прятать свои слабости от друзей, от командиров. Умный командир способен их заметить по поведению (радиообмен, зажим ручки, педалей). Летчика можно убедить в его силах (психологическая поддержка). Упреки в трусости погубят все дело.