SÜr Сны

***

Во сне я - коллекционер почтовых марок. Откуда-то у меня появилась эфиопская марка с двумя чернокожими эфиопами в белых балахонах в полный рост на ней. И как только у меня появилась эта марка, со мной стали происходить неприятные случаи: автобус проезжает мимо меня без остановки, хотя я рассчитывал сесть в него; я подхожу к тележке с мороженым, но меня опережают дети. Целая толпа детей раскупает передо мной всё мороженое. Я не могу перейти улицу ввиду плотного и безостановочного, быстрого движения транспорта передо мной. Во сне я понял связь между моими неприятностями и моей эфиопской маркой. Я решил от неё избавиться. Но просто взять её и выбросить я почему-то не мог. Я пытаюсь сбыть эту свою мистическую марку другим коллекционерам, но она никому не нужна. И поэтому я продолжаю претерпевать всякие неприятности. А выбросить её, или порвать, или сжечь я почему-то не могу. Так я и мучаюсь со своей маркой. Всё мучаюсь и мучаюсь я, бедолага.

***

Мне почему-то захотелось пойти на службу в синагогу. Но я же не знал, как себя вести во время богослужения в синагоге! Поэтому я составил конспект на нескольких листках в клетку - писал убористым почерком в каждом ряду клеток - писал конспект обо всём, что я увижу-услышу, и что мне надо делать во время еврейской службы в синагоге. Но на деле у меня не очень-то получалось следить за службой, читать конспект и выполнять требуемые действия. Но я не отчаивался и продолжал присутствовать во время богослужения в синагоге, благо, меня никто из собравшихся в синагоге евреев не прогонял. Но тут я заметил, что мой правый карман отсырел и набух. Я смотрю вниз на карман и сую в него руку. В кармане я обнаруживаю размякшие-раскисшие набухшие в воде сырые хлебные крошки белого хлеба. Каждая из крошек размером с сантиметр. И количество хлебных крошек продолжает расти. Крошки уже не помещаются в карман и лезут из него наружу. Я пытаюсь надавить на эту сырую хлебную массу, типа: утрамбовать её и предотвратить выпадение отдельных хлебных крошек на пол синагоги. Но у меня это плохо получается. Крошки всё в большем количестве падают мне под ноги. А от того, что я трамбовал-мял эту массу в кармане, выделилась масса чистой воды, которая размочила мне все брюки, стекая на пол, и образовала лужу на каменном полу. Я понял, что мне необходимо немедленно покинуть синагогу, пока меня не обвинили в том, что я намусорил крошками и устроил в синагоге потоп. Я пошёл к выходу, но почему-то сразу я его не нашёл ╛- я заблудился в синагоге, которая у меня во сне состояла из множества залов, коридоров и множества дверей в них. Выбившись из сил в поисках выхода, я отошёл к крайней колонне в углу какого-то зала и прислонился к ней. Закрыл глаза. А когда открыл их, то мой взгляд упал на находящуюся рядом оконную нишу. На глубоком подоконнике я заметил плотно скатанный цилиндр-бочонок из тысячерублёвых купюр, охваченных тонкой голубой резинкой. Я взял деньги, осмотревшись по сторонам. Я был один в этом колонном зале - все были на службе в главном зале синагоги. Найденные деньги прибавили мне сил, подняв настроение. Но разворачивать цилиндр и пересчитывать деньги в синагоге я не решился, поэтому в поисках выхода я всё гадал-прикидывал, сколько денег может быть в этом цилиндре. А вот и выход. Я вышел на улицу. Место выхода оказалось не тем, откуда я заходил. И оказалось оно во дворе главного здания Петербургского государственного университета напротив длинной галереи в нём рядом с домом Блока. И была солнечная погода во дворе.

***

Иран. Побережье. На берегу моря на песке стоит телевизор экраном в сторону моря. Дно у берега пологое песчаное. И от того места, где сидя на песчаном дне море скрывает человека с головой, по 5 сидящих человек в шеренге и по 12 человек в ряду (ряд в направлении углубления моря - но углубление незначительное) рассаживаются на свои задницы на дно всё первое отделение этой (Дружносельской) психбольницы. Командует рассаживанием медсестра Ольга Викторовна. Поскольку сейчас по телевизору, установленному на берегу, начнут показывать футбол (чемпионат Европы), то в первые шеренги предлагает она сесть любителям футбола (Рощину, Ефимову, мне и другим). А рядом с подводным первым отделением психбольницы прячутся под водой иранские военные с оружием и боевой техникой. И так замаскировались мы от американских самолётов, бомбардировки которых на нас мы боимся. А с дыханием под водой у нас проблем не возникало. Но мы как люди всё-таки свежий воздух предпочитали тому, которым мы дышали под водой. Поэтому нам по одному разрешалось вставать в полный рост (вода оказывалась нам по пояс) и дышать свежим воздухом, типа: одиночная фигура в море могла быть принята американскими лётчиками за купающегося человека.

***

Я еду в трамвае. Сидя. А на коленях я держу горизонтально крышку люка, чугунную, тяжёлую, грязную. А в трамвае народу очень много, так что можно сказать, что трамвай набит людьми. Вокруг меня толпятся дети младшего школьного возраста. Я стелю на люк газету, которую загибаю по краям люка вниз, чтобы не пачкать детей грязной кромкой люка, так как детей толпа прижимает прямо на люк. А сверху на люк я сажаю одного маленького мальчика, и мне становится ещё тяжелей, но я терплю.

***

Я в районе жилых новостроек Парижа. Домов высотой в 12-16 этажей вокруг очень много. Я любуюсь их современной архитектурой, ведь они все очень нескучные для глаза, не то, что у нас в России. А вся эта новая застройка происходит на месте панельных домов, уже потемневших от времени, постройки 70-х годов, скучных на вид, таких, каких у нас полно в Купчине. То есть эти "старые" дома сносят, и на их месте возводят новые. Кварталы новостроек вплотную подходят к аэродрому, с которого взлетают современные самолёты средних размеров (до 100 пассажиров на борту). А после аэродрома опять идут новостройки. И снова аэродром посреди жилых новостроек. И далее жилые дома. И если я точно знал в начале своего сна, что я в Париже, то есть во Франции, так как окружающие меня люди говорили по-французски, то теперь я был в Германии: вокруг меня говорили по-немецки. Но вот ещё на что я обратил внимание. Люди в общении были неэмоциональны, как будто запуганы проявлять свои эмоции. И ещё я во сне стал свидетелем того, как немцы тайком, боясь быть застигнутыми, с ностальгией рассматривают карту Германии в границах 1990 года. То есть карта, на которой обозначены государственные границы, в приснившемся мне недалёком будущем будет предметом изъятия, крамольным предметом для правительства Евросоюза - единого и неделимого Евросоюза.

***

Я служу в армии где-то далеко за полярным кругом. Основным продуктом питания у нас, военнослужащих, является рыба, так как наша в/ч (воинская часть) расположена на берегу Северного ледовитого океана. Пойманная нами самими, солдатами, рыба складируется на улице - так там холодно, что она не портится на открытом воздухе. Зато она сильно обледеневает. Как-то будучи в наряде по столовой я с товарищами солдатами перенёс ледышки с рыбой внутри льда в помещение, где мы эти ледышки бросаем об стену, чтобы разбить сковавший рыбу лёд, а затем с помощью ножа, специального, с длинным узким лезвием - это даже не лезвие скорее, а штык-трёхгранник - откалывает тот лёд с рыбы, что не отбился об стену. А в помещении том у стены стоял шкаф. На одной из полок моё внимание привлёк резной, из чёрного дерева, большой индийский слон, 30 сантиметров высотой. И вот я смотрю на этого слона. И вдруг из-за него показалась чёрная блестящая тонкая змея. И вот она бросается на меня. Я успел отвернуться от неё, и она оказалась у меня на спине. А был я в старой солдатской шинели советских времён. И мне другие солдаты кричат, чтобы я немедленно сгорбился, чтобы змее невозможно было зацепиться в укусе широко раскрытым ртом длинными ядовитыми зубами за шинель на спине. Я немедленно сгорбился, натянув ткань шинели на спине, и протягиваю через голову находящемуся позади меня другому солдату свой штык. И этот солдат, взяв у меня штык, придавил змею штыком у её головы к моей спине и пилит-режет её. Я спасён.