Страница 13 из 45
— А-а-а-а! — диким голосом закричала какая-то женщина. — Они здесь, здесь!.. — И она с плачем кинулась разбрасывать кирпичи.
Уставшие, перепачканные девушки возвратились в Клуб железнодорожников. Там никто не спал. Над Москвой вставал рассвет.
Утром девушки получили назначение. Их направили на строительство оборонительных сооружений на дальние подступы к Москве. Посадка на грузовики происходила здесь же, на Комсомольской площади.
С рассветом к вокзалам потянулись сотни людей с чемоданами, узлами, ящиками.
— Уезжают, — грустно сказала Надя. — Тяжело теперь в Москве.
Машины катились по шоссе Москва — Минск. Просторная автострада позволяла развить большую скорость. Водители пользовались этим и выжимали из видавших виды полуторок и трехтонок все возможное и невозможное: придирчивых московских милиционеров здесь не было, и это радовало шоферские души.
Все же на редких КПП[1] водители послушно подчинялись регулировщицам движения — какой-нибудь курносой девчушке в пилотке. Никто не нарушал порядка: время военное, простым штрафом не отделаешься.
Машины весело неслись по дороге, обгоняя тяжелые зеленые грузовики, нагруженные боеприпасами, продовольствием, снаряжением.
Девушки пели. Знакомая всему миру, звучала песня о великой столице:
Кипучая, могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая!
Простые, задушевные слова приобретали теперь новый смысл, и сама песня звучала по-новому, она больше походила на военный марш.
По обе стороны шоссе тянулись широкие колхозные поля, желтела неубранная рожь, никли к земле тяжелые колосья пшеницы, зеленела сочная ботва картофеля. Проплывали рощи, перелески, мелькали потемневшие от дождя одноэтажные домики с резными наличниками и веселыми деревянными петушками на флюгерах и воротах. Синели неглубокие реки и пруды, отражая безоблачную высь.
У моста колонна остановилась. Шофер схватил брезентовое ведро и побежал к озеру.
— Разомнитесь, девчата, мотор перегрелся.
Девушки соскочили на землю.
На шоссе показались санитарные машины. Дойдя до грузовиков, они тоже остановились.
— Девочки, смотрите, раненых везут!
Девчата окружили машину с красным крестом на борту.
Обросшие, бледные от потери крови, раненые производили тяжелое впечатление.
— Сверни-ка, дочка, покурить, руки не владеют. — Бородатый младший командир с загипсованной грудью и тяжелыми куклами спеленатых рук слабо улыбнулся.
Надя неловко свернула толстенную самокрутку:
— Послюните, пожалуйста!
— Ты уж сама, доченька, я не побрезгаю.
— Он даже рад будет, — прошелестел лежащий навзничь моряк с громадным гипсовым сапогом на раздробленной ноге.
— Молчи, черт дохлый! Не смущай! — шутливо накинулись на моряка соседи.
Покраснев, как пион, Надя вставила самокрутку в потрескавшиеся губы сержанта и зажгла спичку.
Рядом молчаливо лежал красноармеец с красным от жара лицом. Нина намочила платок и положила на лоб красноармейцу.
— Спасибо, сестрица, — проговорил боец, не открывая глаз.
— Ну, как там на фронте? — спросила Лара.
— Прет немец, туды его в душу… вы уж простите, — девчата!
Раненые помрачнели.
— Авиация долбает — головы не поднять.
— Мы ему тоже даем жизни, будь здоров, не кашляй! — подмигнул моряк.
— Воздух! — отчаянно закричали издалека. — Рассредотачивайтесь!
Из-за леса вынырнула шестерка «Мессершмиттов». Пулеметные очереди рубанули по машинам. Надя скатилась в кювет, многие девушки побежали к лесу.
— Ложись! — прокричал начальник колонны. — Не бегать!
Лара осталась у машины с ранеными.
Беспомощные красноармейцы смотрели в небо.
Две санитарные машины укрылись в лесу.
— Водитель! Где водитель? — Лара бросилась к кабине.
Кабина была пуста.
Рванув дверцу, Лара вскочила в кабину, нажала эбонитовую кнопку. Перекрывая стрекотание пулеметов, надрывно загудел сигнал.
— Ты что делаешь? — вынырнул откуда-то перепуганный шофер. — Спасайся! Убьет!
— Гони машину в лес, подлец, понимаешь?!
— Что ты? Убьют! Тикай отсюда, командирша!
Лара кинулась к кузову. Моряк протянул ей пистолет:
— Стреляй эту дешевку с одной пули!
Схватив тяжелую рубчатую рукоятку, Лариса, замирая от страха, ткнула стволом в трясущегося водителя:
— Садись за руль!
Опасливо косясь на закопченное дуло, шофер вцепился в баранку.
Машина помчалась к лесу. Лара юркнула в кювет.
Неожиданно крупнокалиберные пули перестали щелкать по асфальту. Из-за облака выскочили два юрких краснозвездных самолета. В воздухе закипел бой. Со страшной скоростью самолеты гонялись друг за другом.
Девушки, прикрыв глаза от солнца, следили за ожесточенной схваткой. Один «Мессершмитт» задымил и вспыхнул, как факел, остальные обратились в бегство. Падающей звездой пронесся по небу подбитый стервятник, оставляя за собой багрово-черный шлейф дыма и огня. Из-за леса послышался глухой взрыв.
— Ура! — закричали девушки. — Сбили, сбили!
Низко над шоссе пронесся советский истребитель и, спланировав, сел невдалеке от автоколонны.
— Наш!
Не обращая внимания на призыв начальника колонны, девушки бросились к самолету. Возле него стоял летчик в унтах и кожаном шлеме. Он был еще весь в азарте боя и, не обращая внимания на бегущих к нему со всех сторон людей, с руганью грозил кулаком небу, где одиноко кружил его товарищ.
Подбежавшей Нине он огорченно сказал:
— Подбили-таки окаянные, будь они трижды через нитку прокляты!
Девушка хотела сказать летчику, что он молодец, настоящий герой, она готова была обнять его, но струйка крови на его лице остановила ее порыв.
— Ой, у вас кровь…
Нина платком перевязала летчику лоб.
Поблескивая озорными синими глазами, он рассказал ей о бое.
— Ничего, авось получу новую. Спасибо, Витька Талалихин помог, а то…
— Это он летает?
— Он самый! Охраняет нас. Парень гвоздь. Москвич, между прочим.
— И мы москвичи.
Летчик опомнился Покрутил забинтованной голевой.
— Батюшки, девчат-то сколько, прямо цветник! А это командир ваш, с пистолетом?
— Что вы! — смутилась Лара, заметив, что сжимает в руке пистолет. — Это не мой… сейчас отдам.
— По машинам! — прокричали издали.
— Спасибо, землячка! Тебя как зовут?
— Нина Шишкова.
— Анатолий Павлов. Кировская, дом два, квартира двадцать четыре! Заходи после войны!
Девушки побежали к машинам.
Нина подняла голову, глянула в глубокие синие глаза и, став на носки, поцеловала летчика в окровавленную щеку и бросилась за подругами.
Слегка оторопев, летчик долго смотрел ей вслед.
Колонна скрылась за поворотом.
Летчик вздохнул и, помахав барражирующему в синеве товарищу, пошел к самолету.
Глава седьмая
Перед бурей
Фашистские самолеты стали летать на Москву каждый вечер. С немецкой аккуратностью появлялись они над столицей ровно в половине одиннадцатого. По ним можно было проверять часы. И, когда кто-либо из бойцов спрашивал, скоро ли можно ложиться спать, Кузя отвечал:
— Не скоро, еще фрицы не пролетали. Вот как пролетят, останется ровно полчаса.
Зато обратно самолеты улетали всегда в разное время. Иные вынуждены были поворачивать назад у самой Москвы, не рискуя проникнуть за огненный зенитный пояс столицы. Обозленно жужжа, они кружили в вышине, выискивали подходящую цель и в конце концов сбрасывали бомбы куда попало.
В середине августа ополченскую дивизию перебросили за Вязьму. Теперь фронт был совсем недалеко. Иногда ветром доносило глухой гул, грохот грандиозного сражения. Фашистские армии упрямо рвались к Москве.