Страница 30 из 56
Ответы на все загадки и вопросы «Слова», включая имя автора, содержатся в самом «Слове». Несмотря на предельную лаконичность, сжатость, тензорность изложения, «Слово» перенасыщено информацией, надо только суметь воспринять и правильно истолковать ее.
И. Д.: — При этом надо со всей полнотой учитывать, в каком историко-литературном контексте оно создавалось.
А. Г.: — Ценю своевременность вашего замечания, Игорь Николаевич. Действительно, при всем значении исторических факторов, определивших выбор темы и идейной направленности «Слова», оно должно подчиняться литературным нормам и канонам своего времени. Литературный же средневековый канон предполагает очень жесткую установку на прецедент, на то, что уже было опробовано и отработано предшественниками, на «готовое слово». И «Слово» действительно представляет собой типичную для средневековой литературной практики центонную композицию, причем иентонный принцип проявляется на всех структурных уровнях: на сюжетном и композиционном, в использовании традиционного, устоявшегося набора мотивов, образов, тропов и других общих мест, характерных для христианско-героической поэзии XI — XIII веков на территории всей Европы. Широта и сложность литературного фона «Слова о полку Игореве» свидетельствуют о широте и интенсивности литературных связей Древней Руси с окружающим миром, заставляют еще раз, вслед за А. К. Толстым, горько пожалеть о том, как безжалостно была затоптана татарскими сапогами заря замечательной культуры, которая разгоралась на Руси в XII — XIII веках.
Этот традиционный для средневековья ценностный метод отнюдь не принижает художественный уровень и самобытность «Слова». Самобытность эта выражается прежде всего в неповторимости звучания и богатстве специфически национальных смысловых обертонов русского поэтического слова, в замечательно тонком и высокохудожественном отражении русских исторических, литературных и бытовых реалий, в точном определении особенностей русской действительности, приобретающем в исторической перспективе пророческое звучание. Кто посмеет отрицать специфическую национальную нацеленность и актуальность основных идей и предупреждений «Слова», глядя на события последних лет русской жизни? Ведь опять «князья несут розно Русскую землю», снова «розно хоботы их знамен машут», снова «в поле незнаемом» земля засевается костьми русских сынов и плачут их жены и матери.
Г. Б.: — Будем верить в пророческую силу Русского Слова, будем надеяться, что оптимистический, солнечный финал его сулит Русской земле такое же светлое будущее. •
РАКУРС
Ирина Прусс
Сангвиник Винни Пух и истерик Тиггер
Мы уже опубликовали четыре реферата по книге польского психолога и психиатра Антонина Кемпиньского «Психопатия».[* Н. Познанская. «Знание — сила», 1996, №№ 10—12; 1997, № 1.] Вам были предъявлены портреты истерика, психастеника, эпилептоида и параноика; вы могли прикинуть их к своим родным и знакомым, может быть, даже и к себе. Каждую публикацию сопровождал пример из художественной литературы: Шекспир, Лев Толстой, Александр Солженицын. В этом номере реферата нет, но мне хотелось бы, чтобы тень Кемпиньского здесь витала.
Писатель, переводчик и философ Вадим Руднев вооружился самым современным научным инструментом: структурализмом и постструктурализмом, классическим психоанализом и постфрейдовской аналитической психологией, аналитической философией, философской поэтикой Бахтина — и со всей этой тяжелой артиллерией обратился к любимой детьми и их родителями сказке Алана Милна о Винни Пухе (которую сам же и заново перевел).
Оказалось, каждой науке есть чем поживиться в знаменитом лесу, в компании игрушечных героев. В том числе и психологии, оперирующей понятиями, к которым обращался и Кемпиньский.
«Характеры в «Винни Пухе» удивительно выпукло и четко очерчены: Пух жизнерадостен, добродушен и находчив, Поросенок тревожен и труслив, И-Ё (в переводе Заходера — ИА-ИА) мрачен и агрессивен. Кролик авторитарен, Сыч оторван от действительности и погружен в себя, Тигтер добродушно агрессивен и хвастлив, Ру все время обращает на себя внимание»,— пишет В. Руднев и далее описывает каждого героя сказки языком характерологии Э. Кречмера, П. Ганнушкина (и, добавим, А. Кемпиньского).
Сам Винни Пух туг же становится «выразительным примером циклоида-сангвиника, реалистического синтонного характера... и пикнического телосложения»: он приземистый, полный, с короткой толстой шеей (как и все на свете плюшевые медвежата). Человек такого склада любит жизнь и живет в гармонии с окружающим. Любит простые вещи: еду, вино, женщин, веселье; ему чужды понятия отвлеченные. Такие люди добродушны, но могут быть недалекими. Знаменитые циклоиды мировой литературы чем-то очень похожи на Винни Пуха, замечает В. Руднев: Санчо Панса, Фальстаф, мистер Пиквик.
Поросенок — «пример психастеника, реалистического интроверта, характер которого прежде всего определяется дефензивностью, чувством неполноценности». Отсюда его постоянная тревожность, трусливая неуверенность в себе, тоскливо-навязчивый страх перед будущим. Как подробно описывал Кемпиньский, мысли психастеника тормозят его действия. Он обо всем думает наперед и склонен предсказывать самый ужасный исход событий. Но он очень совестлив, стыдится своей трусости и в трудную минуту вдруг способен на чудеса храбрости. Телосложение его, по Кречмеру, «лептосомное»: он маленький, худенький.
И-Ё: психиатр, по мнению В. Руднева, сказал бы, что он страдает «тяжелой эндогенной депрессией, которая всецело овладевает личностью и управляет его поведением». Характер его деформирован этой постоянной депрессией и внутренне противоречив. С одной стороны, он эпилептоид: агрессивен и казуистичен; с другой — он шизоид, оторванный от окружающего. Но все же он не настолько авторитарен, чтобы потерять всякую душевную тонкость и доброту, и не настолько замкнут на себя, чтобы совсем не видеть своих друзей и доброе в них. Он может изощренно издеваться над Поросенком, но в глубине души быть весьма к нему расположенным. В. Рудневу все это напоминает характеры героев Достоевского.
Кролик зато — типичный эпилептоид: авторитарен, стремится подчинить себе окружающих. Психологически это связано с механизмом гиперкомпенсации, с помощью которого он преодолевает собственный комплекс неполноценности. Тип реалистический, но не тонкий; способный организатор, но неискренний и недалекий. Его внутренний мир пуст, потому он постоянно нуждается в окружающих, чтобы использовать их как инструмент для удовлетворения своих социально-психологических амбиций. Он все время пытается кем-то командовать, но часто попадает впросак, по-скольку недооценивает партнеров.
Тиггер инфантилен и демонстративен: классические свойства истерика. Всегда хочет быть в центре внимания, невероятно хвастлив, совершенно не в состоянии отвечать за свои слова; всем этим напоминает Хлестакова и Ноздрева.
Как видим, в компании Винни Пуха можно найти классические характеры из учебника по психологии. Их появление там, где меньше всего ожидаешь их встретить,— в детской сказке, вызывает улыбку. Возможно, эта улыбка убережет кого-нибудь от того, чтобы относиться к любым научным классификациям со звериной серьезностью и искать в окружающих точное и полное соответствие теоретическим концептам, идеальным типам. Конечно, у Милна эти концепты бегают, говорят, смеются и ссорятся, но на то и сказка, особенно современная, в которой всегда велика доля научной икры. В реальной жизни люди всегда оказываются сложнее и противоречивее, чем характер И-Ё.
Но стоит задуматься и над другим. Лишенные психологических тонкостей и полутонов, сказки выволакивают на свет божий простейшие конструкции, лежащие в основе, в глубине нашей социальной и психологической природы. Специфическими методами они делают то же, что и наука, обнажая скелеты повторяющихся сюжетов (типов отношений) и характеров. Так что улыбка улыбкой, но научный анализ сказок оказывается весьма продуктивен.