Страница 26 из 56
Именно культ мученичества помог сторонникам Хомейни поднять массы. Шиитские богословы (в отличие от суннитских) являются не только специалистами по священному праву, но также и знатоками жития мучеников. Страдание — вещь гораздо более волнующая, чем юриспруденция, и это дало шиитским богословам большое преимущество перед суннитскими, когда они обращались к толпе.
Впрочем, как ни важны были тема мученичества и весь популистский багаж шиизма в период подготовки революции, этот персональный элемент был начисто перечеркнут Хомейни, как только революция завершилась. Получив власть, он решительно приравнял ислам к исполнению Закона. Закон следует исполнять всегда и с одинаковым тщанием как до, так и после возвращения имама. Пока имам не вернулся, толкование и исполнение Закона будет возложено на ученых — кто лучше них знает Закон? Шиитское государство станет своего рода республикой (где первые роли отводятся богословам), цель которой — исполнение воли, но не народа, а Бога, как она выражена в Священном писании. Грядущий приход имама остается желанным дня всех событием, но он не сможет существенно повлиять на политическую ситуацию. Таким образом, хотя особенности шиизма действительно помогли совершить удивительную Иранскую революцию (сбросившую государство, которое не проиграло войны и целиком сохранило свою армию и финансы), тем не менее направление, принятое в конечном счете режимом, полностью совпало с общей линией развития ислама — от принятого в культуре низов почитания личностей к характерному для высокой культуры почтению перед Законом.
Сегодня в мусульманском мире можно наблюдать устойчивую тенденцию к созданию Уммы — вселенского объединения всех сторонников ислама на базе общей веры и решимости исполнять предписанный ею закон. Но как строится в таком обществе внутренняя политика? На практике мусульманские государства являются насквозь патерналистскими. Правительства здесь опутаны плотной сетью коррупции. Формальные общественные институты и установления значат гораздо меньше, чем неформальные связи, опирающиеся на оказанные в прошлом взаимные услуги, на покровительство сверху взамен на поддержку снизу, и т. д. Священный закон регулирует мельчайшие подробности повседневной жизни, но не институты власти. Незыблемая религиозная конституция заключает в себе правила, определяющие течение общественной жизни, но не содержит проекта организации политической власти. Этот вакуум заполняет патерналистская политика, но общество не выказывает при этом недовольства. Фундаменталисты последнего поколения проявляют особую непримиримость по отношению к институтам, деятельность которых предполагает какой-либо компромисс с миром. Они держат себя так, будто являются незамутненным воплощением самого ислама, и решительно осуждают богословов старого поколения, запятнавших себя сотрудничеством с нечистым государством. Эти новые пуритане пока еще не захватили всю власть, но если им это удастся, будет интересно посмотреть, станет ли их сценарий опустошения царства (разумеется, земного) столь же катастрофическим, как и во многом аналогичные фундаменталистские замыслы большевиков.
В традиционном исламском мире основой политического строя была сплоченность, а сплоченность могла возникнуть лишь в суровых условиях племенной жизни, где никакое государство не заботилось о поддержании мира и потому безопасность человека зависела только от взаимного доверия соплеменников. В противоположность этому в атомизированном мире городов, вызванных к жизни экономическими потребностями общества, сплоченность была делом немыслимым, ибо социальная солидарность и цивилизованное производство суть вещи несовместные: каждая из них имеет свою нишу в обществе. Поэтому город всегда получал правительство «в дар» от племен, причем через каждые три или четыре поколения дар этот возобновлялся, так как предыдущие правители-завоеватели, расслабившись в условиях цивилизованной городской жизни, теряли былую силу, единство и сплоченность.
В современном, гораздо более развитом и протяженном городском мире по-прежнему сохраняется атомизация, но вот от благодатной племенной почвы, производившей политические таланты, теперь уже мало что осталось. Даже грамотные представители племен уже нс могут без специальной подготовки занимать современные административные должности, и все более редкими становятся военные победы клановых вооруженных формирований над современной регулярной армией. Поэтому вместо прежних кланов обществом сегодня управляют квазиплеменные клики, союзы, заключаемые по принципу землячества, родства, обмена услугами, опыта совместной работы в учреждениях и т. д. Причем во всех этих случаях ведущую роль играют доверительные личные отношения, а не формальные связи, задаваемые существующими бюрократическими структурами. Любопытно, что эта система не вызывает в мусульманских обществах возмущения и в общем воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Такое причудливое сочетание религиозного морализаторства и циничного патернализма поражает многих наблюдателей.
Означает ли это, что мораль здесь — сплошное лицемерие? Думаю, что это не так. Скорее, даже наоборот. По-видимому, сам факт, что государство исполняет (по крайней мере, не нарушает) Закон, уже достаточен для удовлетворения моральных требований общества. Если это условие соблюдается, то все остальное, включая привилегии, злоупотребления служебным положением и т. д., рассматривается сквозь призму борьбы между кланами, где победитель по праву получает если не все, то по крайней мере лучшую часть благ, добытых в этой борьбе. От политиков и не ждут ничего другого. Таким образом, сформулированное известным исследователем Ибн Халдуном замечательное определение государства как института, пресекающего любую несправедливость, кроме той, которую оно творит само, и сегодня вполне сохраняет свою силу. Предположение, что поверх Уммы, конституированной коллективным намерением исполнять предписания религиозного Закона, может появиться еще и Гражданское общество, которое призовет государство к ответу, является почти нечестивым, во всяком случае нереалистичным. Требовать отчет у государства можно лишь в том случае, если оно нарушит или не сумеет исполнить данный свыше Закон. Никакие требования, выражающие волю общества (в отличие от требований, выражающих божественную волю), не являются достаточным основанием для претензий к государству.
Итак, перед нами вполне жизнеспособная социальная форма (по крайней мере она была такой до сих пор), общество абсолютной морали, которое вполне удовлетворительно функционирует в современном (или квазисовременном) контексте и без особых сложностей принимает то, что для нас выглядит как его серьезное политическое несовершенство, если только исполняется воля Господа или сохраняется почтение к Закону, даже если государство в полной мере реализует свою законную монополию на несправедливость. Нравятся нам такие общества или нет, в любом случае их жизнеспособность свидетельствует о том, что перед нами вполне самобытный и важный в современных условиях вариант политического развития и мы должны научиться его понимать. Ислам составляет противоположность для Гражданского общества. Здесь мы имеем пример такого общественного устройства, которое не способно порождать институты или ассоциации, уравновешивающие государство, предполагает атомизацию, но не индивидуализм, и эффективно функционирует при отсутствии интеллектуального плюрализма. •
ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ
Рисунок Ю Сарафаиояа
Из двумерной развертки трехмерного куба, склеив попарно ребра, соединенные стрелками, мы получим трехмерный куб с 8 вершинами (точками), 12 ребрами (отрезками) и 6 гранями (квадратами). Аналогично, из трехмерной развертки четырехмерного гиперкуба, склеив попарно двумерные грани, мы получим четырехмерный гиперкуб с 16 вершинами (точками), 32 ребрами (отрезками), 24 двумерными гранями (квадратами) и 8 трехмерными гипергранями (кубами). Распятие на картине Сальвадора Дали «Христос Гиперкубус» имеет форму трехмерной развертки!.