Омуты и отмели

– Да ты что!

– Вытащил его, закодировал. Теперь он играет!

– Во что играет?

– Да не во что, а на деньги. В казино. Рулетка, покер. Скоро до игровых автоматов скатится. Два раза уже за него такие суммы платил! Горе одно.

– Да-а, ничего себе, Аркаша. И правда, смотри: ты император, а наследника нет. Империю некому оставить.

– Да какой я император, Марин. Какая империя, о чем ты говоришь. У меня ж нет ничего.

– Ага, гол, как сокол!

– Вот ты смеешься, а правда: у меня одна основная фирма, и все. С филиалами. Ну, дом в Москве, деревня. Вот в Костроме еще дом, никак не продам. И еще кое-что, по мелочи. Деньги есть, это да. Я ж не идиот, чтобы футбольные команды скупать! Я лучше на сирот денег дам. Только воруют много, которые на сирот-то собирают, жалко на эту прорву. Кстати, а что у тебя с деньгами, которые Валерия оставила?

– Ничего, лежат в банке.

– В банке они у нее лежат! В стеклянной или какой? Деньги работать должны, а не лежать! Надо заняться вами, а то что это – в банке лежат!

– Вот и займись, а то ворчишь только. А что у тебя за фирма? Давно хотела спросить.

– Фирма? Да мы технику выпускаем, приборы всякие. Очень тонкие и точные. И дорогие. Спрос небольшой, но постоянный – для медицины, космоса, для оборонки. Мой бизнес не на крови, Марин. Мне «крыша» никогда не была нужна – я всю дорогу под оборонкой хожу. У меня еще с армии друзья остались, они потом в большие люди вышли, в отличие от меня.

– Как же! А то ты маленький!

– Я маленький. Мелочь пузатая. Мы в кильватере шли за ледоколом. Атомным. Вот он гений, мужик этот. А мы так, погулять вышли. Валерия его сразу вычислила. Я даже боялся, что… Но она сказала, он и без нее далеко пойдет. С компьютеров начинали – из загранки везли, тут собирали, продавали. Я-то сначала вообще на подхвате был – ни образования, ни понимания. Потом Валерия меня натаскала, учиться заставила. Да и я сам тянулся за «ледоколом». А потом он дальше двинулся лед крушить, а мы причалили к берегу. Валерия сказала: «Хватит. Дальше опасно». Несколько миллионов сделали, а дальше только пасли их, как овец, чтобы шерсть да жирок нагуливали. Деньги – они сами делают деньги, понимаешь? Надо только не зарываться. Меру знать. Я знаю, слава богу.

– А что с ним стало? С «ледоколом»?

– Сидит, что с ним стало. На второй срок пошел.

– Так это он?

– Ну да. Так что Валерия правильно все увидела. А нынешняя фирма, она случайно, в общем-то, образовалась. Представляешь, в бане!

– Что – в бане?

– Да придумали мы это в бане! Познакомился там с мужиком, а он чуть ли не академик. И рассказал мне про своего ученика, который одну необыкновенную штуку изобрел, страшно важную, а толку никого, потому что у нас не продвинешь никак. А на Запад продавать не хочется, но придется, наверное. Ну, я и встрял. Их наука, мои деньги. Вот и жалко, понимаешь? Производство уникальное, специалисты – один другого лучше, по зернышку собирали. И что – теперь все чужой курочке отдать? Американцы прямо сейчас купили бы, не говоря о китайцах. Жалко. И некем меня заменить, некем. У нас народу немного, каждый на своем месте. Один вот Аркаша балластом.

– Толя, а ты присмотрелся бы к Мите. Ты знаешь, я плохо в этом понимаю, но ребята мои говорят – он компьютерный гений.

– Хакер, что ли?

– Да я не разбираюсь. Но Митя уже с седьмого класса деньги зарабатывает, и неплохие. Программы какие-то делает, что-то такое. Он матери на сороковник машину хочет подарить, копит. Они же Аркашины деньги по минимуму тратят, а так Митя зарабатывает.

– Ты подумай! Молодец какой. Да я не знаю, Марин, как к ним и подойти – Юля меня не любит, Митя волчонком смотрит, того гляди, укусит.

– Я поговорю с ними, хочешь?

– Поговори. Может, хоть из этих толк будет. Да, вспомнил! Давно спросить собирался: вы с Лёшкой не хотели бы галерею Милкину взять? Киркин магазин уже прогорел, а галерея еще дышит. Миле-то теперь ни к чему. Можно продать, конечно, бешеных денег сейчас стоит – самый центр. А то взяли бы, а? Лёшке надо мастерскую, выставки можно делать. Подумай!

– Толь, спасибо. Но куда нам. Мы еще быстрее прогорим – Леший не по этой части, а мне некогда, дети совсем еще маленькие. А ты Юле отдай.

– Юле?..

– Вот ты зря так скептически. Я раньше тоже думала, что она цветочек нежный. А сейчас мы подружились, я ее лучше знаю. Толя, она цветочек стальной. Юля очень умная, сильная. Ее просто Аркадий довел до ручки. Сидела одна, как в клетке, нам никому не доверяла.

– А как она сейчас себя чувствует?

– Все хорошо, я слежу.

– Да и видно – расцвела. Значит, говоришь, стальной цветочек?..

И Анатолий задумался.

– Ты знаешь, Марин, вот я сейчас оглядываюсь, как жил, и мне страшно становится. Мы же с Валерией оба злые были, как волки. Я свою войну прошел, она – свою. Мы жизнь в клочья зубами рвали, так хотели подняться. Я удачливый очень, не знаю уж, сам по себе или Валерия меня так… настроила. Ко мне деньги сами текут. На бирже и вообще. Как царь Мидас – все в золото обращаю. А золото – оно мертвое. Так бы и загнулся среди золотых слитков, если бы не ты. Да, да, ты к нам жизнь принесла, ты и Леший. Как я удивился, когда тебя первый раз увидел. Помнишь?

– Конечно. Только не помню, чтобы ты особенно удивился.

– Еще как! Вхожу, смотрю: вы как в аквариуме, все рыбки пластмассовые, игрушечные, только одна живая – чешуей сверкает, хвостиком трепещет.

– Ой, выдумал!

– Чистая правда. Ты же знаешь, я Лешему всегда завидовал.

– Толь, ну чего тебя в эту сторону понесло? У тебя Фрося есть, все хорошо.

– Фрося! Фрося – мое счастье. Но без тебя, – Анатолий обнял Марину за плечо и поцеловал в висок, – без тебя и Фроси бы не было. Для Фроси ты тропинку протоптала.

– Вот Лёшка увидит, он тебе покажет тропинку.

– А то он не знает, как я тебя люблю. Представляешь, сейчас я так рад, что не переспал с тобой. Не было бы такой чистоты между нами.

– А раньше что? Жалел об этом?

– Ну а как же? Такая баба – и не попробовал. Хоть бы разок поцеловала, а?

– Толь, ты неисправим. Я Фросе пожалуюсь. Вот будет у тебя юбилей – поцелую, если муж разрешит.

– Так был только что! Что ж ты?

– А ты не просил. Жди теперь следующего.

– Ну-у, мне тогда уже ничего не надо будет, никаких поцелуев.

– Это тебе-то?

Анатолий засмеялся, Марина за ним.

– А что это вы тут делаете, а? – В дверях стоял изумленный Леший. – Ты посмотри, пригрелись тут, в темноте, и хихикают.

– А мы, Лёш, о любви и дружбе рассуждаем. Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной, если они ни разу не переспали? Ты как думаешь, а? – серьезным тоном сказал Анатолий.

– Лёша, не слушай ты его, он шутит! – Марина пихнула Толю в бок, и он засмеялся. – Мы про Ваньку разговаривали. Толя считает, что он у нас будущий воротила бизнеса. Как этот… Кто там главный воротила, Толь?

– Вы мне зубы не заговаривайте, – сурово отрезал Леший. – Ты чего тут расселась с огурцами? Тебя Юлька уже сто лет ищет.

– Ой-ой-ой, как мы тебя забоялись. – Марина звонко чмокнула Лёшку в щеку, а он хотел было шлепнуть ее по заду, но Марина увернулась.

– Иди давай! Про дружбу они тут разговаривают. Знаю я вашу дружбу. А ты чего сидишь? Давай вали отсюда. Мне работать надо.

– Лёш, ну ты ж знаешь: я перед твоей женой просто преклоняюсь. – Анатолий поднялся, незаметно подмигнув Марине, которая махнула на него рукой и пошла к летней кухне, посмеиваясь.

– У тебя своя жена есть, вот перед ней и преклоняйся, – взвился Леший.

И вечером, когда спать ложились, Лешка все ворчал:

– Ты подумай, сидят, разговаривают. Уединились. Это что такое? И часто вы так разговариваете? Пусть он со своей женщиной разговаривает.

– Лёш, хватит. Вот завелся. Иди уже, покажи мне наконец, чья я женщина.

Леший оглянулся – Марина, совершенно обнаженная, лежала, закинув руки за голову, и смеялась. Уже засыпая, Лёшка вспомнил: