Страница 17 из 18
…как голодная грызла, не иначе.
– Но ревнива… вспыхивает по малейшему пустяку. Потом успокаивается. Ей самой неудобно будет, да… вы придете на ужин?
– Зачем?
Ричард протянул осколок, который многоуважаемый Тарис положил на стол. И опустившись на корточки, принялся собирать остальные, белые, похоже, и вправду фарфоровые.
– Она лайра… а я и вправду сын купца… в третьем колене… батюшка очень успешный был, а я Милию как увидел, влюбился… жить без нее не мог.
Или без ее связей?
Вряд ли потомственному купцу грозило стать градоправителем. Но почему отец Милии не возразил? Или… дело в деньгах? Титул титулом, кровь кровью, а золото золотом? Впрочем, какое Ричарду дело?
– Ей здесь скучно… – градоправитель ссыпал горсточку осколков на блюдо. – Вот и выплескивает… приходите вечером на ужин? Расскажете что-нибудь… этакое…
Ага, теперь понятно.
К вечеру дражайшая супруга остынет настолько, что, глядишь, и не станет при посторонних скандал затевать. Что ж, почему бы и нет?
– Я буду не один.
– Это просто замечательно! – Тарис застенчиво улыбнулся. – Милия обожает общество новых интересных людей…
Про нелюдей Ричард уточнять не стал.
К утру я не то чтобы пришла в себя… нет, я искренне надеялась, что утром все вернется на круги своя. И потому, проснувшись, долго лежала в постели, не решаясь открыть глаза.
Сон ведь.
Влад сбежал? Нет, Влад сейчас ванную занял. Стоит под душем, напевает фальшивым голосом арию герцога из «Травиаты». Потом зубы чистить будет, забрызгает пастой и зеркало, и умывальник, и я получу законный повод проявить недовольство.
Нет, я не буду недовольна на самом деле, это игра такая, одна из множества маленьких супружеских игр, которые появляются у каждой пары за годы совместного бытия.
А остальное – это сон.
Мир иной.
Октоколесер… что-то не то я накануне посмотрела, вот и…
Где-то рядом протяжно, обреченно даже замычала корова. И я открыла глаза. Увы. Ни лепнины, которой Влад столь гордился, будто бы сам лепил этих ангелочков с цветами вкупе, ни лиловых легких штор из органзы, ни окна в пол… помню, его установку пришлось долго согласовывать, но если мой супруг чего-то хотел…
Увы, окно, как и он сам, остались дома.
Над моей головой покачивался полосатый чулок. Шелковый. С парой дырок на не слишком-то чистой ступне. Перед носом виднелась серебристая гладкая стена, на которой кто-то красным лаком вывел многозначительное «Дик – ско- тина».
Припомнив события предыдущего дня, я мысленно согласилась с сим постулатом.
И вправду скотина.
Нежити едва не скормил.
Но как бы там ни было, день вчерашний остался в прошлом, а что готовил грядущий?
…поле, не русское, но обыкновенное такое, немалого размаху. Темная земля, утоптанная в камень. Редкая травка. Загоны для скота. Парочка волов, меланхолично жующих сено. И дюжина чумазых ребятишек неопределенного полу. Они, в отличие от скотины, на октоколесер взирали с благоговейным вниманием, но подойти ближе не реша- лись.
Оно и к лучшему.
– В городе мы застрянем. – Грен вертел круглую шляпу с высокой тульей, украшенной алыми и зелеными лентами. – Дорогая Ливи, могу ли я просить тебя о помощи?
Я кивнула.
Город.
Маленький такой средневековый город. Ладно, может, для средневековья и не маленький. Или не совсем средневековый.
– Чудесно…
Красная стена, сложенная из неровных булыжников, метра три в высоту. Бойницы. Пузатые башенки с короной зубцов. Городской вал. Ров. И широкая, но изрядно запыленная дорога, по которой нам предстояло дойти до городских ворот. Ни такси, ни кареты поблизости не наблюдалось. И натруженные накануне ноги противно заныли. А внутренний голос робко поинтересовался, вправду ли я стремлюсь на экскурсию?
Я не стремилась.
Во-первых, ноги действительно болели, а выданные Греном туфли были чересчур велики, пусть тот же Грен и набил длинные носы их ветошью. Во-вторых, туфли были не единственной бедой.
Платье.
Увы, пришло оно в полную негодность. А другой одежды у меня не было. Пожертвованная Тихоном альвинская хламида – национальное одеяние, между прочим, – из тончайшего полотна цвета давленой вишни, конечно, прикрывала мою наготу, но… и для моего мира подобное одеяние было бы эксцентричным, а уж здесь…
В-третьих, мне было страшно.
И любопытно, конечно, но…
– Возьми. – Грен протянул изящную сумочку, расшитую бисером. – Ты, главное, лицо держи…
– Какое?
– Вот такое, – он выпучил глаза и поджал губы. – Лайры…
И тихо добавил:
– К лайре вязаться не станут…
Интересно. Но сумку я взяла, правда, с некоторой опаской. Заглянула внутрь – Грен препятствовать не стал. Пусто… почти пусто. Пара шелковых платков. Расческа, родная сестра той, которую он мне же подарил. Ленты. Заколки. И полдюжины крохотных флаконов.
Пара стражников и не пыталась нас остановить, проводила ошалевшими взглядами. Ну да, полагаю, еще та живописная компания. Ряженный в шелка подгорец. Девица в наряде не то изысканном сверх меры, не то странном. И высоченный альвин в серой кожанке и летном шлеме. В шлеме имелось отверстие для косы, которую Тихон не то украсил, не то утяжелил десятком гаек. В сочетании с курткой, на голое тело наброшенной, получилось весьма… специ- фично.
Образ довершали круглые летные очки.
На нас оборачивались?
О да! Нас провожали такими взглядами, что становилось неуютно. Иные и пальцами тыкали. Качали головами. И больше всего мне хотелось провалиться под мостовую.
Но, как и было велено, я держала голову.
Леди должна уметь держать лицо.
А город… к моему удивлению, он не сильно отличался от маленьких провинциальных городков моего мира. Да, здесь не было многоэтажных громадин, как не было автомобилей, автобусов и сотворенных из стекла и металла супермаркетов, но в остальном…
Узкие улочки.
Дома, стоящие столь тесно друг к другу, что казалось, будто они – одно огромное, бесконечное строение. Перемычки балконов. Постельное белье, проходя под которым приходилось нагибаться. Кадки с геранью. Кошки и голуби.
Вел Гренморт.
Тихон был молчалив и задумчив. Я… я шла и старалась не слишком вертеть головой по сторонам. Вот толстая неопрятного вида дамочка устроилась стирать прямо на улице. Выволокла бадью, водрузила на табурет и мучит, трет сероватую простынь, успевая переругиваться с со- седкой.
Вот пьяноватый мужичок колотит в дверь, требуя впустить его…
…дети кидают в окно камушки, а когда из окна выглядывает хозяйка – страшного вида старуха, – с визгом разбегаются. Дремлет на солнцепеке собака. И благообразного вида старец взирает на город с высоты балкона, время от времени стряхивая на головы прохожих пепел длинной папироски.
– А… – Я дернула Грена за рукав. – А все города такие?
В этом месте жизнь текла неторопливо. И была размеренной, предопределенной. Здесь каждый знал о соседях все и даже больше, а чего не знал – о том догадывался.
– Какие? – Грен огляделся. – А, нет, Ормс – захолустье… но Дику сюда надобно. Дела.
А про то, какие именно, распространяться не стал.
Надеюсь, он не собирается принести меня в жертву на местном погосте. Во-первых, я давно уже не девственница, а для темных дел, если не изменяет память, нужны исключительно девственницы. Во-вторых, сопротивляться стану.
– А мы?
– А мы прогуляемся по рынку… тебе одежки прикупить надобно…
С этим я не стала спорить, но лишь заметила:
– Денег нет.
Но есть украшения, которые я благоразумно прихватила с собой. Все же альвинийские шелка, может, и бесконечно изящны, но чувствую я себя в них голой.
– Не бери в голову, – Грен отмахнулся. – Тихон…
– Здесь неспокойно. – Тихон остановился и повел головой. – Ревность. Кровь. Смерть.
И разрушения.
Очаровательно. Но Грен к этой тираде отнесся с величайшим вниманием.
– Ты видел?