Имя нам — легион

Александр СИВИНСКИХ

ИМЯ НАМ — ЛЕГИОН

Я не хочу пожара,

Но огонь уже зажжен.

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

— Разнесу деревню дрыном

До последнего венца!

— Ты не пой военных песен,

Не расстраивай отца!

Признаюсь, имел я к этому избраннику народа, владельцу заводов, газет, пароходов, самолетов и прочего дорогостоящего добра с самого начала очень нехорошие чувства. Очень. С подобным эмоциональным настроем не в телохранители, в киллеры бесплатные только идти.

Когда же я его, поганца, живьем увидел… Словами тут делу не поможешь, нету таких слов, чтобы мои чувства описать. Ну, у меня нету. Этакий жирный коротышка неопрятный: все пальцы в шерсти и перстнях, головешка, наоборот, плешивая, а уж харя — чисто блин масляный, такая же плоская и лоснящаяся. Аскер Мамедович Аскеров. Личность известная, уважаемый человек в высоких кругах. В баньку собрался, дарагой. Девки с ним — аж целых три штуки — поголовно в блондинок крашеные. Коньяк, пиво и прочие атрибуты полусветской жизни городской бандитско-чиновничьей элиты — в достаточном количестве. Он, значит, гулять будет, а я оберегать его от народных масс и сподвижников.

В общем-то я бы, наверное, не обратил внимания ни на его внешность, ни на девок — повидал таковских во всяких видах, работа, она работа и есть, и стерег бы их гигиенический процесс не хуже пса цепного… ежели из-за дежурства этого внепланового не пролетел бы с давно намеченной вечеринкой. И сколько угодно можно убеждать себя, что Мамедов тут совершенно ни при чем, раз уж Никола прихворнул, что гневаться грешно, а вот поди ж ты — один черт кулаки чешутся шею ему намылить докрасна. Без мыла. А девкам продажным — задницы надрать. Ремнем. У меня для такого дела как раз подходящий — из натуральной буйволовой кожи. “Ливайс”, фирменный.

Ну, приехали в баньку загородную. Лес, речка, заборчик — не бетонный, а чугунный, каслинского литья. Шестерки его сразу забегали, коробки таскаючи, мы с напарниками все окрест обнюхали, внутри пошарил, приглашаем: “Все чисто, мил человек, иди, парься!”

Вывалился он из своей “вольвы”, девки за ним. Мы, как раньше договорились, места занимаем. Мне выпало при входе работать. И то благо — до конца помывки рожу его противную видеть не придется.

Бдю. Скучаю. Час прошел, другой проходит, депутат продолжает широко отдыхать, о чем меня задорный женский визг перманентно извещает. Щекочет он их, что ли? “Щекотун, блин!” — невесело хохотнул я и сразу снова приуныл, вспомнив, что кабы не он, так и мне бы нашлось, чем сейчас с девчонками заняться. Со своими, понятно, не с этими, прости их Господи…

И только я приготовился пустить из глаза горькую слезу обиды, как на улицу одна из тех ночных бабочек выпорхнула. Покурить. Слово за слово, разговорились. Я бдительности стараюсь не терять, за то мне и платят, но трудно нести службу по уставу, когда рядом красотка полураздетая — в шубке короткой на аппетитное тело, вполне вероятно голенькое; а принципал, в свою очередь, гад, каких мало, и которого ни одна баня в мире уже не отмоет.

Да ему это и ни к чему.

Жанна, как представилась девчонка, блондинкой оказалась натуральной. К великому моему изумлению, не обделена она была и кое-какими мозгами и даже чувством юмора. Вдобавок выяснилось, что она — выпускница той же alma mater, что и я. Случится же такое! Как все-таки тесен мир… (Кажется, это еще до меня наблюдательные люди заметили.)

Признаюсь, размяк.

И совсем мне стало не до караула, когда, приблизив ко мне горячее лицо и водя нежно ноготками по рельефной груди моей, начала Жанна намекать, что я — как раз тот самый славный парень, с которым она готова и невинность потерять, и даже на Аскера положить. С прибором. Прямо тут. Надоели, мол, ей до чертиков желеобразные пузаны. И что мои стальные мышцы приласкать — самое ее заветное желание с детсадовских еще времен.

И далее в том же духе.

Я зубы скалю, но чувствую — слова ее на благодатную почву падают.

Только одно меня, некурящего, и удерживало от злостного нарушения всех и всяческих правил да предписаний охранной службы — то, что от нее табачищем здорово припахивало. Но и этот редут готов был уже сдаться на милость победителя, когда…

— Нет, блин, что, этот господин Аскеров точно задумал стать моим личным врагом? — заорал я в лицо высунувшейся из предбанника серенькой личности его референта, пригласившей меня на срочную аудиенцию “ки шефу”. — Не имею права, понял! — добавил я и демонстративно отвернулся.

Жанна с безразличным видом прикуривала сигаретку, делая вид, что совершенно со мной не знакома. “Все-таки боится”, — понял я и выказал не меньшую индифферентность к хорошенькой блондинке, уставившись сквозь стеклянные двери на осеннюю хмарь. Вместо сигареты я кинул в рот ментоловый леденец.

Референт обругал меня нехорошо по-своему, упоминая мою “баши”, которая неоднократно кем-то “сичмэ”, и исчез прежде, чем я успел рассказать ему, где видел недавно его родственников и что такое интересное делал там с ними многочисленный крупный рогатый скот, грязные ослы и линялые вшивые верблюды.

В ожидании второй серии (а что она обязательно последует, сомнений не было), я припоминал кое-какие тюркские выражения, способные стать в некоторых горных местах причиной затяжной локальной войны. Меня от этих мест, к счастью, отделяли многие сотни километров, и я готов был рискнуть.

Рисковать, однако, не пришлось. Скоро на месте приемного сына всех племенных (и не очень) быков в округе появился Юра по прозвищу Долото, наш старшенький, торопливо толкающий в карман штанов что-то, напоминающее денежку, и мотнул мне головой:

— Ты это, того… под мою ответственность.

Я нехотя потащился во влажную жару предбанника.

Аскер Мамедович возлежал на широком топчане, мало-мало прикрывшись махровым полотенцем с журавлями (или цаплями?) и Фудзиямой. От жары его блин покрылся обильным потом и показался мне еще менее привлекательным, чем раньше.

— Иэ, ты пачэму не слюшаешь старших, да? Иэ, сказали “иды”, надо пабегом пабежать. — Он щелкнул пальцами, и референт подскочил ко мне, протягивая ключи от машины. — Хател, тебе, нанимаешь, каньяк-маньяк угощать, а щас нэ хачу! Иды, да, на рынок Заречный поедь, Тофика Муртазова найди, зелень-мелень возьми, сюда вези. Пабегом давай! — взвился он, видя, что я не реагирую. — Пабегом, гаварю, пока не паставил тибе раком и не изделал питухом!

— Плохой ты, дядька, психолог, и как только таких тупиц в депутаты берут? — преувеличенно спокойным тоном поинтересовался я. — А был бы хорошим, заткнулся бы на половине своей безрассудной речи. И в рыло бы не получил. Ну а теперь уж поздно, пришло время камешки собирать!

Я быстро метнулся вперед, схватил его за маленькие крепкие ушки и пару раз приложил мордой об свое колено. За спиной задвигались. Я обернулся, поводя стволом “Макарова” от Юры к референту и обратно. Серегу, третьего бодигарда, я не боялся, он патрулировал периметр бани и внутри появиться не мог. По крайней мере, пока не поднимется стрельба. А она не поднимется — Долото на пару с братом копытных сноровисто занимали положение лежа на полу с заложенными за голову руками. Вот что значит опыт — и объяснять ничего не понадобилось! Юра, ясное дело, видывал, как я стреляю, и решил просто не нарываться. Референт же, видимо, был сам по себе человеком умным и осторожным.

Чего не скажешь о его шефе.

Аскер Мамедович, беспрестанно ругаясь на двух и более языках и отплевываясь выбитыми зубами, поднимался с пола, сжимая в волосатом кулачке красивый блестящий кинжал, которым, вероятно, разделывали баранов и врагов еще его предки, настолько тот был настоящим. Прадеды-то, может, и сумели бы вспороть мне брюхо или горло, но, увы, у их цивилизованного потомка сноровка была не та. Резать колбасу и резать людей — вещи абсолютно разные. Не знаю, успел ли воинственный депутат понять это, прежде чем снова рухнул на пол, картинно раскидав руки и непристойно — ноги. Блин его стал выглядеть совсем богато, густо украшенный красной икрой разбрызгавшейся крови.