Страница 6 из 126
Я только хмыкнул на это заявление. По нему действительно темница плачет, но где я сейчас найду гвардейца, если этот Леджер вызвался подежурить сам.
— Америка, — начал Леджер. — Она выбрала вас, а не меня.
— Занятно, — произнёс я, крутя в руках стакан. — Не я ли должен был выбирать?
— У вас был свой выбор, у неё же свой.
— Ваши слова определённо не оправдывают Америку в моих глазах.
— Она выбрала вас, потому что полюбила. Полюбила по-настоящему, всем сердцем. Все те чувства, что она когда-то испытывала ко мне, сейчас стали детской влюблённостью. Скорее эту влюблённость можно объяснить тем, что выбора-то и не было. Как у неё, так и у меня. Я не виню её в том, что она полюбила вас. Я её прекрасно понимаю, потому что встретил девушку, которая заняла куда более важное место в моём сердце.
Я удивлённо посмотрел на гвардейца. Чего-чего, но признания в любви к неизвестной девушки я точно не ожидал услышать.
— Я разозлился, когда увидел, как вы выходите из её покоев. Это была не ревность, а злость старшего брата за свою глупую сестру. Америка достойна большего, а не того, — гвардеец запнулся, — что было у вас.
— То, что было у нас, вас не касается, мистер Леджер, — произнёс я и залпом выпил содержимое стакана. Трудно поверить, что ещё прошлой ночью я был в объятиях Америки, а сейчас собирался напиться так, чтобы хоть на какое-то время выкинуть её из головы, но сидящий напротив гвардеец явно не позволил бы мне это сделать.
— Ещё как касается, — ответил мой собеседник и налил себе ещё виски. Я, недолго думая, протянул свой стакан. Прекрасно, я напиваюсь в компании гвардейца!
— Как давно вы знакомы с Америкой, мистер Леджер?
— Можно просто Аспен, Ваше Высочество.
— Можно просто Максон, — произнёс я, удивляясь самому себе. По лицу парня можно было сказать, что он удивлён не меньше моего. — Только, конечно же, не при посторонних, — поспешил добавить я.
— Как скажете, Ваше… Максон. Хм, это как-то необычно. Меня не посадят?
— Вас беспокоит то, что если вы будете называть меня по имени, то вас посадят? — рассмеялся я. — Но вы и бровью не повели из-за того, что ворвались в мои покои, оскорбили и ударили меня. Браво!
Аспен громогласно рассмеялся. Виски определённо смягчило царящее здесь напряжение.
Мы говорили и говорили, не замечая, как бежит время, и как пустеет графин с виски. Я не ожидал, что найду в Леджере прекрасного собеседника. Он многое рассказал об Америке — об её жизни, детстве, о том, что она любила и что ненавидела. Сейчас, слушая Аспена, Америка раскрывалась мне с совершенно другой стороны.
На мгновение мне даже показалось, что я смогу всё исправить. Что весь предыдущий день оказался просто кошмаром, и как только я открою глаза, то незамедлительно сделаю предложение Америке, а не Крисс. Но это не было кошмаром, это была суровая реальность, в которой я собственноручно сломал жизнь не только себе, но и Америке, и, возможно, Крисс.
Я не заметил, что время было уже к рассвету, когда в коридоре послышались крики. Аспен незамедлительно поднялся и встал у двери, вынув пистолет. Похвально. Даже в столь пьяном состоянии, он готов был защищать меня.
— Он убил её, — разобрал я женский крик. — Пустите меня, немедленно.
Аспен вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
— Аспен, скажи им, чтобы меня отпустили! Я хочу поговорить с ним. Я хочу знать, почему он так поступил с ней?!
Моё терпение лопнуло. В конце концов, если было нападение, то за дверью я бы слышал бой, но никак не рыдания бедной женщины.
— Что случилось? — спросил я, заметив миссис Сингер. Она стояла посреди коридора, удерживаемая двумя гвардейцами. — Отпустите её.
Женщина пошатнулась, когда гвардейцы отпустили её. Она нетвёрдой походкой подошла ко мне и заглянула мне прямо в глаза. Я был потрясён, когда увидел, сколько боли было в её глазах. Но всю эту боль перекрывал гнев, направленный на меня. Её рука взметнулась вверх и ударила меня по щеке. Второй раз за ночь я получил по лицу. Пожалуй, в какой-то мере я это заслужил.
Гвардейцы ринулись ко мне, чтобы оттащить от меня женщину, но я взмахом руки велел им остановиться.
— Вы убили её, — прошептала она, а из глаз брызнули слёзы. — Вы убили её.
— Миссис Сингер, что вы такое говорите, — произнёс Аспен, подойдя к нам и отводя прочь от меня. — Он никого не убивал.
— Он убил мою девочку. Мою Америку.
Её слова показались мне глупыми, наполненными ложью и издевкой. Америка не могла умереть, потому что… Просто потому, что это Америка. Она центр моей Вселенной, который будет существовать вечно и никогда не покинет меня. Это абсурд. Я не мог её убить, даже если в её словах есть толика правды. Я был здесь с Аспеном и осушал графин с дорогим виски.
Но глядя на заплаканное лицо миссис Сингер, потупившихся гвардейцев и озадаченное лицо Леджера, я усомнился в своих выводах. Голова отказывалась принимать сказанное, но однако сердце заполнилось леденящим ужасом.
— Что вы имеете в виду? — прошептал Леджер, но миссис Сингер ничего не сказала, лишь уткнулась ему в плечо и ещё сильнее зарыдала.
— Самолёт, на котором летела мисс Сингер, разбился несколько часов назад, — произнёс один из гвардейцев.
— Несколько часов назад, — повторил я. Реальность накатывала словно волна, то подступая ко мне, принося боль, то отступая, давая усомниться во всём и вселяя надежду на лучшее. — Почему мне раньше об этом не доложили?
— Простите, Ваше Высочество, королева велела ничего вам не говорить.
— Я сама хотела тебе всё рассказать, — произнесла мама. Я и не заметил того, как в коридоре оказались она и Крисс. Мама потянулась ко мне, но я сделал шаг назад.
— Что-нибудь известно? — я был растерян. Произошедшее не желало укладываться в моей голове.
— Да. Пять выживших, которых сейчас везут в Анджелес.
— Мисс Сингер?
Гвардеец потупился, не решаясь произнести.
— Мисс Сингер? — повторил я свой вопрос.
— К сожалению, мисс Сингер числится погибшей.
В коридоре повисла тишина, прерываемая всхлипами миссис Сингер. Я обвел всех присутствующих взглядом. Мама подошла к ней и обняла. Она как никто другой знала, каково это потерять ребёнка.
В моей душе разверзлась такая пустота, которую я не в силах буду когда-либо залатать. Она права. Я убил её. Не собственноручно, но определённо я к этому был причастен. Если бы я только выбрал Америку, она бы была здесь, живая и невредимая. Она бы не села в этот самолёт и не погибла.
Встретившись взглядом с Крисс, я понял, что натворил. Я не мог смотреть ей в глаза. Теперь она будет вечным напоминанием того, что я натворил из-за своей гордыни. Я поспешил спрятаться у себя в покоях.
— Она мертва, — прошептал я в тишине, а затем сорвался. Я крушил всё, что попадалось мне под руку и что осталось целым после драки с Аспеном: вазы, графины, журналы, отчёты, фотоаппараты. Я добрался до стены с фотографиями и начал рвать их в клочки. Меня переполняла ненависть к самому себе. Не помню, как я оказался на полу в крепких объятиях матери, которая нашептывала мне какие-то успокаивающие слова и гладила по голове. Хотелось содрать с себя кожу, выть в голос, но лишь бы боль, поселившаяся в моём сердце, ушла.
Следующие несколько дней слились для меня в один сплошной кошмар. Я старался отгородиться от всего мира, стремясь остаться один, но никто мне этого не позволял сделать. Единственный человек, от которого мне удавалось держаться подальше, это Крисс. Почему-то мысль пойти к ней казалась предательством памяти Америки.
Утром, как только я покинул свои покои, мне вручили весь список пассажиров самолёта. Я не хотел его просматривать, но открыл в надежде на то, что не увижу там имя Америки, но оно значилось самым первым. Рейс Анджелес — Каролина. Борт номер 236. Первый класс. Место 3А. Я со злостью скомкал список и швырнул в окно.
Очередной список вручили мне вечером. Точнее их было два. Список погибших и выживших. Не знаю, откуда бралась эта глупая надежда, но я пытался найти в маленьком списке имя Америки, но её там не было. Из пяти выживших была лишь одна женщина. Оливия Крайтон.