Страница 2 из 7
— Вам лучше? — просто спросила она и, улыбнувшись, поставила чайник на стол. Нурбек густо покраснел, неудобно было лежать на кровати, когда рядом стояла девушка. Он попытался подняться.
— Что вы! Лежите, не вставайте!..
Нурбек хотел ответить, но не успел, под ребрами кольнула острая боль, и внезапно его заколотил сильный, удушающий кашель. Нурбек согнулся, схватился за грудь и захрипел. Девушка испуганно металась по комнате, не зная, что предпринять. Наконец, она подсунула руку под голову Нурбека. Когда кашель перестал мучить его, она с облегчением перевела дыхание и вытерла полотенцем лоб больного.
— У вас сильно простужены легкие. Вам надо беречься. Со вчерашнего дня вы лежите без памяти. У вас высокая температура. Вот и сегодня тридцать девять. Ложитесь… Будьте как дома… А я пока на время перекочевала в радиобудку…
Нурбек еще не пришел в себя после приступа кашля и вообще не знал, что ответить, что сказать девушке, он только растерянно и смущенно смотрел на нее. Почему-то эта девушка, одетая по-мальчишечьи, становилась с каждой минутой все более знакомой и близкой, будто он давно знал ее. Это была обыкновенная, смуглая киргизская девушка. Ее немного широковатое лицо, ясно очерченный красивый лоб были обветрены, опалены горным солнцем. Ее полные тугие губы были всегда слегка приоткрыты, точно они собирались вот-вот улыбнуться. Это производило впечатление чего-то детского — доброго и наивного. И только глаза у нее были серьезные, вдумчивые. Небольшими, но твердыми и сильными руками, по-матерински, она поправила постель и тепло укутала ноги Нурбека.
— Кровать коротковата, может, подушку положить повыше?
— Нет, не беспокойтесь… Вы извините, сестрица, скажите, где я сейчас?
Девушка удивленно вскинула глаза.
— Здесь гидрологический пункт!
— Гидрологический пункт?
— Да! Вы слышали о реке Байдамтал? Вас нашел Бектемир-агай. Вы знаете его?
— Нет… Не помню…
— Он наш гидротехник.
— Здесь живут люди?
— Да. Но нас мало — семья Бектемира и я…
— И вы здесь работаете?
— Да, гидрологом…
— Спасибо за вашу доброту, сестрица, но… — И Нурбек, не договорив, запнулся. Потом спросил: — Скажите, как вас звать?
— Асия. А вас — Нурбеком, не так ли? Вы, наверное, по какому-нибудь важному делу прибыли на Байдамтал?
Нурбек ничего не ответил. Отвернулся и укрылся одеялом с головой, но тут же отбросил его и, глядя на девушку исподлобья, сказал:
— Я преступник!
Асия тихо опустила чайник.
— Вы преступник? Как, каким образом? Значит, вы бежали и теперь скрываетесь в горах?
— Да, сестрица! Вы, наверно, думаете, что спасли человека… Это так, и каждый на моем месте считал бы себя обязанным вам до конца дней… Но если бы я пропал без вести, если бы мои кости сейчас перекатывала река, я был бы очень доволен своей участью.
Асие стало страшно, но она нашла в себе силы, чтобы попробовать успокоить больного:
— Что вы, успокоитесь! Вам нельзя волноваться. Не поднимайтесь!
— Не уходите, сестрица! Я прошу вас, умоляю, выслушайте меня! — Казалось, что Нурбек больше всего боится, как бы Асия не ушла, не выслушав его. — Постойте, Асия, я вам все расскажу, ничего не скрою…
III
В один из ранних весенних дней Нурбек вышел из заводских ворот, снял с шеи шерстяной шарф, сунул его в карман и глубоко, всей грудью, вдохнул воздух, расправляя широкие плечи. Он окинул радостным взглядом все, что можно было увидеть: улицу, заводские корпуса, небо, парк…
Нурбек был рослый, красивый парень и сейчас, когда он стоял чуть вскинув подбородок, плотно сомкнув крепкие губы и гордо поглядывая вокруг, это особенно бросалось в глаза прохожим.
Сегодня Нурбек особенно ясно ощутил приближение весны. Воздух был влажный, вязкий, и хотя небо сплошь было заслонено грязно-серыми дряблыми тучами и солнце не пробивалось, снег на асфальте таял, а вода из глубоких луж с журчанием переливалась в арыки. Первый вестник весны — урюк, лез на улицу через дувалы, его ветки источали тонкий запах набухающих почек.
Нурбек сел в троллейбус. Его все еще не покидали мысли о весне. Предстоящие дни будут в жизни Нурбека большими, интересными. Он едет механиком в отдаленный высокогорный совхоз, организуемый на целинных землях. Он едет туда в числе первых. В его характеристике парторг завода написал, что он квалифицированный, толковый механик и поэтому партком вполне уверен, что он оправдает доверие завода…
Путевка обкома уже в руках, на днях состоятся проводы в клубе: будет много теплых слов, хороших пожелании, музыка, танцы, смех, крепкие рукопожатия, а потом… потом… Нурбеку трудно выразить все, чем переполнена его душа… Одним словом, — впереди новая жизнь, новая работа, новые друзья!..
Нурбек будет одним из славных покорителей целины. Там, в горах, где веками к земле не притрагивалась человеческая рука, заколосятся хлеба, лягут дороги, и народ будет говорить: «Это наше село, наша школа, наша мастерская!..». Разве это не большое счастье? Когда Нурбек думал об этом, его руки наливались силой, и он готов был немедленно взяться за дело.
IV
Весна пришла в горы очень поздно. Кроме пахоты, в совхозе оказалась уйма дел. Надо было завести технику, горючее, оборудовать ремонтную мастерскую, строить дома, столовую, баню… Ведь на новом, необжитом месте, все важно и все нужно. Сделаешь одно, смотришь, надо срочно браться за другое, за третье… Но механизаторы считали главным делом, конечно, пахоту, сев…
Оказывается, не так-то просто и легко сделать так, чтобы среди этих безлюдных, диких гор жизнь забила ключом. Но трудности не надломили духа Нурбека. Он оставался все таким же торопливым, горячим, напористым. К этому прибавились новые черты характера — Нурбек стал строже, раздражительнее и добивался во что бы то ни стало, чтобы все делалось так, как сказал он. Ему хотелось все делать самому, своими руками, и если уж кто из его подчиненных не сумел выполнить задание, тому он спуску не давал: «Ну что ты за человек! — покрикивал он обычно. — Такое пустяковое дело, и не можешь сообразить!.. Кто только посылает сюда таких, как ты… А ну, отойди, я сам сделаю!»
За что бы Нурбек ни взялся, работа горела в его руках, и он всегда ее доводил до конца. Казалось, что без Нурбека вообще нельзя было обойтись. Когда ни посмотришь, он всегда на ногах, туго подпоясанный, подобранный и подвижной. Он сам разбивал палатки, водил бульдозер, разгребая обвалившиеся снежные лавины, монтировал в мастерской станки…
И только в дни затяжных дождей, когда поневоле приходилось отлеживаться в палатке, на него вдруг находили грустные раздумья. Нурбек не понимал, почему он до сих пор не смог ни с кем сблизиться, почему у него не было хороших, задушевных друзей, с которыми можно было бы попросту делиться всем, что есть на душе. Ведь на работе люди ему подчиняются, никогда не прекословят и уважают как будто бы, а как только кончится рабочий день, с ним никто даже не заговорит… В такие минуты он доставал из чемодана фотокарточку и, вздыхая, долго смотрел на нее при тусклом свете фонаря.
Айнагуль и на фотографии была красивой. Фотокарточка пахнет ее любимыми духами.
Айнагуль работает секретарем в министерстве. То ли потому, что она привыкла ходить по мягким дорожкам и коврам, или это врожденное изящество — походка у нее была чудесная — легкая, бесшумная…
Когда он сказал ей о своем решении ехать на целину и показал путевку, она не бросилась ему на шею, как ожидал Нурбек.
— Ты долго думал? — спросила Айнагуль, наморщив лоб.
— Да, а что?
— Да так, ничего… и, помедлив, добавила: — Значит, ты только на словах меня любил… — Густые ресницы Айнагуль увлажнились слезами, и ее глаза стали еще красивей. Нурбек растерялся, он не ожидал этого.
— Ну, к чему это, Айнаш? Ты не думай, что если уеду в совхоз, то забуду тебя! Я мечтаю о том, как мы с тобой будем жить там…