Страница 41 из 49
Когда же Тиберий в марте 37 года наконец умер, Калигула стал императором и тут же приказал убить Гемелла. Первым делом новый император освободил из темницы своего приятеля, подарил ему ножные кандалы из золота – в память о том времени, когда тот томился в настоящих оковах, – и присвоил Агриппе царский титул, отдав ему северные владения Ирода Великого – тетрархию покойного Филиппа. Так Ироду Агриппе в очередной раз улыбнулась судьба. Его сестра Иродиада и ее муж – “лисица” Антипа – пожаловали в Рим, чтобы оспорить решение Калигулы и предъявить собственные права на эти земли. Но Агриппа успел оговорить сестру и зятя, обвинив их в том, что они собираются поднять восстание. Калигула низложил Ирода Антипу, убийцу Иоанна Крестителя, и сослал его в Лугдунум (современный Лион), где тот позднее и умер в изгнании, а все его земли отдал Ироду Агриппе.
Впрочем, новый царь редко наведывался в свои владения, предпочитая оставаться при дворе Калигулы, которым, похоже, всецело завладела мания убийства, быстро превратившая его из любимца Рима в ненавистного тирана. Калигула, в отличие от своих предшественников, не мог похвастаться военными подвигами, поэтому он пытался укрепить свой престиж более эксцентричным способом – насаждая в империи собственный культ. Он повелел поставить собственное изображение во всех городах и храмах империи – в том числе и в Святая Святых Иерусалимского Храма. Иерусалиму был брошен вызов; готовые поднять восстание, иудеи послали своих делегатов к Петронию, римскому наместнику Сирии, которые заявили ему, что “придется сначала принести в жертву весь еврейский народ”, прежде чем совершить подобное святотатство. Между тем в Александрии вспыхнули этнические распри между греками и евреями. Обе стороны отправили свои посольства к Калигуле. Греки убеждали императора, что иудеи единственные из всех подвластных ему народов не желают поклоняться его статуям.
К счастью, царь Агриппа был в это время в Риме и еще теснее сблизился с Калигулой, который вел себя все более и более странно. Когда император предпринял поход в Галлию, иудейский царь сопровождал его. Но вместо того чтобы сражаться, Калигула объявил, что одержал победу над морем, и велел собирать морские раковины для своего триумфа.
Калигула повелел Петронию вторгнуться в Иудею и сломить сопротивление Иерусалима. Еврейские делегации во главе с представителями дома Ирода умоляли Петрония оставить их в покое. Наместник колебался, сознавая, что установить в Храме статую Калигулы без войны с иудеями не удастся, но не выполнить приказ императора – это верная смерть. И тут Ирод Агриппа, этот легкомысленный прожигатель жизни, неожиданно показал себя верным защитником иудеев, бесстрашно написав Калигуле одно из самых удивительных посланий от имени Иерусалима: “Я, как ты знаешь, по рождению еврей, родился в Иерусалиме, где стоит верховный Храм Всевышнего… С тех пор, мой господин Гай, как стоит этот Храм, он не знал ни единого рукотворного изображения, ибо там пребывает истинный Бог; творения же художников и ваятелей суть подражания зримым богам, а запечатлевать Бога незримого считалось нашими предками неблагочестивым делом. Марк Агриппа, твой дед, сам прибыл, чтобы почтить наш Храм, и Август почтил его… Если я стану перечислять благодеяния, которые ты мне оказал, не хватит дня… Так не лишай меня своей милости и теперь, самодержец… Одарив меня сверх всякой меры, не отнимай необходимого и не ввергай в самый глубокий мрак, прежде поднявши к сиянию и свету. Не нужен мне весь этот блеск, не вымаливаю я недавнего своего счастья, я все готов отдать, лишь бы законы предков остались нетронуты! Каков я буду в глазах своих соплеменников и вообще всех людей? Одно из двух: или я предал своих, или нет больше нашей дружбы. Какое из двух зол страшнее?”
Написать подобное послание Калигуле было крайне рискованным делом. Но вмешательство царя спасло Иерусалим. На ближайшем пиру император поблагодарил Агриппу за помощь, которую тот оказывал ему до воцарения, и обещал выполнить любую его просьбу. Царь иудеев попросил Калигулу не воздвигать свою статую в Храме. Калигула согласился.
В конце 37 года император заболел странной болезнью; физически он от нее исцелился, однако психика его расстраивалась все больше. Источники сообщают, что в течение следующих лет он вступил в преступную связь со своими тремя сестрами и при этом “отдавал их на потеху своим любимчикам”, а собственного коня ввел в сенат и назначил консулом. Нелегко оценить достоверность свидетельств о подобных скандалах, но ясно, что чудовищные поступки императора явно ужасали и отвращали от него многих знатных римлян. Калигула женился на одной из своих сестер, но когда та забеременела, якобы вырезал младенца из ее чрева. Целуя в шею жену или любовницу, он всякий раз говорил: “Такое красивое горлышко, а прикажи я – и его перережут!” Он любил повторять: “Если бы только у Рима была только одна шея!” и непредусмотрительно дразнил своих телохранителей, гвардейцев-преторианцев, назначая скабрезные пароли для смены караула – например, “Приап”. Так больше продолжаться не могло.
В полдень 24 января 41 года Калигула в обществе Ирода Агриппы выходил из театра по крытому проходу, когда один из преторианских трибунов выхватил меч и прорычал: “Получи свое!” Удар меча рассек плечо императора. Тот упал, крича: “Я жив!” Тогда остальные заговорщики воскликнули: “Бей еще!” – и прикончили Калигулу. Его германцы-телохранители начали мародерствовать на улицах, преторианские стражи разграбили императорский дворец на Палатинском холме, убили жену Калигулы и разбили голову его дочери о стену. Сенат, воспользовавшись смутой, попытался восстановить республику и тем положить конец деспотизму императоров.
Ирод Агриппа завладел телом Калигулы, выиграв время тем, что распустил слух, будто император жив и только ранен, и привел отряд верных преторианцев ко дворцу. Они заметили какое-то движение за занавесями и нашли там хромого, заикавшегося ученого по имени Клавдий – это был дядя Калигулы и сын Антонии, друг семьи Агриппы. Преторианцы и Агриппа провозгласили его императором, и гвардейцы на щите перенесли Клавдия в свой лагерь. Клавдий, сторонник республики, пытался отказаться от оказанной чести, но царь Иудеи посоветовал ему принять императорский венец и настоял, чтобы Сенат предложил этот венец Клавдию. Ни один еврей – ни до этого, ни после, ни даже в новое время – не имел такого могущества. Новый император Клавдий, показавший себя твердым и благоразумным правителем, вознаградил Агриппу, пожаловав ему Иерусалим и все царство Ирода Великого, а также титул консула. Даже брат Агриппы получил царство.
В свое время Ирод Агриппа покинул Иерусалим нищим авантюристом, но вернулся в город в короне царя Иудейского. Он совершил жертвоприношение в Храме и, как и подобало царю, читал Второзаконие пред собравшимся народом. Евреи были тронуты, когда он оплакал свое смешанное происхождение и посвятил Храму подаренные ему Калигулой золотые кандалы, символ удачи. Священный город, который Агриппа рассматривал не только как столицу Иудеи, но и как центр притяжения всех еврейских общин Европы и Азии, принял царя и покорился этому новому Ироду, который чеканил на своих монетах слова “Великий царь Агриппа, друг Цезаря”. За пределами Иерусалима он вел образ жизни настоящего эллинистического царя, но когда пребывал в городе, становился истинным иудеем и каждый день совершал жертвоприношения в Храме. Он украсил и укрепил растущий Иерусалим, соорудив Третью стену, которая включила в круг городских укреплений новый пригород – Безету (ее северная часть была изучена археологами).
И все же Агриппе пришлось приложить много усилий, чтобы смягчить напряженность в Иерусалиме: за два года он сменил трех первосвященников и преследовал членов иудео-христианской общины. Так совпало, что в это же время Клавдий подверг репрессиям евреев-христиан в Риме – они были изгнаны за “подстрекательство к беспорядкам именем своего Хреста”. “В то время, – говорится в Книге Деяний святых апостолов, – царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежавших к Церкви” и обезглавил апостола Иакова Зеведеева (тезку брата Иисуса). Он также арестовал апостола Петра, которого намеревался казнить после Пасхи. Петр каким-то образом уцелел. Христиане считают это чудом, но другие источники допускают, что царь попросту освободил его, возможно, желая угодить толпе.