Рудимент

17. В ПОИСКАХ БЛУДНЫХ СЫНОВЕЙ

Питер, мне пришлось прерваться, извини! Тут у меня случилось очередное приключение; некоторые мужики прилипают, как мухи к сладкой клейкой ленте. Представляешь, один подонок поперся за мной в туалет. В этом заведении, где я коротаю вечер, наверху, на туалете, не написано, мужской он или женский. Этот долговязый франт с убийственным запахом изо рта вперся за мной, под предлогом, что все равны, и начал кривляться перед зеркалом. Я бы плюнула на него и потерпела, но пришла в туалет совсем не с той целью, о которой он подумал. Мне позарез нужно было вывернуть желудок, и это уже в третий раз. Плохие симптомы, милый, совсем плохие, когда пища просится наружу.

Я знаю, что мне нужно. Обычно в таких случаях мне ставили капельницу с питающим раствором; раствор невозможно извергнуть в унитаз. Таким образом остаешься сытой и обманываешь живот. А обмануть его необходимо, потому что желудок сговорился с другими хитрыми деталями внутри меня; они невероятно коварные, Питер, когда приходят в расстройство. Они творят, что хотят, и притворяются, что не нуждаются в еде. Когда начинается подобная революция, это значит, что во мне что-то растет. Очень важно им не поверить, желудку и остальным, и продолжать кушать. Иначе они выгрызут меня изнутри, высушат и выгрызут. Поверь, я знаю, как это бывает…

И вот, этот дурак поперся за мной в туалет. Уселся на умывальнике, возле зеркала, и понес какую-то чушь, вроде того, что мы уже виделись и непременно должны потанцевать, что он не встречал такой заводной девчонки… Длинный такой парень, даже по-своему красивый, волнистые волосы, как у девушки, только в перхоти и крошках. И ротик у него чувственный, почти как у тебя, Питер, так и хочется поцеловать. Только ты не ревнуй, пожалуйста, я ведь смеюсь!

Да, смешного мало, но если я не буду смеяться, то совсем свихнусь. С тем длинноволосым торчком все закончилось бы благополучно, если бы он не засунул случайно ладонь в дверную щель, там, где петли. Я поняла, что он не уйдет, плюнула и пошла в кабинку. Нравится ему слушать, как меня рвет, что же, пускай! Может, у мальчика такие интимные пристрастия, вдруг он иначе не может кончить? Я потянула за собой дверцу кабинки и прищемила ему пальцы.

Длинноволосый заорал, пытаясь выдернуть руку, одновременно от сквозняка распахнулась входная дверь, и на нас уставились два толстяка, которые в конце коридора метали дротики. Два нетрезвых толстых мужика играли в дартс. Я слишком поздно заметила, что натворила, отпустила ручку кабинки и хотела извиниться. Меньше всего я планировала поднимать шум, но мой незадачливый ухажер резко изменился.

Он увидел свидетелей и решил, что надо показать себя мужчиной. Он не мог позволить, чтобы над ним смеялись. Какая-то девчонка отдавила ему пальцы, вынудила его постыдно визжать, следовало задать ей трепку! Вот так всегда, Питер, это только в кино плохие ретируются, столкнувшись со справедливым отпором. Я себя не защищаю, нисколечки, я лишь пытаюсь понять, почему все складывается нечестно?

Я выскочила из кабинки и хотела извиниться, но мой волосатый друг спрыгнул с умывальника и наотмашь ударил меня второй рукой. Хорошо, что левой, не так прицельно получилось, но достаточно больно. Я отлетела к стенке и шмякнулась затылком об электрополотенце. Только чудом я не разбила голову о крюк, потому что прибор давно бездействовал и болтался на одном крючке. В подобных гнусных салунах украдено и разбито все санитарное оборудование, странно, что унитазы на месте! Но я же не могу себе позволить останавливаться в приличных отелях, вот и приходится терпеть.

Одним словом, я трахнулась затылком о плитку такой силой, что потемнело в глазах, и слегка прикусила себе щеку изнутри. А волосатый покосился в коридор, все ли видят, до чего он крутой, и приготовился ударить меня вторично. Толстяки в коридоре заулюлюкали, предвкушая бесплатное зрелище. Без сомнения, они решили, что мы семейная парочка, иначе бы так не радовались…

Волосатый спрыгнул на пол, но был пьян и позабыл освободить зажатые пальцы. То есть ему уже не было больно, да и тонкая пластмассовая дверца не причинила особого вреда. Но я к тому моменту очухалась и поняла, что если пропущу следующий хук левой, следующие сведения обо мне ты получишь из некролога.

Я выплюнула кровь, оттолкнулась от стены и врезала ногой по дверце кабинки. Щель сузилась, моему противнику содрало кожу с костяшек, он рванулся спасать пальцы и заорал уже совсем другим голосом. К выпивохам в коридоре присоединился кто-то третий, они оживленно делали ставки на исход драки. Я упиралась в дверцу ногой, а спиной подпирала сломанный автомат по продаже презервативов. Парень левой рукой тянул дверцу на себя, а ногой в высоком ковбойском сапоге пытался лягнуть меня по лодыжке. По запястью его правой, зажатой, руки и по краю серой пластмассовой дверцы текла кровь. Он вопил, как резаный, хотя ничего ужасного не происходило.

С моей точки зрения, волосатик и близко не представлял, что такое настоящая боль…

Несколько раз он снизу ощутимо заехал носком сапога мне по щиколотке, тут я поймала его ногу руками, и дружок застрял в неудобной позе, враскоряку. Мы оба оказались в невыгодном положении, я понимала, что если прекращу удерживать дверь и одновременно его, то получу удар в лицо. А он стал красный, как рак, от боли и стыда. За порогом гоготала компания человек из пяти, и вот-вот мог нагрянуть кто-то из хозяев салуна.

Тогда я перехватила его сапог правой рукой, а левой сорвала с оставшегося крюка громоздкий фен. За феном потянулся провод, скрытый под обшивкой стены. Кафельные плитки взрывались, одна за другой, и осыпались осколками, до самого потолка. Я в тот момент ничего не соображала и рванула так, что от прибора отлетела задняя часть. А передней частью, там где зеркало и раструб подачи воздуха, я заехала волосатому ухажеру в рожу. Наверное, я разбила ему нос, что-то хрустнуло, я поскользнулась и сама грохнулась на пол. Дружочек освободил посиневшую ладонь, оторвал от лица ящичек фена и, согнувшись пополам, выплюнул несколько зубов. В его верхней губе, как парус, торчал здоровый осколок зеркала, а кровь хлестала фонтаном.

Не помню, как я выбралась оттуда, как бежала, пока не нашла лужу, где смогла помыться. Одежда была загублена, но это ерунда. Денег хватило, чтобы купить новые джинсы и свитер. Я поняла свою ошибку и постараюсь впредь не подходить близко к заведениям, где нет женских туалетов…

Зачем я рассказала тебе об этом, Питер? Ты думаешь, что мне нравится тебя мучить? Нет, нет, любовь моя. Просто я не хочу, чтобы они запутали тебя, чтобы они представили меня эдаким монстром, Они ведь могут настроить тебя против меня, а это больнее всего. Не верь им, пожалуйста! Ведь если бы я хотела тебя обмануть, я бы не написала тебе о драке и о других «дорожных впечатлениях»…

Там, где я сижу сейчас, довольно тихо и уютно. Вдоволь жратвы и кран с водой. Это не отель, это продовольственный склад. Никто не заглядывает через плечо. Да, милый, я высадила окно и забралась на склад магазина. Тут, в глуши, никто не заботится о сигнализации. Впрочем, я ничего и не украду, постараюсь уйти ночью, чтобы никто и не заметил. Да, Питер, я стала взломщицей, даже это я от тебя не скрываю. Иначе никак, я все расскажу тебе, когда соберусь с духом, Я обязательно осмелею и расскажу…

Кажется, мы прервались на Владиславе. Сейчас, пятнадцать лет спустя, Барков криво подсмеивается над своей детской писаниной. Хотя ничего смешного, на мой взгляд, не происходит. Он бросил наркотики, Питер, но не потому, что его вылечили. Просто он поверил, что потеряет печень, почки и поджелудочную железу. А еще он влюбился в свою будущую жену. Та училась на нарколога и проходила практику в отделении Владислава. Ее семья собиралась эмигрировать в Штаты.

Барков потерял голову и возбудил в девчонке ответные чувства. Она была старше его на четыре года и относилась, как я понимаю, к категории восторженных подвижниц. Ведь это ты мне, Питер, перевел русскую пословицу, что женщина способна влюбиться в козла. Я понимаю, ты подсмеивался, ты имел в виду себя, но ты, по сравнению с Барковым, никакой не козел.