Наследница Вещего Олега

Мистина наконец вскинул взор к ее лицу. В его серых глазах сейчас было хорошо ей знакомое выражение, которое она затруднилась бы описать: он слушал ее и отвечал по делу, и в то же время как будто в мыслях делал с ней… то самое, для чего у него имелась собственная жена. А легкий, едва заметный излом брови намекал, что у воеводы полно забот и он слушает эту женщину лишь потому, что она княгиня и супруга его побратима. Эльга наблюдала за Мистиной уже три года, но не перестала дивиться его способности совмещать деловитость со скрытым любострастием, да так, что этот сплав казался совершенно естественным и одно ничуть не мешало другому.

И все же она замечала, что с минувшей весны его обращение с ней изменилось. Он начал на самом деле слушать то, что она говорит, а не отшучиваться. Не так чтобы в его взгляде появилось уважение… но выражение собственного превосходства стало не таким ярким. Он стал смотреть на нее так, как смотрел бы на толкового отрока: еще не человек, но уже на пути к этому. Уже внушает надежды.

– Поупражняйся, – посоветовал он. – Не завтра же еще начинать?

– Дня через три. Ко мне вчера приходили большухи…

– Чьи большухи приходили? – оживленно спросил Мистина: это было важно.

– Гостимилова, Веледенева, Радовекова.

– Это хорошо! Сами пришли, или ты за ними посылала?

– Посылала недели две назад. Велела кланяться и просила, чтобы они своим умом и опытом меня, молодую, наставили и оповестили, когда рожь в спелость войдет.

– Правильно, – одобрил Мистина, и Эльга поневоле ощутила гордость.

Не требовалось объяснять ему, как важно ей, молодой русской княгине, привлечь к себе этих дородных баб с обожженным солнцем лицами, с отвислыми от частых родов животами, до которых спускаются груди, выкормившие десяток чад. Она так непохожа на них, но они должны увидеть в ней свою святыню – воплощение земли. Той земли, что была родной им, но не Эльге.

– Через три дня, бабы решили, надо зажинать, чтобы успеть убрать, пока рожь не посыплется.

– Ну, за три дня научишься. Тебе же не все поле жать.

– Где мне поучиться, чтобы никто не видел?

– Пойдем ближе к ночи до бору, там порежешь траву на поляне, где нет никого. Да хоть прямо сегодня, пока небо ясное.

– Ближе к ночи?

– Но ты же хотела, чтобы тебя никто не видел? Только оденься, как все бабы. Чтобы издалека в глаза не бросалось, что княгиня. Я своих отроков и лошадей возьму. Как начнет темнеть, будь готова и жди.

Вечером, зайдя в жилую избу, Ингвар отчасти удивился: жена сидела в белой сорочке и красной плахте, вытканной нарочно для обрядов, и будто бы чего-то ждала.

– Ты что это бабой нарядилась? – Он знал, что Эльга не любит славянского платья и никогда его не носит.

– Я так на жатву пойду.

– А сейчас что – жатва? Я, знаешь, уже спать собирался.

– Почти жатва. Где Свенельдич?

– В гриднице. Тебе он зачем?

– Жать пойдем.

– Жать? Со Свенельдичем? – Ингвар нахмурился. – Что ты мне голову морочишь? Чего жать? И почему на ночь глядя?

Он устал за день и не хотел разгадывать загадки. Это лето выдалось самым непростым за его жизнь. Сложнее даже тех, что Ингвар проводил в военном походе – там-то ему, храброму и решительному, было все понятно. Но княжий стол требовал совершенно других умений и способностей, и он с трудом привыкал к новому положению.

– Лучше не спрашивай! – Эльга улыбнулась и ласково положила руки ему на грудь.

Они были почти одного роста, но она – легкая, стройная, светлая – смотрелась как белая лань рядом с сильным, но неказистым рабочим конем. При русых волосах и бровях борода у Ингвара росла рыжая, а весь облик был таким простецким, что странно было видеть его во главе куда более внушительных людей. Он был далеко не глуп, но сразу понимал только хорошо знакомые ему предметы. Эльга давно знала: если некое дело нельзя объяснить в трех словах, проще отшутиться.

– Сейчас мы с Утой пойдем жать траву на поляне, а Мистина с отроками будет нас охранять, – пояснила она. – Скоро вернемся. Но ты ложись, не жди меня.

– Что вы затеяли? Это что… ворожба какая-нибудь?

Ингвар сомневался, не дурачат ли его, но твердо знал: и жена его, и побратим совершенно не те люди, что могут заняться полевыми работами без особых тайных причин.

– Можно и так сказать. Но ничего опасного!

– Зачем вы Уту ночью по полянам таскаете! – Ингвару не понравился этот замысел. – Ей беречься надо! Что вы с Долговязым за игрища дурацкие все выдумываете? Неймется вам!

Его немного раздражало, что он не всегда поспевал за бойкими умом женой и побратимом.

Эльга подавила вздох и снова нежно улыбнулась мужу:

– А ты бы хотел, чтобы я ночью гуляла по лесу вдвоем с Долговязым?

– С ним вдвоем ты никуда не пойдешь! – отрубил Ингвар.

– Само собой, – смиренно согласилась Эльга.

Скрипнула дверь, в избу заглянул Мистина, согнувшись под притолокой едва не пополам:

– Княгиня, готова?

– Да. – Эльга встала, прихватив большой платок из некрашеной шерсти: одолжила у Добреты для защиты от вечерней прохлады.

– Эй! – крикнул ей вслед Ингвар. – Вы же не голые собрались там ворожить?

– Не спрашивай – сглазишь! – засмеялась Эльга.

Мистина только хмыкнул. «Тебя бы все равно посмотреть не пустили», – ехидно подумала Эльга. Бывает женская ворожба, которую творят обнаженными, но такие дела не терпят чужого глаза. Особенно мужского.

Снаружи по-прежнему висела жаркая духота. Выросшая на севере, Эльга по привычке ждала ночами прохлады, но в Полянской земле на макушке лета и ночью было тепло.

Во дворе ждали отроки Мистины, человек пять, с тремя лошадьми. На самой смирной кобыле сидела Ута. Скудота вел кобылу под уздцы, оберегая от малейшей возможности споткнуться. Другую приготовили для Эльги.

– Серп не забыла? – Мистина протянул ей поводья.

– Со мной, – Эльга слегка кивнула себе за спину, где висел небольшой берестяной короб.

Платок пригодился: сев в седло, Эльга накинула его на колени, чтобы не сверкать голыми ногами под задравшейся плахтой. Обычно она в таких случаях надевала плащ, заколов на плече, но к плахте он совсем не шел: селянки плащей не носят.

Передав ей поводья, Мистина заботливо расправил платок и, уже убирая руку, мимолетно коснулся ее ноги чуть выше щиколотки. Но когда она обернулась, собираясь возмутиться, то увидела лишь его спину и хвост длинных волос: он уже отошел от нее. Потом сел на своего коня и негромко свистнул отрокам: трогаемся.

Олегова гора, где стоял княжий двор, никаких укреплений не имела, и небольшой отряд из трех всадников и пятерых пеших проследовал по улицам и выдвинулся в поля, не привлекая ничьего внимания. Еще не полностью стемнело, воздух наливался синью. Сияла почти полная луна, и Эльга улыбнулась, глянув на нее: и впрямь, для ворожбы самое время.

По дороге через ближние поля и огороды почти никто не попадался: народ уже разбрелся по избам и готовился спать. Пора гуляний давно миновала, шел к концу сенокос, бабы днями пололи гряды с овощами и льнища, готовясь вот-вот выходить на жатву. В рощах стояла тишина: даже птицы свое отпели. На лугах и полянах уже виднелись сметанные стога сена. Вблизи Киева, старинного населенного места, ничейной земли не оставалось совсем, все перелески и полянки, не говоря уж о пригодных под пашню участках, были давно поделены. Отаву выкашивали так чисто, что пришлось объехать несколько перелесков, разделявших полевые наделы, прежде чем нашлась уединенная прогалина с довольно высокой травой. С одной стороны ее обрамляла роща, с другой – делянка ржи.

– Вот здесь, пожалуй, – Мистина остановил коня. – Хватит вам столько?

– Для начала хватит, – согласилась Эльга. – Чьи это угодья?

– Радовековы. Где рожь – его земля, да эта роща, а там, за ручьем, уже Войнилины.

Отрок помог Эльге сойти с лошади, и первым делом она направилась к ржаному полю. Отломила колосок, потерла в ладонях, отчего они покрылись серой пылью, выбрала пару зернышек, положила на зуб и вдумчиво раскусила. Постаралась запомнить: вот таким должно быть зерно, которое готово под серп через несколько дней. У Радовековичей, должно быть, это умеют определять не только большухи, но и девки, однако родичи Эльги на земле не работали, и жатву она видела только за рекой, в Люботине, где обитали родичи Уты по матери. Ночная тьма пока дозрела лишь до половины густоты, среди сумерек сияла луна, и света хватало, чтобы разглядеть почти каждую травинку. Лошадей и отроков Мистина отослал в рощу, чтобы не торчали на глазах. Оставаться здесь собирались недолго, лошадей не расседлывали, и оружники лежали на траве, из-под ветвей наблюдая за жницами. Мистина взял с собой самых доверенных людей. Альва и Ратияра Эльга помнила еще с того дня, когда посланец незнакомого жениха вытащил ее из владений Князя-Медведя. Ждан Борода на ее памяти за три года вообще ни разу не раскрыл рта по доброй воле, и лишь если ему задавали прямой вопрос, давал односложный ответ. А поскольку изъяснялся он весьма неразборчиво, то и желающих приставать к нему с разговорами не водилось. Эти люди не станут болтать, какой бы странной ни показалась им ночная вылазка. А если вожак не посчитает нужным объяснить происходящее, они даже мысленно не зададутся вопросами.