Горький шоколад

— Это не предрассудки. Это… правда.

— Правда то, что ты любишь меня. И правда, что я тоже люблю тебя. Остальное — предрассудки, страх и недоверие. И если первые два я готов тебе простить, то последнее меня, знаешь ли, задевает. Понятия не имею, чем заслужил такое недоверие, но неужели ты и правда думаешь, что я мудак, который так просто позволит тебе уйти?

Эль не думала. И с трудом понимала, что он говорит. Она впитывала слова, которые он произнес так запросто, как будто это была самая естественная и правильная вещь на свете.

— Ты меня… любишь? — Голос предательски дрогнул.

— Люблю. Почему тебя это удивляет?

— Потому что это… слишком даже для сказки.

— Ну, в таком случае, мисс писательница, тебе придется написать свою собственную сказку. Я, пожалуй, даже от посвящения не откажусь. Что скажешь: «Моему М.»?

— Ты меня разыгрываешь. — Она попыталась встать, но ни лента на щиколотке, ни Макс не дали этого сделать. Он поймал ее за запястье, заставил сесть. — Прости, Одуванчик, я просто чертовски нервничаю. Не каждый день приходится отговариваться любимую женщину не сбегать за тридевять земель. Да и в любви я признаваться не мастак.

— Если честно, то да, — не стала смягчать пилюлю она.

— Ну, вот, а я уже почти решился на второй дубль. — Он упал на подушку, посмотрел в потолок, рассеянно поглаживая кошачью спинку. — Я просто не хочу, чтобы ты уходила, Одуванчик. Ни в общежитие, ни на съемную квартиру. Никуда. Это какая-то ерунда. Почему надо куда-то идти только потому, что я — Макс Ван Дорт, и у меня есть деньги? Если бы я был простым парнем с заправки, ты бы осталась?

— Я не хочу, чтобы ты был золотым ключиком, который открывает передо мной все двери. В особенности те, о которые нужно лоб разбить. Иначе я перестану быть тебе интересна. Стану просто Эль, которая ломается от каждого чиха.

— Мне кажется, Габриэль, мы с тобой сейчас говорим о разных людях. Потому что мой Одуванчик доказал, что у него есть стержень. Ты сильнее многих, кого я знаю. У тебя есть план на будущее, и я точно знаю, что там нет пункта «прожигать жизнь». Мы же можем найти способ жить друг с другом, я уверен. Все на поверхности лежит.

Его слова отчаянно рвали душу. Потому что, если на минутку прикрыть глаза и позволить себе оторваться от земли, то получалось, что Макс предлагает…

— Я никуда тебя не отпущу, Одуванчик. Для того и привязал.

— Ты сейчас говоришь об этой кровати или… вообще?

— В данный момент — вообще, но как только ты согласишься, то и из кровати не выпущу до конца дня. Завтрашнего. Или даже послезавтрашнего, если испортим все телефоны в доме.

Она прижала пальцы к закрытым глазам, надеясь спрятать слезы, но щеки уже были мокрыми. Это же Макс. Ее Макс. И он сказал, что любит.

— Торжественно клянусь, мисс Кромби, что не буду подавлять твое право самостоятельно набивать все шишки, проваливать экзамены и искать работу. Но надеюсь, обо всем этом узнавать первым. И, — он вскинул палец, — оставляю за собой право не давать советы, даже если ты будешь очень стараться их получить.

Эль яростно вытерла слезы — и просто упала на него сверху. Только рассмеялась, когда так и не смогла высвободить ногу.

— Крепко ты меня привязал, — сказала все еще дрожащим от счастья голосом.

— Замысловатым морским узлом, — посмеялся он. — Ночью гуглил, между прочим.

Она знала, что его веселье служит лишь одной цели — прогнать ее смущение.

— Ну, так что, Одуванчик? — Кажется, он волновался, ожидая ее ответа.

Была в этом какая-то запредельная магия: красивый, восхитительно умный и обаятельный мужчина — и вдруг ждет, что на его признание ответит сопливая девчонка в рваных джинсах. Вернее, в данный конкретный момент вообще без каких-либо джинсов — девчонка с голым задом, которая отчего-то уже не стеснялась своей наготы.

— Скажу, что я соврала насчет того, что не собираюсь к тебе прилипать. — Она обхватила его за шею и, обнажив все свое хрупкое счастье, поцеловала теперь уже своего Макса в уголок рта. Он улыбнулся и в ответ потерся носом об ее нос. — Я собираюсь сплести вокруг тебя большую ловушку, Макс Ван Дорт. Из которой тебе никогда не вырваться.

И сама удивилась смелости, с которой прозвучало это обещание без срока годности.

— Мне кажется, Габриэль Кромби, я уже давным-давно в твоей ловушке.

Пять лет спустя

— Робинзон! — Эль всплеснула руками, деланно нахмурилась. — Неужели во всем доме больше нет места, чтобы положить свою пушистую попу?

Кот приоткрыл один глаз, затем сладко зевнул и потянулся передними лапами. С места он не сдвинулся. Порядком отъевшийся, свернулся клубком на развернутом журнале, полностью погребя его под собой.

— Отдай! — потребовала Эль и попыталась вытащить журнал из-под котяры.

Тот приоткрыл второй глаз, лениво потянулся к рукам хозяйки лапой, изображая попытку поиграть. Когти он не выпускал, потому Эль потеребила пушистую лапу, затем погладила кота по голове. Тот перевернулся набок, громко замурлыкал, подставляя под ласку упитанное пузо.

Продолжая гладить котяру, Эль осторожно перекатила его на другой бок и медленно вытянула из-под него журнал. В последний момент, поняв подвох, Робинзон все же попытался ухватить его лапами, но было уже поздно.

— Справилась? — Макс стоял в дверях, подперев проем плечом. В последнее время он немного отпустил волосы и те, сейчас мокрые после душа, падали ему на лицо.

— Победа далась непросто, но я не сдалась, — гордо сообщала Эль, продемонстрировав трофей.

— Как и всегда, — улыбнулся Макс.

— Иди сюда, — глаза Эль сверкали нетерпением.

Макс прошел к дивану, бросил взгляд на кота, который, лишившись своей подстилки, сидел с самым несчастным видом, будто спать ему в огромном доме было действительно больше негде.

— Не грусти, хвостатый, обещаю вкусную компенсацию за неудобства.

Робинзон с заметным воодушевлением посмотрел на хозяина, облизнулся.

— Спелись, — посетовала Эль и плюхнулась на диван.

Макс сел рядом.

— Смотри…

Девушка переложила ему на колени журнал.

Длинное интервью начиналось фотографией самой Эль, где она, улыбаясь, сидела в окружении стопок своей книги. Не просто книги, а бестселлера, за несколько месяцев разлетевшегося миллионным тиражом.

— Ты знаешь, я никогда в тебе не сомневался, — Макс обнял Эль, поцеловал ее в макушку. — Даже когда кое-кто собирался повесить нос и сдаться.

— Знаю. И только благодаря тебе эта книга была завершена.

— Неправда, небольшая помощь — это ерунда. Вспомни, как сидела по ночам. Как училась, ни на что не обращая внимания. Тебя и в постель было не загнать. Упорство — вот по-настоящему движущая сила.

— Но ты все равно загонял, — Эль подняла на него взгляд, хитро улыбнулась.

— Сексом и развратом.

— Коварно, но действенно.

— А что оставалось делать? Но теперь-то все позади… Диплом у тебя на руках.

— Все, теперь ни секса, ни разврата не ждать? — тяжело вздохнула Эль.

— Да, только глубокие беседы и…

— Глубокие… — зажмурилась Эль. — И мокрые…

— Ай-ай-ай, Габриэль, и что у вас только в голове? — Макс несильно щелкнул ее по носу.

Эль поморщилась.

— Что надо в голове, — показала ему язык. — Но это еще не все. Листай дальше. Еще дальше… Еще… Стоп.

Она смотрела на него, закусив губу, с явной гордостью.

— О, а вот это уже лишнее, — сказал Макс.

— Ничего не лишнее. Максимилиан Ван Дорт удвоил свою чистую прибыль в сравнении с предыдущим годом.

— Деньги делают деньги, — отмахнулся тот. — Тоже мне достижение.

— Скромняга какой.

— Это все для тебя, — серьезно сказал Макс. Затем чуть помедлил, положил ладонь на заметно округлившийся живот Эль. — Для вас.

— Тогда уж для нас всех, — ладонь Эль легла поверх его. — Чего ты в кусты прячешься?

— Ты уже решила, в каких тонах хочешь детскую?

— У меня есть пара идей, но они требуют твоего одобрения.