Страница 12 из 120
— Нефрит — ярко-зеленый.
Оуэн насторожил уши, как рысь.
— О чем спор?
— Я доказываю, — объяснила Кэт, — что нефрит бывает не только зеленого цвета!
— Что! — закричал Оуэн. — Не только! Да он какого только цвета не бывает — белый, розовый, лавандовый…
— И черный? — спросила Кэт.
— Черный? О да, сколько угодно. Вам надо взглянуть на мою коллекцию. Богатейшая палитра красок! Только зеленый! Ха-ха-ха! — делано засмеялся он.
Они подошли к ступенькам, ведущим вниз, старым каменным ступенькам, навощенным и натертым до черного блеска.
— Я буду держаться за вашу руку, — сказал судья молодому Генри. — На этой лестнице ничего не стоит шею свернуть.
Миссис Норрис промолчала. Только поправила пенсне на остром носу.
Внизу, под аркой, дон Рамон и генерал откланялись. Остальные побрели в сад.
Вечерело. Сказочный сад тянулся ввысь, занимая пространство от громадных темных деревьев до высокого, красноватого с желтым дома. Вы словно оказывались на дне сумеречного цветущего сада в Аиде. С кустов свисали алые гибискусы, высовывая колючие желтые языки. Розы роняли непахнущие лепестки на смутные и выглядевшие одинокими гвоздики, никнущие на своих слабых стеблях. На огромных густых кустах призраками звука таинственно белели колокольчики дурмана, большие и безмолвные. Их густое благоухание бесшумно стекало с деревьев и плыло над дорожками.
Миссис Берлап увязалась за Кэт и, повернув к ней глупое, детское личико с застывшей на нем любезной улыбкой, забрасывала ее вопросами.
— В каком отеле вы остановились?
Кэт назвала свой отель.
— Не знаю такого. Это где?
— На авенида дель Перу. Вы и не можете его знать, это маленький итальянский отель.
— Вы долго здесь пробудете?
— Еще не решили.
— Мистер Рис работает в газете?
— Нет, он поэт.
— И зарабатывает на жизнь стихами?
— Нет, даже не пытается.
Это было похоже на допрос, какому в секретных службах в этой столице подвергают подозрительных людей, в особенности, подозрительных иностранцев.
Миссис Норрис остановилась под аркой, увитой растениями с маленькими белыми цветками.
Уже сверкали светляки. Наступила ночь.
— До свидания, миссис Норрис! Не позавтракаете ли с нами как-нибудь? Я имею в виду, не обязательно у нас дома. Только дайте мне знать, и мы встретимся за ланчем в городе, в любом месте, где пожелаете.
— Благодарю за приглашение, моя дорогая! Благодарю сердечно! Я подумаю!
В этот момент миссис Норрис чем-то походила на королеву, каменную, ацтекскую королеву.
Наконец все попрощались с ней и высокие двери закрылись за ними.
— На чем вы приехали? — бесцеремонно справилась миссис Берлап.
— На старом фордовском такси, но где же оно? — сказала Кэт, вглядываясь во тьму. Машина должна была ждать под деревьями напротив. Но ее там не было.
— Непонятно, в чем дело! — сказал Оуэн и исчез в ночи.
— Вам куда? — спросила миссис Берлап.
— В Сокало, — ответила Кэт.
— Нам надо на трамвай, в другую сторону, — произнесло детское личико, увядшая женщина со Среднего Запада.
Судья, как кот по горячим кирпичам, проковылял по тротуару до угла. Через дорогу стояла группа местных парней в больших шляпах и белой миткалевой одежде, к тому же видно было, что они уже хлебнули пульке. Ближе, на этой стороне дороги, стояла другая группка — фабричные рабочие, одетые по-городскому.
— Вот и они, — сказал судья, с мстительной злобой размахивая своей палкой. — Там их две оравы.
— Что за оравы? — удивилась Кэт.
— Пеоны и obreros[20], все пьяные, там их полно. Полно! — И в приступе неодолимой, бессильной ненависти повернулся к ней спиной.
В этот момент они увидели огни трамвая, летевшего, как дракон, по темной дороге между высокой разделительной стеной и огромными деревьями.
— Вот и наш трамвай! — сказал судья и возбужденно заскреб палкой по тротуару.
— Вам в другую сторону, — дернулась поблекшая, с детским личиком женщина в треугольной атласной шляпке, тоже засуетившись, словно собираясь, как в воду, броситься с тротуара.
Парочка, спотыкаясь, вскарабкалась по ступенькам в ярко освещенный вагон, в первый класс. Местные набились во второй класс.
Tren[21] с грохотом умчался. Чета Берлапов даже не попрощалась. Их приводила в ужас возможность более близкого знакомства с кем-то, кого они, может, знать не хотели и от знакомства с которыми им вряд ли была какая выгода.
— Ничтожества! — высказалась вслух Кэт, глядя вслед удалявшемуся трамваю. — Невоспитанные ничтожества.
Она немного побаивалась мексиканцев, не вполне трезвых, которые ждали трамвая в нужном ей направлении. Но некоторая симпатия к этим смуглолицым молчаливым людям в больших шляпах и простых коротких хлопчатых блузах была сильнее страха. Во всяком случае, в их венах текла настоящая кровь, горячая, темная.
Эти же двое со Среднего Запада — бескровные, озлобленные, тошнотворно бледные!..
Ей припомнился местный миф. Когда Творец создавал первых людей, Он слепил их из глины и сунул в печь обжигать. Они получились черные. «Передержал!» — сказал Творец. Слепил других и сунул в печь. Эти получились белые. «Недодержал!» — сказал Он. Тогда Он сделал третью попытку. Теперь они получились теплого коричневого цвета. «В самый раз!» — сказал Творец.
Эти двое со Среднего Запада, увядшая дамочка с детским личиком и хромой судья, остались сырыми. Вряд ли их вообще обжигали.
Кэт взглянула на смуглые лица, освещаемые дуговой лампой. Они пугали ее. В них таилась смутная угроза. Но она чувствовала, что они по крайней мере прошли обжиг в божественном огне, придавшем им должный цвет.
Слегка петляя, подъехало такси, Оуэн высунул голову из окошка и открыл дверцу.
— Нашел его в pulqueria[22], — сказал Оуэн. — Но не думаю, что он очень пьян. Не боишься возвращаться с ним?
— И pulqueria, конечно, называлась «La Flor de un Dia», «Дневной цветок», — с понимающим смешком добавил Оуэн.
Кэт с сомнением посмотрела на водителя.
— Не опасней, чем дожидаться трамвая, — сказала она.
Такси рвануло с места и помчалось на полной скорости в ад.
— Скажи же ему, чтобы так не гнал, — взмолилась Кэт.
— Не знаю, как, — ответил Оуэн, потом закричал шоферу на правильном английском: — Эй! шофер! Не так быстро! Не нужно так гнать.
— No presto. Troppo presto. Va troppo presto[23]! — сказала Кэт.
Водитель посмотрел на них расширенными черными глазами, в которых стояло бездонное непонимание, и вдавил в пол педаль газа.
— Он только прибавил скорость! — нервно рассмеялся Оуэн.
— А, да оставь его! — сказала Кэт устало.
Водитель несся так, словно в него вселился сам дьявол.
Но в то же время управлял машиной с дьявольским же бесстрастным мастерством. Ничего не оставалось, как смириться: пусть гонит.
— Не правда ли, отвратительное было сборище! — сказал Оуэн.
— Отвратительное! — согласилась Кэт.
Глава III
Сороковой день рожденья
Однажды утром Кэт проснулась сорокалетней. От себя она не прятала этого факта, но других в него не посвящала.
Это, признаться, был удар. Сорок лет! Надо было набраться мужества перешагнуть разделительную линию. На этой стороне оставались молодость, и непосредственность, и «блаженство». Впереди ждало другое: сдержанность, ответственность и никаких «шалостей».
Она была вдова и теперь одинока. Выйдя замуж очень молодой, она имела двух взрослых детей. Сыну был двадцать один, дочери девятнадцать. Они жили главным образом с их отцом, с которым она развелась, чтобы выйти замуж за Джеймса Джоакима Лесли. Теперь и Лесли умер, и вся та половина жизни завершилась.
20
Рабочие (исп.).
21
Здесь: трамвай (исп.).
22
Таверна, где торгуют пульке (исп.).
23
Не быстро. Слишком быстро. Ты едешь слишком быстро! (исп.)