Страница 15 из 23
Маркус попробовал вдуматься в эти слова, но их смысл от него ускользал. И трудно предугадать, что может случиться.
– Хотите надуть меня?
Тень шагнула к нему. Маркус разглядел руки юноши и понял, что тот безоружен. И тогда подал голос:
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Ты меня хочешь обдурить.
– Может, лучше выйдем отсюда, поговорим спокойно, – предложил Маркус, пытаясь наладить диалог.
– Будем говорить здесь.
Маркус решил действовать напрямик:
– Ты здесь из-за пропавшей девушки?
– Не знаю я никакой девушки, я тут ни при чем. Хочешь впутать меня в историю, кусок дерьма?
Маркус почувствовал, что парень говорит правду: если он – сообщник Джеремии Смита, зачем возвращаться, когда это так рискованно?
Маркус не знал, что сказать. Прежде чем нашелся ответ, незнакомец набросился на него, схватил за грудки, впечатал в стену. Не ослабляя хватки, свободной рукой вынул конверт и помахал у него перед носом:
– Ты написал мне это хреново письмо?
– Нет, не я.
– Тогда что ты здесь делаешь?
Маркусу прежде всего нужно было понять, какую связь может иметь эта сцена с исчезновением Лары.
– Давай, если хочешь, поговорим о письме.
Но парень вовсе не намеревался уступать инициативу:
– Тебя прислал Раньери? Можешь сказать ублюдку, что я пас.
– Я не знаю никакого Раньери, поверь.
Маркус попробовал вывернуться, но парень держал его крепко. Он еще не закончил.
– Ты полицейский?
– Нет.
– А символ? Никто не знал о символе.
– Что за символ?
– Тот, что в письме, дерьмо.
Письмо и символ: Маркус усвоил информацию. Не так-то много, но, может быть, это окажется полезным, чтобы разгадать намерения парня. Или же он попросту бредит. Надо как-то выпутываться из этой ситуации.
– Хватит болтать про письмо. Я о нем ничего не знаю.
Парень заколебался:
– Кто ты, на хрен, такой?
Маркус не отвечал, ждал, пока юнец успокоится. Но вместо этого, сам не зная как, очутился на полу, и парень придавил его всем своим весом. Маркус пытался сопротивляться, но парень стискивал ему грудь и бил со всей силы. Маркус поднял руки, прикрывая лицо, но удары достигли цели. Он ощутил вкус крови во рту. Уже почти теряя сознание, понял, что взрыв ярости исчерпал себя. С того места, где лежал, увидел, как юнец открывает дверь квартиры. На мгновение разглядел его со спины, в свете, проникающем из внутреннего двора. Потом хлопнула входная дверь. Послышались быстрые шаги.
Маркус выждал немного, потом попробовал встать. Голова кружилась, в ушах звенело. Боли он не чувствовал. До поры до времени. Все навалится вместе, он это знал, но только чуть погодя. Так с ним бывало всегда. Болеть будет все тело, не только побитые места. Он не помнил точно, откуда такая уверенность, но знал, что так и будет.
Он приподнялся, сел. Попробовал собраться с мыслями. Позволил парню удрать, а следовало найти способ задержать его. Стал искать себе оправдание: ведь в конечном итоге вряд ли получилось бы добиться от него толку. В любом случае кое-чего он все-таки достиг.
В драке он завладел письмом.
Ощупью поискал фонарик, откатившийся в сторону. Нашел, дважды нажал кнопку и посветил на конверт.
Отправитель не значился, а адресовано письмо было некоему Раффаэле Альтьери. Судя по дате на штемпеле, отправлено три дня назад. Внутри конверта – листок, на котором отпечатан только адрес Лары на улице Коронари. Но поразил Маркуса символ, стоявший вместо подписи.
Три красные точки, составляющие треугольник.
6:00
Ей так и не удалось заснуть. После звонка Шалбера она час за часом ворочалась в постели. Наконец радиобудильник пропиликал пять часов, и Сандра встала.
Она быстро собралась и вызвала такси, чтобы ехать в квестуру: ей не хотелось, чтобы кто-то из коллег заметил ее машину. Конечно, никто не стал бы приставать с расспросами, но с некоторых пор Сандру раздражали взгляды, которые она ловила на себе. Вдова. Не так ли за глаза называют ее? Во всяком случае, именно так о ней думают. Это сочувствие назойливо прилипало к ней каждый раз, когда она проходила мимо сослуживцев. Хуже всего, что некоторые считали своим долгом что-то сказать. Она уже собрала целую коллекцию утешительных фраз. Самая избитая: «Мужайся, твой Давид хотел бы видеть тебя сильной». Сандре хотелось записать их все, а потом поведать миру, что существует нечто худшее, чем безразличие к чужой боли: банальности, с помощью которых пытаются ее исцелить.
Но вероятно, дело было в ней самой и в ее раздражительности. Так или иначе, она хотела подойти на склад вещественных доказательств к тому времени, когда меняется ночная смена.
За двадцать минут она добралась до места. Сначала зашла в бар, прихватила рогалик и капучино и явилась к коллеге, который собирался домой.
– Привет, Вега, – сказал тот, когда она зашла за стойку. – Что ты здесь делаешь в такую рань?
Сандра попыталась изобразить безмятежную улыбку:
– Принесла тебе завтрак.
Коллега с радостью принял пакет:
– Ты настоящий друг. Ночка выдалась бурная: арестовали банду колумбийцев, они толкали наркотики перед вокзалом Ламбрате.
Сандра не хотела терять время на бесполезную болтовню, поэтому прямо перешла к делу:
– Я бы хотела забрать сумки, которые оставила здесь пять месяцев назад.
Коллега взглянул на нее в изумлении, но тотчас же вскочил, готовый помочь:
– Сейчас принесу.
Он углубился в длинные коридоры склада. Сандра слышала, как, роясь на полках, парень что-то бормочет себе под нос. Она изнывала от нетерпения, но старалась держать себя в руках. В последнее время все ее раздражало. Ее сестра говорила, что так проходит один из четырех периодов траура. Она это вычитала в какой-то книжке и не очень помнила последовательность, потому и не могла сказать, какой сейчас период и скоро ли все они закончатся. Сандра в такие вещи не верила, но слушала, не возражая. Собственно, никого из семьи по-настоящему не затронуло ее горе. Не то чтобы все они были бесчувственными, но чем утешить вдову, которой едва исполнилось двадцать девять лет? И они ограничивались тем, что цитировали статьи из журналов или приводили в пример кого-нибудь из дальних знакомых. Им этого хватало, чтобы не испытывать неловкости, да и Сандра в глубине души была этим довольна.
Через пять минут коллега вернулся с двумя большими сумками Давида.
Он тащил их за ручки, не то что Давид, который забрасывал их на плечи. Одну на правое плечо, вторую на левое. И пошатывался при ходьбе.
«Так ты похож на ишака, Фред».
«Но все равно я тебе нравлюсь, Джинджер».
При виде этих сумок Сандра почувствовала себя так, будто кто-то ударил ее кулаком под дых. Этого она и боялась. Здесь, в сумках, был ее Давид, там содержался весь его мир. Будь ее воля, они бы так и валялись на складе, пока кто-нибудь по оплошности не отправил бы их в измельчитель вместе с уже ненужными вещественными доказательствами. Но прошлым вечером Шалбер сделал весомыми и существенными туманные вопросы, которые копились в опасной близости от сердца с тех самых пор, как она обнаружила, что Давид ей солгал. Сандра не могла допустить, чтобы кто-то в чем-то заподозрил ее мужчину. Но главное, она поняла, что сама не может примириться с этим.
– Вот, пожалуйста, – сказал коллега, ставя сумки на стойку.
Не нужно было ничего подписывать, вещи держали здесь, просто оказывая ей услугу. Их прислали из римской квестуры сразу после происшествия. Она всего лишь не забрала их.
– Хочешь проверить, все ли на месте?
– Нет, спасибо. И так хорошо.
Но коллега все смотрел на нее, внезапно погрустнев.
Только не это, взмолилась она.
И все-таки это прозвучало:
– Мужайся, Вега. Даниэль хотел бы видеть тебя сильной.
Какой, к черту, Даниэль, подумала она, выдавливая из себя улыбку. И, поблагодарив, забрала сумки Давида.