Страница 11 из 64
Ее самолет, рейсом Москва — Казань, развалился надвое прямо в воздухе. Как будто сломали сигарету. Алена находилась в центре, ее кресло вышвырнуло в холодный зимний воздух, ремень порвался, и она выпала. Говорили, что она была без сознания уже в тот момент, когда самолет развалился. А еще она горела, падала с многокилометровой высоты, как горящая головешка, или как звезда. Может быть, кто-нибудь с земли видел ее одинокую, горящую, и загадывал желания. Одному богу известно, что она сама чувствовала в тот момент.
И вдруг я оказался рядом с ней. И Аленка, моя милая Аленка, была такой же, как прежде. Мы падали вместе в бесконечной темноте.
«Падаем» — прошелестела Аленка. Ветер ревел в ушах, но ее голос я расслышал так, как если бы мы лежали на кровати в тишине, тесно прижавшись друг к другу.
«Падаем» — согласился я мысленно.
Аленка улыбнулась. От нее исходило какое-то странное ровное свечение. Я с беспокойством оглядел ее лицо, но не увидел следов от ожогов.
«Ты ни капли не обгорела» — подумал я.
«А должна была?» — удивилась она.
«Ну, да. Я видел тебя на следующий день, ты… — я запнулся, но разве можно удержать мысли? Они сами выпрыгнули из головы, неудержимые — это было ужасно»
«Так я умерла?» — улыбка медленно сходила с ее лица.
«Ты была в коме еще неделю. Потом, да, умерла…»
Ветер рвал ее соломенные волосы. Казалось, мы просто висим в воздухе, но я посмотрел вниз сквозь рваные облака, сквозь искаженный воздух различил землю, расчерченную неровными полосками света. Земля кружилась и нарастала, будто это не мы падали — а она. Ветер швырнул меня в сторону, перевернул, и я увидел далеко вверху вспышки яркого света. Что-то взрывалось. Небесная геенна огненная, адово пекло.
Аленка падала рядом. Она протянула руки, мы обнялись, крепко прижались друг к другу. Я почувствовал ее горячее дыхание. И мне нестерпимо захотелось, чтобы все вокруг стало сном. Чтобы я проснулся вместе с Аленкой в одной кровати, чтобы мы жили, как и раньше. Чтобы большой город не забрал у меня единственного человека, которого я любил в этой жизни. Но Аленка умерла, так и не приходя в сознание, а я вообще находился непонятно где, между жизнью и смертью, падал на деревья, а, может, лежал мертвый на дне выкипающего озера.
Аленкино дыхание сделалось прерывистым.
«Но я ведь не обгорела! Может быть, я тогда выживу? Может, мы упадем удачно?»
Как смешно это звучало — упадем удачно.
«Нет, солнце, — шепнул я мысленно, — мы не упадем удачно. Мы вообще не упадем. Потому что это наш с тобой сон»
И она прижалась еще крепче, не хотела отпускать. Не хотела терять мгновения необъяснимого сна.
А земля приближалась. И стало совсем неуютно.
«Не хочу расставаться — зашептала она. — Не хочу, не хочу, не хочу…»
Но расставание было неизбежным, так же как и все, что осталось в прошлом, уже никогда не изменится. Судьба выжгла наши линии жизни каленым железом.
А теперь все. Прожиг завершен.
Глава седьмая
В начале нового тысячелетия все вокруг бежали вперед, а я все еще бродил по крышам домов и фотографировал.
В период короткого знакомства с Москвой я успел продать две фотографии в желтую газету, пожил полгода у хорошего приятеля, а потом переехал в маленькую комнату в двушке на краю столицы и нашел работу в интим-магазине. Время летело быстро, а моя жизнь — еще быстрее.
В одной из комнат вышеупомянутой двушки жил хозяин квартиры — пожилой археолог и легкий пьяница. Широкой русской души человек — противоречивый и непонятный во всем. В силу своей образованности и показной интеллигенции, он старался не уходить в запои, хотя пил пиво на кухне каждый вечер. Он материл правительство, хотя ни черта не понимал в политике. Он собирал банки на улицах, хотя пенсию получал втрое больше моей зарплаты.
С наступлением сумерек археолог доставал из холодильника запотевшую двушку пива, ставил на стол литровый бокал и медленно, со знанием дела, заполнял его до краев. Затем происходила торжественная церемония подготовки закуски. Как правило, это была сухая рыба, креветки или что-нибудь из чипсов. К креветкам Археолог питал особенную страсть. В годы бурной молодости он жил в Мурманске, где креветки не деликатес, а обычное повседневное блюдо. Их он тогда полюбил и научился искусно готовить (говорят, именно блюдом из тигровых креветок, Археолог покорил свою будущую жену). Кухня пропиталась запахом вареных креветок. За квартирой в целом вообще мало кто ухаживал. Жена Археолога умерла несколько лет назад, а из родственников у него остался только племянник, который изредка наведывался в гости. Племяннику, ясное дело, было не до уборки.
По вечерам, если я был дома, Археолог нерешительно стучался в дверь комнаты (он вообще был человеком нерешительным и чрезвычайно вежливым), заглядывал и спрашивал, не хочу ли я посидеть с ним на кухне за компанию. Как правило, я соглашался. Археолог наливал себе пиво (мне предлагал пару раз, но я отказывался, и предложений больше не поступало), раскладывал закуску и начинал рассказывать какую-нибудь занимательную историю из жизни. А историй у него было хоть отбавляй. В шестьдесят девятом, например, двое ученных с Урала телеграфировали в Москву, что откопали на берегу какого-то озера Ад. Самый настоящий, с чертями и адским пламенем. Якобы, два экскаватора не там копнули, не туда заехали и провалились аккурат в пекло, откуда полезли хвостатые черные твари с рожками. Вызванные в экстренном порядке наряды милиции оцепили территорию, отстреляли вылезших чертей и объявили оцепленную зону Совершенно Секретной. В областном центре тут же связались с Москвой. Москва прислала дополнительные вооруженные силы и отряд археологов для выяснения обстоятельств. В отряд входил и нынешний хозяин квартиры. Вместе с взводом солдат, на четырех уазиках, под прикрытием двух танков, они въехали в оцепленную территорию. Вдалеке светилось бардовое марево, становилось нестерпимо жарко, словно направлялись прямиком в жерло действующего вулкана. Какие были у ученых датчики — все зашкаливали. Стрелка компаса бешено вертелась. Среди редких атеистов возникли предположения, что это не Ад вовсе, а упавшая много лет назад летающая тарелка (в конце шестидесятых НЛО как раз входило в моду). Другие шепотом доказывали, что это просто-напросто магма, вырвавшаяся из трещины на поверхность, а все остальное додумали испуганные люди. Мой Археолог ехал в третьем уазике, и ему в то время было так нестерпимо жарко, что он готов был стащить с себя всю спецодежду и остаться в одних трусах. Марево становилось таким сильным, что окрасило небо в багровые тона. Затем вдруг возник странный гул, а в следующее мгновение (тут мысли Археолога путались, и он некоторое время молча ел креветки, чтобы сосредоточится), в следующее мгновение уазик перевернулся. Просто вот взял и перевернулся — как будто чья-то невидимая рука взяла его, как детскую игрушку, и поставила вверх колесами. И так все уазики и танки разом. Те люди, которые шли пешком (немного их было, но все равно жалко), упали на землю, корчась в судорогах и вопя от боли. Они ослепли, причем, по показаниям, каждый по разной причине. Один увидел вспышку белого света, другого просто накрыла тьма, третий почувствовал жжение в глазах, а потом зрачки как будто лопнули, и так далее. Тем же, кто находился в машинах (в том числе и Археологу) привиделось вдруг, как из земли вырастают гигантские рога. Во множественном числе. Земля задрожала, с рогов посыпались комья земли, показались мохнатые лбы и покрытые бурой шерстью рожи. Отвратительнейшие рожи. С розовыми пятачками вместо носов, с неровным частоколом желтых зубов, с безвекими глазами навыкате. Черти, одним словом. Гигантские черти. Наваждение было столь реалистично, что многие забились в истерике, пытаясь выбраться из перевернутых автомобилей. Археолог же, до этого убежденный неверующий, разом вспомнил все молитвы, которые слышал в детстве от бабушки, начал усердно молиться и креститься, зажмурившись и обильно потея. Очень уж не хотелось заканчивать свою жизнь, угодив прямиком в Ад. Он чувствовал, как сотрясалась земля, и слышал противное похрюкиванье и визг.