Страница 7 из 55
НЕ СЕТУЙ, ДРУГ… Поэту Н. Якушеву Не сетуй, друг, что в жизни много Волнений было и тревог. Что шли мы трудною дорогой И даже вовсе без дорог. И не беда, что ночью вьюга Сиреной нас звала во мглу. Что часто для могилы друга Мы рвали гулкую скалу. Что не вместить анкетам строгим В лицо хлеставшую пургу. Что биографий наших строки Легли как рельсы сквозь тайгу. Не сетуй, друг, что не однажды Ты был жестоко жизнью бит. Что наши глотки, словно жажда, Сушила ярость от обид. Пусть нам завидуют счастливцы, Кто жил легко, писал легко. Кто книги сочинял в столице, Не уезжая далеко. Идя вперед, За счастье споря, Мы были к трудностям глухи. Всю нашу боль, Все наше горе Мы переплавили в стихи. 1960 ПОЖАРЫ Века проходили. Дрожали Осины у балки степной… Пожары, Пожары, Пожары Терзали мой город родной!.. Блестящими саблями вспорот Над ветхими кровлями мрак. Пылает бревенчатый город. Скотина ревет во дворах. Пылает Тайницкая башня. В реке головешки шипят. Звучит одиноко и страшно, Уносится в степи набат. Умчались татарские кони, На гарях поднялись леса… Молясь чудотворной иконе, Творят мужики чудеса. И снова над желтым обрывом, Как в сказке, Огнем не сожжен, Стоит городок горделиво, Добротной стеной окружен. В дозоре врага проворонишь — С булатом схлестнется булат. И вновь Полыхает Воронеж, Удушливым дымом объят… 1960 * * * В обрушенном старом окопе, В оплывах намокшей земли Нашли наконечники копий И ржавые гильзы нашли. Легли на ладонь человека И были на миг сведены Железо десятого века С железом последней войны. Стрелу или пулю обреза, Литое ядро с корабля — Земля Принимала железо, И тяжко вздыхала земля. Молчала. Но каждое лето, Когда наступают дожди, Оттенками ржавого цвета Земля зацветает. Гляди — Ржавеют луга и дубравы. Колюч, как железо, бурьян. Качаются бурые травы У вырытых бомбами ям. Проносится ветер со свистом. И в роще, черны и грубы, Железные ржавые листья Устало роняют дубы. 1960 ЛИСЕНОК Привезу тебе лисенка, До апреля подожди. Отвяжу с мешка тесемку: — Ну-ка, рыжий, выходи! Выйдет робкий несмышленыш, Головастый и смешной, Лисий маленький детеныш, Черноглазый зверь лесной. Будет фыркать он спросонок. Скажут все наперебой: — У Ларисы есть лисенок, Не игрушечный — живой! У Ларисы — носик лисий, Золотистая коса, И поэтому Лариса Не Лариса, а — лиса! 1960 ЛИСИЦА Над кроватью — рога оленьи, Древний дедовский самопал. Я в лесное твое селенье Словно в сказочный мир попал. Дятлы щелкают деловито, Просыпаются — чуть заря. Возле берега на ракитах Сохнут мокрые вентеря. А вокруг — смоляные дали. На сто верст вокруг — Все леса!.. По оврагу в седьмом квартале Ходит огненная лиса. Воздух нюхает черным носом, Прячет в нору своих детей. Пахнет рыбою по откосам От намокших в реке сетей. Как лисята, рыжеют листья, Мягко падают на крыльцо… Знаешь, есть в тебе что-то лисье. Может, эти глаза с хитрецой?.. Улечу я на самолете, На скрипучем, старом «По-2». Всхлипнут кулики на болоте, И застынут в горле слова. Долго будут потом мне сниться Ленты желтые в волосах, Злые огненные лисицы В непонятных твоих глазах. 1961 ХЛЕБ Б. Ручьеву Нет, в нем не попадались ости, В нем не горчила лебеда. Он не был ни сырым, ни черствым — Тот хлеб хорошим был всегда. Одно лишь свойство отличало Тот хлеб от хлеба лучших дней: Его всегда недоставало В суровой юности моей. Он связан был с тяжелой нормой, С делянкой дальней и глухой, С покрытой инеем платформой, С гудящей дымною тайгой. Та связь была простой и грозной… Под крики «бойся!», брань и смех Деревья в воздухе морозном Со стоном падали на снег. Та связь, наверное, издревле Была началом всех начал: Кто больше в день валил деревьев, Тот больше хлеба получал. Я все забыл… Ожоги ветра. Друзей угрюмых имена. А норма — двадцать кубометров, — Доныне помнится она… В барак входили в клубах пара, Ногами топая в сенях, И сразу падали на нары, Тяжелых валенок не сняв. А хлеб несли из хлеборезки. Был очень точно взвешен он. И каждый маленький довесок Был щепкой к пайке прикреплен. О, горечь той обиды черной, Когда порой по вечерам Не сделавшим дневную норму Давали хлеба двести грамм! Прошли года… Теперь, быть может, Жесток тот принцип и нелеп. Но сердце до сих пор тревожит Прямая связь: Работа — хлеб. 1961