Страница 38 из 47
Глеб кивнул головой. Они ехали в Дмитров.
— Ай! А мы отсюда уедем?
— Не знаю, малыш, как получится.
— Это папа делает так, чтобы получилось?
— Да. И Степа. А мы должны им помогать.
— Как?
— Не приставать с глупыми вопросами и болтаться под ногами. Это к вам, братцы-кролики, относится.
— А мы к кому-то пристаем?
— Мы вообще рюкзаки собираем! И даже есть не требуем!
— Еще не заработал.
— Ты это моему животу скажи! Знаешь, как он булькает! Хочет чего-нибудь переварить, а нечего!
— А там, куда мы поедем, небо голубое?
— Не знаю, Полли.
— А лошадки там есть?
— Не знаю, Бель.
— А море там теплое? В нем купаться можно или тоже радиация плавает?
— Стас! Ставь греть суп!
По обочинам мелькали то черные деревья, то черные остовы сгоревших домов. Лишь едва светящаяся полоса отбойника говорила о том, что они едут по дороге. Машина, хоть и на гусеничном ходу, шла очень мягко. Степка удивился:
— Думал, весь зад отобью. Как на тракторе.
— А ты ездил на тракторе?
— Ну да, в деревне у бабушки.
— Почему она оставила тебя у матери?
— Так не дали забрать. Я и сам бы у нее остался. Она хоть кормила. Молоко, плюшки, котлетки…
— Амортизаторы.
— Что?
— На машине амортизаторы.
— А-а.
— Подъедем к посту, говорить буду только я. О чем бы тебя ни спрашивали, молчи.
— Типа, немой?
— Типа, да. Смотри, справа канал. Сейчас подъедем к Икше. Через часик будет светать. Нам проскочить бы…
При въезде в темный город, где был разворот и железнодорожная колея, светился отраженным светом шлагбаум. И он был опущен.
— Молчишь!!!
Глеб ловко обогнул сидящего Степку и открыл наружу люк.
— Хей! — крикнул он в безмолвную черноту.
— Kas tur? (Кто там? — латыш.)
— I don`t understand you are saying… (Я не понимаю тебя — англ.)
— Where are you from and where you`re going? (Откуда и куда? — англ.)
— Intelligence… (Разведка — англ.)
Шлагбаум поднялся. Глеб, весь мокрый, рухнул на кресло водителя.
— Ну что? — шепотом поинтересовался Степка.
— Едем.
Двигатель заурчал, разгоняя по асфальту тяжелое железо, и машинка двинулась дальше по шоссе.
— Карту доставай, будем смотреть, куда и где поворачивать.
— Смотри, Глеб, шлюзы! Они такие старые! Их еще делали, когда прокладывали канал заключенные!
Глеб повернул голову к Степану. Красная приборная подсветка делала его бледное лицо неправдоподобно инфернальным.
— Хочешь поучаствовать?
Степана передернуло:
— Я как представлю Полинку, Белочку, Айку… Господи! — Степан с тоской посмотрел в потолок. — Только бы вырваться!
— Тогда не зевай! Нам сюда. — Черная машина сползла с дороги и, набирая обороты, начала карабкаться вверх по холмам Клино-Дмитровской гряды.
— Ты уверен, что нам сюда? Темно, как в коллекторе!
— Не уверен. Но нам сюда. Здесь раньше был небольшой аэропорт. Частная авиация, спортивная… Полоса хорошая для небольших самолетов.
— Глеб, ты решил полетать над Москвой?
— Степа, думай лучше. Они все разбомбили. Все большие аэропорты. Полосы завалены обломками. Так скажи мне, откуда тогда появляется пополнение с Востока и Европы?
— Прилетают?
— Вот! И мы должны с тобой найти аэропорт. У меня было два варианта. Жуковский и Дмитров. В Жуковский нам не пройти. Скорее всего, у них там главная база. И шли они с той стороны. А здесь может быть запасной аэродром.
— Ты хочешь захватить самолет?
— Если он там будет, Степа.
— А…
— Не знаю, мой мальчик.
— Надюш, веди Полинку спать. Мальчики, хватит тереть полусонные глаза. Наши приедут еще не скоро.
— Давай, я на гитаре поиграю? Белочка лучше уснет!
— Арсений! Не испытывай мое терпение. Если сейчас не пойдешь в кровать, я тебя вместе с гитарой отправлю наверх.
— Джеку песни петь?
— Круто! Арсюха играет, стая — воет! Давай билетики продавать?
— Кому, тупая башка? Волкам на выступление собак? И ждать, кто кого быстрее схарчит?
— Тёма и Кирилл! Я начала обратный отсчет.
— Потом кинешь гранату?
— Подниму рано. Нам хотя бы еще два велика нужно. С припасами и малышней на четырех восьмерым далеко не уехать.
— Семерым. Арсюху на плечи посадим!
— Акробатический номер! Слабонервным не смотреть! Степан крутит педали, на плечах — Арсений с гитарой, на нем — Полинка песни поет.
— А сейчас пока пою я. Тема, а где у нас веник?
— Бить будешь? — состроил грустную мордаху Тёмка.
— Тебе дам. Ночь длинная, уборки много…
— Я — спать!
— И я.
— Вот оно — счастье!
— Глеб! В окнах свет!
— А теперь — заезжаем вот в эти симпатичные кустики и идем на разведку.
Это был корпус какой-то базы отдыха с большим холлом внизу. Глеб и Степан подошли и осторожно заглянули в освещенное окно. На обшарпанном паркете стояли когда-то дорогие кресла и круглый столик. В стене присутствовал незажженный камин. От красивой люстры остались осколки и две электрические лампы, светящие в полнакала. За углом гудел генератор. За столом сидело несколько человек в расстегнутой у ворота черной форме. Они играли в карты и изредка перебрасывались английскими словами. Створка окна по летнему времени была открыта, поскольку уровень радиации здесь был некритичным.
— Я пас. Что-нибудь раскопали?
— Пока нет. Я не думал, что столько крыс выживет после десятка ракет. А они не только выжили, но и активно сопротивляются.
— Да, Лис, когда привезут подкрепление?
— Хочешь сказать, пушечное мясо?
— Крыс тоже надо чем-то отвлекать. На днях делали фотосъемку и измеряли уровень радиации над центром.
— И?
— Только в высшей защите.
— Тогда привлечем энтузиастов, как в Вене?
— В Вене не стреляли. — После паузы сказал один из игроков, выкладывая на стол свои карты.
Мужчины откинулись на спинки кресел.
— Винца?
— Нет, я тут ездил на зачистку, попался интересный дедок. Откупался «самогоном». Говорят, отличное русское пойло. Я взял бутыль. Попробуем?
Степка под окном потер руки. Слово «самогон» он знал с детства.
Через полчаса «пробований» разговор оживился. Карты были брошены в сторонку, и разговор плавно перетек на женщин. Степка скучал, не понимая ни слова. Зато Глеб слушал внимательно. Сдерживающий болтовню рассудок давно утонул в чистых волнах деревенского традиционного напитка.
— Слышали, скоро прилетает Сама.
— Да ты что? И когда же?
— Через два дня. Работы тормозятся, и ей это не нравится.
— Туда?
— Нет, говорят, к нам. Ин-спек-ти-ровать. — С трудом выговорил один из мужчин.
— Все им мало! Весь мир ограбили и испоганили! Сидят себе, в своем Буэнос-Айресе, золото считают, да картинами любуются!
— И что за радость жить вот так, без чистого неба?
— Говорят, им без разницы.
— Теперь только на картинах и осталось.
— А еще говорят, — один нагнулся над столом, приблизив красное лицо ближе к собутыльникам, — она и другие из центра — не люди!
— А кто?
— Г-гуманоиды! Какими бы президенты и армейские дураками не были, все равно не смогли бы подстроить одновременный пуск ядерных ракет по всему миру!
— Компьютеры!
— А теперь их нет. Ничего нет.
— Вот увидите, соберет она все ценности, а нас — в расход.
Мужчины опять откинулись на кресла и задумались.
— Русские — молодцы. Даже дети и бабы стреляют.
— У них — метро глубокое. Хрен выковыряешь кого оттуда.
— А от нас она чего хочет?
— От тебя — ничего. Будет смотреть рабов, ну и брюлики свои заберет.
— Ты мечтал, чтобы она от тебя что-то захотела? — один из сидящих расхохотался. — Видел я ее. Издалека. Глаза страшные, черные. Словно колодцы. Смотрит, словно душу перетряхивает. И рабы после нее тихие-тихие.
Толстый мужчина налил себе самогона и выпил сразу стакан.
Все посмотрели с уважением.