Страница 20 из 27
Так вот, Феофан, читая будущим пастырям нравственную философию, приводил примеры неожиданные. Размышлял, например, о живучести народности китайской, которая, при архаичности и неразвитости государственного устройства, имеет свое собственное бытие и пользуется им беспрерывно в течение долгих столетий. Архимандрит Феофан считал, что народ китайский из всех заповедей Божиих хорошо знает только одну, а именно, о почитании родителей. В традиции Китая есть почтение не только к отцу и матери, но и ко всякому старшему человеку, особенно, к человеку, могущему научить молодежь чему-либо доброму. За это исполнение всего только одной заповеди Закона Божия, считал Феофан, Правосудный Господь наградил китайский народ непрерывностью гражданского и государственного бытия, живучестью и историческим долголетием.
Ну, и где же нам взять, если не китайские добродетели, то хотя бы подобных Феофанов, которые укажут примеры, достойные подражания? Сплошь и рядом встречаешь зашоренных людей, которые прямо таки кричат: «Не смей брать примеры из жизни людей не православных!» Как будто у нас в кармане — лицензия на окончательную истину не только в вопросах догматического богословия, но и в вопросах выпечки хлеба и лечения младенцев от насморка. Хочу спросить: «Кто вас, господа, обучил такому бытовому хамству и беспримерной самоуверенности? Не желаете ли узнать из Писаний, что в первой Своей проповеди в синагоге Назарета Господь Иисус вспомнил Неемана-сирийца и вдовицу из Сарепты Сидонской, то есть людей, богатых верой, но не принадлежащих к Израилю?» Учиться суп варить, кажется, не зазорно у любой соседки, будь она мусульманка, будь она иудейка. Почему бы не присмотреться к чужой жизни, если эта жизнь в лучшую сторону отличается от нашей собственной? Веру боитесь потерять? Не бойтесь! Если ваша вера от таких знакомств теряется, то у вас ее нет. Уж это я вам заявляю со всей категоричностью, при всей даже мягкости характера. Такую «веру» и потерять не жалко.
Мы же присмотримся, какие добродетели воспитываются в семье, и без каких семья не существует.
***
Возьмем самопожертвование.
Звучит пафосно. Век наш —век позорный. Все высокое обитает под плинтусом. Мы уже стыдимся сказать высокую фразу, и то ли еще будет? Но самопожертвование лежит в основе гражданского бытия, и Боже вас сохрани эту добродетель из-под ног у всех нас вытаскивать. Чтобы пожарному лезть в огонь, доктору дежурить ночами и священнику ночью ехать с Причастием к умирающему, нужны не только и не столько материальные стимулы. В гробу я видал ваши стимулы, если я спать хочу, и нет в мире для меня ничего важнее моего собственного отдыха. Ясно ли это вам? Чтобы я полез в огонь, или поехал к умирающему, или побежал за вооруженным грабителем, у меня внутри должна быть иррациональная мотивация! Плевать на деньги! Никакого геройства, никаких мечтаний о будущей славе. Только властное требование совести не остаться в стороне, не дать злу восторжествовать. Откуда это берется? Смею предположить, из крови. Это именно мамкина добродетель. Мама, она ведь даже если фактическая соплячка и малолетка, ощущает в себе могучие приливы волн материнства, и встает по ночам, и кормит грудью, хоть малыш соски истерзал и изжевал, и творит прочие незаметные подвиги, им же несть числа. Потому как душа проснулась, и совесть зовет, и жизнь изменилась изменением странным.
Я слыхал от людей не совсем старых, но давних, что отцы их не позволяли себе даже выпить стакан газировки, зная, что дома —дети, которым нужно принести еду. Матери шили, вязали, стирали, штопали. Рады были иметь пару соток земли, обработка которой влекла боль в пояснице, но экономию в бюджете и наличие свежей морковки или петрушки на столе. А отцы появлялись дома только под вечер и ели молча при полной тишине, потому как кормилец пришел и тишины хочет. Так жили многие поколения и миллионы отдельных личностей. Сплошной труд и подвиг, сплошное вылезание из кожи. Эта память о прошедшей жизни вошла в генетические хранилища многих людей по всему миру. Дерзну сказать, что это и есть жизнь. Да, мы не хотим так больше жить. Да, многие повесятся, если им придется пожить так хотя бы полгода. Но именно это и обличает нас. Именно это и выдает в нас тех сыновей, что с удовольствием за считанные годы тратят накопленные столетиями богатства, и слышать не хотят о том, как дорого эти богатства накапливались.
Я утверждаю, что семья — это школа самопожертвования. Где нет этого качества, семьи тоже нет. Есть обманчивая видимость, готовая рассыпаться, как карточный домик, от пришествия беды, неожиданной и молниеносной. Отец не зря во времена незапамятные соединял в своем лице власть судебную, военную и жреческую. Он, из чресл которого произошли все члены семейства, был готов умереть за всех в любую минуту, а значит, имел право убить любого, кто посягал на безопасность и целость семьи. Таким должен быть игумен монастыря. Не в плане готовности убивать, но в плане готовности за все отвечать и умереть, если надо, за духовных детей. Таким должен быть капитан корабля. Таким должен быть командир воинского подразделения, особенно, боевого, пропахшего порохом. Все эти качества берутся из глубин, из недр семейной жизни. И где она повреждена, где нет даже памяти о том, что быть должно под солнцем, там исчезают храбрые командиры, мудрые начальники, прозорливые старцы.
Семья нуждается в трудолюбии, властно требует его наличия и, если его нет, воспитывает его. Причем, не важно, кто из супругов зарабатывает больше. Нынешняя жизнь такова, что женщине бывает легче найти работу, чем мужчине. Заводы могут остановиться, а необходимость в няньках, сиделках и домохозяйках всегда остается. Кроме того, есть множество профессий, реализация в которых требует не столько физической силы, сколько смекалки, и одинаково доступна как женщинам, так и мужчинам. В этих условиях от женщины требуется некая избыточная мудрость. Одно дело считать мужчину главным тогда, когда все основные виды работ — мужские, а у женщины нет даже гражданских прав. Так было очень долго и почти везде. Поэтому смерть кормильца была истинной катастрофой, бездетная старость — тоже, а вдовы и сироты — самыми несчастными людьми на земле. Сегодня это не так.
Наличие пенсий, оплачиваемых отпусков, пособий по безработице, домов престарелых и прочие «привычные новшества» общественной жизни сняли нравственную нагрузку с семьи. Эти блага можно смело назвать социальными плодами христианской цивилизации. Если это историческая победа, то очень хочется назвать ее «Пирровой». Семья ослабла, а личность выросла в осознании своих прав. Хорошо это или плохо, однозначно не скажешь. Большая часть гражданских свобод вскормлена идеями христианства о достоинстве личности и равенстве людей. Но их практическая реализация нередко рвет живые связи с христианским мировоззрением и плавно переходит в открытое антихристианство, в бунт и греховное своеволие.
Итак, от женщины требуется избыточное женское чутье, чтобы не повторять заезженные феминистские фразы, но продолжать считать мужа главным в семье, невзирая даже на невыгодную для мужа разницу в зарплатах. Муж бытий-но, экзистенциально выше женщины, раньше и главнее ее. Добровольно склониться перед этой истиной означает реально приблизиться, если не к святости, то к идеально-правильному образу мышления. Семья иерархична. Всякому мужу глава — Христос, жене глава — муж. (1 Кор. 11:3). И мир вообще иерархичен. Если в нем сохраняется порядок, если весна и осень не меняются местами, а по утрам в магазины привозят свежий хлеб, то только потому, что не все в своей жизни человек успел разрушить и перепутать. Консерватизм семьи — главная скрепа Вселенной, главная опора ее порядка.
От женщины сегодня требуется тот же подвиг, что и от трех отроков в печи Вавилонской. Те исповедовали непоколебимое доверие Богу и надежду на Него перед пастью раскаленной, для них раскаленной печи. И отроки не отреклись, не дрогнули, не предали. Бог прославился через них, и их души сохранились. И нужно понять, что это значит. Ведь относительно легко верить в Бога при обилии чудес, помощи, очевидных и невероятных побед над врагами, как это было, хотя бы, при путешествии по пустыне. Хотя и тогда были соскальзывания в идолопоклонство, отпадения в блуд, военные поражения по причине греховных отступлений от Бога. А здесь, при всей немощи человеческой природы, перед лицом неминуемой смерти, при общенародном унижении от плена и осквернения святынь, молодые люди дерзают на исповедничество. По всему похоже, что Бог забыл их народ, или сильно на них прогневался и слушать молитвы не желает. В души многих евреев могла закрасться страшная мысль о том, что Мардук или Астарта сильнее, чем Бог Израилев. И вот здесь-то, при всей очевидной слабости, вопреки всей окружающей обстановке, совершается подвиг веры и испо-ведничества.