Страница 2 из 15
Особое беспокойство старшему майору доставлял очкастый военный юрист.3 ранга, неизвестно как попавший в состав комиссии. С самого начала работ он держался несколько обособленно. По прибытию в "Кресты" отказался от предложения начальника тюрьмы перекусить, чем бог послал и попросил представить ему дела заключенных.
В открытую конфронтацию с Громогласовым он не вступал. Ни одно из его распоряжений не подверг критике или высказал свое несогласие с ними, но при этом, постоянно делал записи в своем большом блокноте, что очень беспокоило старшего майора.
- Сейчас все хорошо, а потом напишет за спиной, черт знает чего и тогда, поминай, как звали. Знаю я таких тихонь - доверительно говорил Громогласов Чайке. - Ты смотри, приглядывай за ним. Чует мое сердце, беды с ним не оберемся.
Комиссия работала не шатко, ни валко. Уловив командный посыл сверху о необходимости вскрыть недостатки и восстановить законность, на несколько из представленных дел было вынесено решение о прекращении. Часть дело отправлено на доследование в новом составе следствия и взято на контроль, а оставшиеся ввернуты следователям с грозным приказом "Лучше работать надо!"
Поданное Громогласову дело Рокоссовского вызвало у него нескрываемое раздражение. Оно было толстым, а у старшего майора уже устали пальцы. Уж слишком разными были его толстые короткие пальцы и тонкие страницы очередного дела.
- Рокоссовский - прочитал Громогласов фамилию арестованного, - поляк?
- Так точно, товарищ старший майор. Взят по польскому списку согласно приказу товарища Ежова от июня 1937 года - бодро доложил следователь. То, что Ежов был только снят с должности, но ещё не арестован и не осужден, оставляло следствию пространство, для пусть малого, но маневра. Ведь исполнялось приказание наркома внутренних дел, а не разоблаченного шпиона иностранной державы.
Громогласов перевернул несколько страниц дела и все понял. Комдива брали как поляка и главный упор, по нему делался согласно показаниям арестованных военных польского происхождения. Начавший дело следователь хотел связать несколько дел в один большой заговор, но это у него не получилось.
- Раззява. Ломать нужно было быстрей, тогда бы все и срослось, и по срокам и по показаниям. А так время упущено и вместо большого "веника" разрозненные прутья - зло подумал про себя Громогласов.
- А что сослуживцы, почему от них так мало показаний на Рокоссовского?
- Хитрый и осторожный этот комдив. Все делал строго по приказу, никакой самодеятельности. Всегда выступал на собраниях в поддержку политики партии и правительства. С арестованными врагами народа имел контакты по службе, личных контактов нет. Единственный его прокол в том, что высказал сомнение по поводу ареста корпусного комиссара Шестакова, который, кстати, саморазоблачился и дал признательные показания, в том числе и на самого Рокоссовского - следователь позволил себе усмехнуться. Самую малость, ибо то, что наговорил Шестаков, хватала на арест комдива, но никак не на расстрельную статью.
Громогласов перелистнул ещё несколько страниц допросов и вздохнул. Имевшегося в деле материала не хватало, чтобы сделать из комдива "японского" шпиона или пусть по ленинградским и псковским делам о военных заговорах. Начавший дело следователь вел дело исключительно по шаблону. Сделав главную ставку на то, что сумеет сломать подследственного, он вовремя не стал собирать на него дополнительный компромат.
- Сто чертей ему в печенку. Понабрали, черт знает, кого из всякого там Крыжополя, вот и результат - зло подумал старший майор в адрес этого неумехи, чью плохую работу ему предстояло разгребать. Сам он, правда, был родом из Волочка и москвичом стал чуть более пяти лет, но это не мешало ему всей душой не любить "лимитчиков", понаехавших в столицы.
- В отношении комдива Рокоссовского просил разобраться нарком Тимошенко - подал голос, молчавший все это время военюрист.
- И что? Я таких указаний от наркома Берия не получал - негодующе спросил чекист, развернувшись в его сторону на стуле. Он хотел повернуть голову, но из-за жесткого ворота мундира вынужден был повернуть все тело. Майор ожидал, что очкарик вступит с ним в перепалку, но этого не произошло.
- Я только информировал вас, товарищ старший майор - абсолютно нейтральным голосом сказал военюрист.
- Паразит, специально сказал это при свидетелях - понял Громогласов, и словно подтверждая его опасения, в дело вступил Пикин из наркомата контроля. Сидевший на нем нарком Мехлис не особенно жаловал чекистов Ежова.
- Есть мнение направить это дело на дорасследование с заменой следователя и постановкой на контроль - предложил Пикин, и очкарик тут же кивнул головой в знак согласие.
- Это будет уже двенадцатое дело - многозначительно произнес Громогласов, пытаясь привести в чувство слишком далеко зашедших правдолюбцев. Передача дела на новое расследование, после специальной директивы наркома о запрещении применения физического воздействия к арестованным, в большей степени означало прекращения дела.
Голос чекиста и его воинственная поза возымели действие. Пикин с остальными членами комиссии несколько смутились, поняв, что может произойти перерасход отпущенного лимита, но военюрист моментально нашел лазейку.
- Хорошо. Давайте напишем протокол разногласий, где каждая из сторон выскажет свое мнение и подкрепит его фактами - ловко плеснул маслицем крючкотвор и Громогласов закачался. Писать, а уж тем более обосновывать свое мнение ему как-то не хотелось. Он вопросительно посмотрел на Чайку, но тот только скорбно молчал. Писать и обосновывать ему тоже не хотелось. Дело ведь касалось не командарма или комкора, а простого комдива.
- К чему вносить раскол в наши ряды? Если есть мнение, то давайте направим на дорасследование - нехотя согласился Громогласов, но и этого очкарику было мало.
- Если комиссия не возражает, я хотел бы задать несколько вопросов арестованному комдиву Рокоссовскому.
- Какие ещё вопросы? - сразу насторожился чекист.
- По условиям его содержания.
- Зачем это? Условия содержания арестованных у нас одни для всех, сносные. Других нет, и не будет.
- Вот пускай он это и скажет.
- Что не будут?
- Что сносные.
- Глупости все это - уверено громыхнул чекист, но крючкотвор вновь плеснул масло ему под ноги.
- Хорошо, я так и отпишу, что присланные мне вопросы оказались глупостью - произнес юрист, хитро не уточняя, куда и кому следует отписать.
Весь кипя от негодования, Громогласов вперил в юрист майора тяжелый взгляд готовый прожечь его насквозь, но в их ментальную дуэль вмешался Пикин.
- Товарищ Громогласов. Если товарищ военюрист просит, пусть приведут арестованного. Пусть он ответит на вопросы, если это надо. Много их у вас?
- Ровно десять, товарищ Пикин.
- Вот видите. Пусть ответит, и товарищ секретарь начнет писать бумаге по нашей работе.
Не будь в комиссии Пикина и товарищей из госконтроля, Громогласов послал бы крючкотвора ко всем чертям с его вопросами но, увы, не мог этого сделать.
- Хорошо. Герасименко, распорядитесь - приказал Громогласов чекисту и тот пулей выскочил из кабинета. Прошло немного времени, и арестованный был доставлен перед грозные очи комиссии.
Едва Рокоссовский переступил порог кабинета, как Громогласов впился глазами в военюриста. Чутье чекиста подсказывало, что тот неспроста потребовал к себе комдива, и он весь напрягся, готовый сорвать и разоблачить незаконные действия крючкотвора.
Однако ничего подозрительного не произошло. С усталым лицом, военюрист попросил арестованного представиться комиссии, не называя при этом причин по которым она приехала в "Кресты".
Единственное, что он сделал - это встал со стула и, разминая затекшие ноги, подошел к сидевшему на табурете Рокоссовскому, точно также как следователи, ведущие долгий допрос арестованного.
- Есть ли у вас претензии по вашему содержанию? - спросил юрист, открыв блокнот и взяв в руки тонко отточенный карандаш.