Дары звезд

– Мне иногда кажется, что в обязанности министра входит сдерживание на поводке целой своры собак, – ворчал Альфард, устало падая в кресло по вечерам. – Авроры бывают просто невыносимы.

Сириус лишь усмехался. В его времени авроры покидали министерство из-за его бездействия. Оставались лишь самые верные самой Идее. Сириус помнил, почему ушли он и Джеймс. Когда не смогли растормошить заржавелый механизм ответа на информацию. Так погибли Гидеон и Фабиан Пруэтт. Орден Феникса не получил сову, глава аврората не имел права отправлять группу без согласования с министром, а Сириус и Джеймс не могли выйти из Министерства, будучи на дежурстве. Он до сих пор помнит этот ужасный час. Когда им пришлось устраивать дуэль с главой аврората, чтобы просто пробиться к выходу. Теперь такого просто не бывает.

Меиса и Нимфадора носились по огромному дому, снося все на своем пути. Практически все лето они провели у озера, умудрившись несколько раз за лето обгореть на солнце, с их коленок не сходили болячки, а в глазах Меды появилась настоящая паника. У ее дочери нормальное детство – это хорошо. Но как она может быть таким сорванцом? Дора постоянно меняла свою внешность, требовала себе собачку и не желала вести себя “как положено маленькой леди”. Меиса несколько терялась на ее фоне, но явно была хитрее своей подружки, избегая наказаний за шалости во всех случаях, о которых не знал папа. Разум ребенка читается легко. Как говорит Альфард – они очень громко думают. И шалости своей дочери он вычисляет сразу, как только ее заметит.

А вот младший братик Доры, Ликорис, был не по-Блэковски спокоен. Он учился ходить с таким выражением на детском личике, словно решает какие-то глобальные проблемы, не иначе. Трое детей в доме делали его атмосферу еще более счастливой, к тому же зимой ожидали четвертого карапуза.

Ольга не то, чтобы плохо переносила беременность. Но она быстро уставала и поэтому много спала. Сириус вновь поставил письменный стол в спальне. Он накидывал на кровать полог тишины, а сам сидел у окна, читая оставленные Троцким документы, разбираясь в редких темных заклинаниях, читая обрывки историй о Геллерте Грин-де-Вальде и подбирая заклинания для штурма неприступной тюрьмы. Ему нравилось быть в комнате, когда Ольга просыпается. Все остальные в этой части дома на всякий случай ходили тихо, разбудить Ольгу боялись даже девчонки-сорванцы. Они точно не знали почему “Сириус расстроится” и что в этом случае будет, но они его любили и огорчать не хотели заранее. Ольгу они тоже любили – у нее сказки необычные.

Лето, вопреки ожиданиям Сириуса, пролетело незаметно. Сентябрь и вовсе пронесся будто мимо. В начале октября из Южной Америки приехал Ксавьер, через пару дней прибыл и Троцкий. Планы окрестностей тюрьмы заняли стол в кабинете Сириуса, Северус ворчал, но варил заказанные зелья, Регулус старательно пытался прошмыгнуть в комнату: изучение артефакторики не только придало ему уверенности, но и разбудило блэковское любопытство.

Нурменгард, кроме защитных заклинаний самого Грин-де-Вальда, имел еще и защиту от его противников и Дамблдора лично. Большинство из них – стандартные купола, закрывающие вход, не дающие выйти, отпугивания маглов и другие несильно распространённые заклинания. Все четверо считали, что уж лучше пройти все кордоны быстро и тихо, поэтому два дня мастерили артефакт-взломщик. Универсальный ключ, так сказать. А Джеймс практиковался в создании узкого тоннеля, который, если верить книге, не поднимет тревогу.

– Не думаю, что туда будет тяжело проникнуть, – Троцкий по каплям прибавлял зелье, – все таки его постоянно ходят проведывать, так сказать. Кормят, поят, даже одежду должны носить. И снимает и накладывает все это среднестатистический работник Аврората. Главное препятствие побегу – это браслеты, что одевают на узника.

– Что это за браслеты? – морщился Ксавьер, который по долгу направленности магии сюрпризы не любил.

– Нигде не сказано, – ответил ему Сириус. – Их создавал сам Грин-де-Вальд, их снятие вряд ли можно отследить вне стен тюрьмы. Поэтому план гениален: зайти, поболтать с ним, а дальше как ляжет.

– Плохой план, – качал головой Ксавьер.

Но первая его часть осуществилась просто идеально. До башни, правда, пришлось лететь. Троцкий ворчал, влезая на метлу, но летал хорошо. Скользкие камни не давали идти быстро, но защита на месте и правда стояла стандартная до безобразия. Четыре магистра снимали ее аккуратно, а то и вовсе – обходили стороной. Для полубезумных сторонников Грин-де-Вальда это было бы сложным испытанием, но даже Оз снял бы такую защиту минут за пятнадцать. Стены башни были испещрены рунами. Рисунок повторялся постоянно, руны накладывали защиту, причем очень мощную. Сириус поднес руку к стене, но отдернул ее, не успев коснуться. Магия крови. Магия смерти. Использована топорно, кем-то незнающим, а может просто лишенным способностей. Руны когда-то были залиты кровью еще живых существ. Здесь никто не сможет выжить.

Они вошли внутрь через небольшую дверь на крыше. Приходилось пригибаться в дверях, коридорчик был коротким, но таким же узким и низким. Пара метров, и они вошли в просторный зал. Стены его тоже были испещрены рунами. Только другими.

– А он как минимум хитрый, – усмехнулся Ксавьер. – Снаружи все залито магией смерти, а внутри руны охраняют от нее же. Топорно, но к Магии Смерти способности есть мало у кого.

Сириус прошел к столу, что стоял перед лестницей. Там лежали браслеты и ключи к ним. Сириус сощурился, пытаясь разобраться в мелких деталях артефакта. Тот, кто его делал был гениальным новичком. Куча ошибок, непонятно как вообще все это держится вместе, но при этом оно работает. Браслет, который уменьшает магическую силу и привязывает носящего его к стенам тюрьмы.

– Здесь тоже кусочек с магией смерти, – хохотнул Троцкий. – Может, вырежем его и с собой? Тут пять образцов крови.

Сириус подошел к учителю, но ничего не смог понять в этих рунах. Слишком мало знаний у него в этих дисциплинах. А вот остальные, по всей видимости, находили каменную табличку крайне забавной.

– Этот камень, – принялся объяснять Джеймс, – привязывает носителей данной крови к стенам замка. Как удавка. Любой вошедший сюда из этих семей здесь и останется.

– Так вот почему его до сих пор не убили! – понял Сириус.

– Да. Он построил и тюрьму и крепость одновременно, – кивнул Троцкий.

Спускаться вниз пришлось долго. Каждый пролет лестницы заканчивался на этаже с четырьмя просторными камерами. Хозяина тюрьмы нашли спустя три пролета. Он сидел на полу камеры и смотрел в крошечное окошко. Услышав шаги, пленник развернулся, его глаза удивленно расширились, он подошел к решетке своей камеры, внимательно рассматривая визитеров. Визитеры рассматривали мага. Одет он был в тюремную робу, поверх которой был накинут плащ. Пыльный, но на вид достаточно теплый. Волосы его, седые и редкие, торчали во все стороны неровно обстриженными космами, а на сухом морщинистом лице яростно горели льдисто-голубые глаза. Он рассматривал их цепким взглядом, губы его беззвучно шевелились. Через некоторое время он все же заговорил, хрипло, срываясь на шепот, словно забыл как это делается.

– Кто вы? Не мои союзники. Но и не палачи.

Сириус шагнул вперед, все равно, в случае чего, бывший темный лорд становится его гостем.

– Мы пришли поговорить о пяти проклятых семьях. Одна из них – род Нотир.

В живых глазах старика пролетела целая гамма чувств: радость, недоверие, надежда, даже восторг.

– Вы на них вышли, – хрипло прошептал Геллерт. – Я верил, что кто-нибудь найдет их.

Геллерт Грин-де-Вальд был немного сумасшедшим. Одержимым. И годы в тюрьме вовсе не наполнили его раскаяньем. Он по-прежнему считал себя правым, по-прежнему был верен своим убеждениям… вот только уже не хотел их воплощать в жизнь. Слишком стар и слишком устал от долгого заключения. Он был как мирный сумасшедший. Ненавидит всех, но теперь лишь ворчит и обзывается. Согласился рассказать им все, что знает сам. В обмен на две услуги. Ему дадут сделать наследником рода Грин-де-Вальдов своего племянника, которого он сам отправил в Америку. И дадут ему спокойно умереть в маленьком доме с садом и библиотекой. Согласен принести клятву, что не будет искать контактов с бывшими соратниками, но находиться в собственной тюрьме – это уже слишком.