Страница 50 из 56
Некоторые женщины нашего села слегка осуждают тетю Дуню за то, что деньги она тратит не столько на хозяйство, сколько на наряды дочерям. Но надо понять это стремление матери одеть своих дочерей, если самой не привелось износить ни одного нарядного платья.
Нужно сказать, коли зашла речь, что сейчас в Олепине одеться лучше других не так-то просто. Конечно, в будние дни никому не придет в голову блистать нарядами, ибо деревенская работа требует удобной, грубой одежды. Зато в праздники!..
Недавно в летний праздник в Олепине собралась молодежь со всей округи. Если бы со мной не было жены, то, может быть, мне и в голову не пришло вникать в наряды олепинских женщин, но тут пришлось вникнуть. Шифон, натуральный жоржет и цветастый панбархат – вот самые обыкновенные материалы, в которые одевается сегодня праздничная деревня.
Когда же наступил вечер, то все девушки переоделись в вечерние наряды из лиловой и фиолетовой шерсти.
Иная городская модница, может быть, скривила бы губки: дескать, в прошлом году были модны эти цвета. Но, право, олепинским девушкам не резон, да и некогда на лету схватывать столичные моды.
Хорошо, что газеты стали приходить в Олепино этим же числом[9], а не на четвертый день, как это было недавно. Моды если и запоздают – не беда.
Среди гулявших на празднике людей было несколько московских женщин, и они ничем, ровно ничем, не выделялись среди остальных. Одно только было у них преимущество, вернее, одно только слабое место было у деревенских соперниц: как правило, деревенские женщины покупают пусть дорогие, но все же готовые платья, а не шьют у разных там модных портних. Разумеется, готовые платья сидят несколько мешковато и кажутся как бы с чужого плеча.
…Евдокия Изотова – сноха тети Олены после убитого сына Александра. Работает в колхозе телятницей; сын ее Шура – прицепщик. Избенка их совсем развалилась и стала бы непригодной для жилья, когда бы председатель Александр Михайлович Глебов не поставил об этом на колхозном правлении вопрос. Амбар, в котором помещалась сельская лавка, разобрали, перевезли и соорудили из него пусть небольшую, но теплую избу, в которой и живет теперь тетя Дуся с сыном. Их дом самый крайний, самый последний в селе Олепине, дальше начинается луговина, потом поле, сбегающее под уклон к реке и около самой реки переходящее в луг.
Путешествие наше из дома в дом по селу Оленину закончилось. Оно было долгим, может быть утомительным, но думаю, что небесполезным. Во всяком случае, я не считал бы свою роль исполненной, если бы не представил вам каждого олепинского жителя. Что касается цифровых итогов, которые я обещался подвести, то они будут такие:
Семейств, выехавших из Олепина в послевоенные годы 10
Всего живет в Олепине семейств 36
Погибло на войне человек 17
Всего живет в Олепине человек, считая ребятишек 110
Рядовых колхозников, выполняющих разные работы 6
Колхозников, выполняющих специальные работы (доярки, счетоводы, уборщицы, телятницы, кассиры, пасечник, трактористы и т.п.) 38
Людей, уехавших в города, а также работающих не в колхозе, а на стороне 48
Высокий округлый холм, подножие которого обвивает речка Ворща, а на макушке которого стоит село Олепино, когда-нибудь был, вероятно, пуст. Склоны его, ныне покрытые мелкой плотной травой, такой яркой после летнего светлого дождика, бесспорно, шумели лесами, ибо и теперь между маленькими уцелевшими островками леса по склонам холма редко-редко, но все же растут кустики можжевельника, а там небольшие елочки, а там и взрослая сосна, которая стоит одна посреди зеленой травы, вольготно обдуваемая ветрами, и далеко видно ей на все стороны света.
Может быть, холм и поверху был покрыт сосняком… Но тогда почему же именно здесь решили пращуры рубить первые избы? Наверно, на вершине холма и раньше была плешинка, и когда каким-либо образом на скрипучих телегах своих очутилась славянская семья (или пять семейств) на упомянутой плешинке и люди оглянулись вокруг на молчащие в низинке по склонам холма и у его подножия темно-зеленые леса с белой причудливой полосой речного тумана, накуренного Ворщей, то, может быть, тут-то и дрогнуло сердце старейшего, и сказал он распрягать лошадей и разжигать костры.
Есть еще одно предположение, которое дальше, после прочтения нами одного исторического документа, покажется не лишенным вероятности, а именно: что притулился на холме монашеский скит, который постепенно со всех сторон облепили (или олепили) избы обыкновенных крестьян, и таким образом получилось Олепино.
Если еще двадцать лет назад полно было рыбы в Ворще, то сколько же ее было тогда? Если и теперь в урожайный год как пойдут боровые рыжики по Миколавке да по Прокошкинским сосенкам, сколько же их, рыжиков, росло в древние годы! А место здоровое, высокое, сухое, бескомарное, ни змей, ни другого какого гада. Почему бы и не поселиться?
Никто из стариков не помнит первого поселения на высоком холме над рекой Ворщей, но когда спросишь, всегда отвечают, что село стояло еще и при татарах. Опровергнуть невозможно, так же как и доказать.
Однако очень мне захотелось поискать, нет ли какого-нибудь упоминания в каких-нибудь книгах или летописях.
Задача эта могла быть продиктована только огромным желанием да еще разве наивностью, ибо найти что-нибудь о селе, не помечаемом даже на подробных областных картах, конечно, очень трудно. Тем не менее я смело устремился в дебри каталога в самой большой библиотеке нашей страны. Если верить замечательному Фабру, усердие и терпение в конце концов не могут не вознаградиться, я помнил об этом, и это поддерживало меня. Наконец в пожелтевшей книжонке, изданной в 1893 году, на сто двадцать шестой странице я вдруг прочитал с замиранием сердца:
«ОЛЕПИНО»
«Село Олепино – от Владимира сорок верст при пруде и колодцах. В первой половине XVI века село Олепино принадлежало Московскому Ново-Девичьему монастырю; но царь Иоанн Грозный взял эту вотчину в царскую казну в обмен на село Никулинское. Об этом в Царской жалованной несудимой грамоте Московскому Ново-Девичьему монастырю 1662 года апреля 2 говорится: „В Володимирском уезде в Полском стану село Мигулинское с деревнями, а пожаловал их (игуменью и наместницу монастыря с селами) тем селом и деревнями благостные памяти царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси против их села Олепина с деревнями“.
Дворцовым имением Олепино остается в XVII столетии, но в начале XVIII столетия оно записано уже вотчиной «стольников Петра и Ивана Самойловых детей Салтыковых»; фамилии князей Салтыковых Олепино принадлежало в XVIII и нынешнем столетиях»[10].
«Церковь села Оленина в честь Покрова Пресвятые Богородицы весьма древнего происхождения. Когда в 1850 году ветхая деревянная церковь в Оленине была разрушена, то при сожжении престола было найдено в столбце его три антиминса, из коих самый древний дан был в Покровскую церковь села Оленина в княжение Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, другой при царе Иоанне Грозном и третий при царе Борисе Годунове».
«В книгах патриаршего казенного приказа под 1656 годом записано: „Церковь Покрова Пречистые Богородицы в приселке Алипине того же приселка Алипина на крестьянах за оброк данью семнадцать алтын заезда гривна и августа 31 день платил те деньги староста церковный Фома“. „187 г. (1679) церковь Покрова Пресвятые Богородицы в государевом дворцовом приселке Алепине дани 22 алтына 4 деньги заезда гривна“.
«Ныне существующая каменная церковь в честь Покрова Пречистые Богородицы построена в 1850 году усердием прихожан, при ней каменная колокольня и ограда».
…До 1849 года приход состоял из села и трех деревень; но в этом году[11], по прошению помещика князя Салтыкова, преосвященный Парфентий к Олепину причислил из Черкутинского прихода семь деревень; в этом составе приход существует и в наше время. Деревни: Брод, Останиха, Курьяниха, Калинино, Оленинцо, Кривцо, Николютино, Зельники, Щуково и Борисово. Расстояние от села 1—3 версты, препятствий к сообщению между ними нет. Всех дворов в приходе 175, душ мужского пола 501 и женского 551».
9
Кстати, может быть, интересно будет узнать, что в село на тридцать шесть домов приходит пятьдесят газет и пять журналов.
10
Напоминаю, что цитируемая книга издана в 1893 году.
11
Не знаю, к чему отнести «этот год»: к 1849-му или к году издания книги, то есть к 1893-му.