Страница 8 из 49
— Да поймите же вы, Тихон Антонович, я ведь сам уговорил председателя организовать звероферму в колхозе. Обещал помочь…
Ни один мускул не дрогнул на лице Кубрикова. Придвигая к себе пухлую папку с бумагами, он ответил наставительно:
— А это вам наука, товарищ Прокопьев. Прежде чем что-нибудь решать, надо спросить. Вы смотрите на всё с узкой позиции заведующего участком. А на моих плечах всё хозяйство лежит и, чтобы оно было в ажуре, я должен предвидеть за всех.
— Значит?..
— Значит, отказываю в продаже.
Прокопьев поднялся и, не глядя на директора, произнёс:
— Хо-ро-шо. Я пойду к парторгу, в райком партии, а от своего не отступлюсь.
— Можете. Привыкли бегать… Чуть что, так и к парторгу.
Прокопьев застал Жаворонкова в его небольшой комнате, в которой стоял стол, накрытый красным сатином, десяток стульев да простенький шкаф с книгами. На стене — в красивых рамках — портреты вождей. В этой скромно обставленной комнатке Прокопьев всегда чувствовал себя свободнее, чем в просторном кабинете директора.
Афанасий Васильевич удивился, увидев всегда спокойного Сергея Селивёрстовича в таком состоянии.
Прокопьев напоминал сейчас человека, приготовившегося броситься на врага: длинная, сухая фигура его неестественно полусогнулась, отчего ещё более ссутулились остренькие плечи; на раскрасневшемся лице выдались узкие скулы; серые, всегда выражающие любопытство глаза теперь горели лихорадочным огнём, а стриженые под бобрик чёрные жёсткие волосы походили на ощетинившиеся плавники только что вытащенного из воды ерша.
Парторг по-приятельски пожал руку Сергею Селивёрстовичу, участливо спросил:
— Чем-то расстроен, Селивёрстыч, что-нибудь случилось?
— Ты ещё спрашиваешь: расстроен ли я? — загорячился Прокопьев. — Это не человек, а чёрствый ломоть..
— Да ты о ком речь-то ведёшь?
— О ком? Конечно, о директоре. Я ему одно, а он план в нос тычет… Не могу, у нас план, по плану предусмотрено, согласно плана рассчитано… — Прокопьев соскочил со стула, забегал по комнате, затем остановился перед Жаворонковым и опёрся обеими руками на стол. — Я тебя спрашиваю: когда он не будет зажимать инициативу?
Жаворонков спокойно наблюдал за сухощавой фигурой заведующего участком и улыбнулся.
— Ну ёрш и только, — проговорил он, наконец. — И ты думаешь, что я что-нибудь понимаю?
— И ты меня не понимаешь?!. Тогда в райком пойду, там-то уж меня, наверняка, поймут…
Парторг, не обращая внимания на угрожающий тон Прокопьева, вытащил из кармана портсигар и предложил:
— Закури, Сергей Селивёрстович. «Беломорканал», ленинградский…
Прокопьев машинально взял из портсигара папироску, прикурил от зажжённой Жаворонковым спички и глубоко затянулся дымом.
Замолчали. Сергей Селивёрстович сел на краешек стула и задумался. Жаворонков углубился в чтение раскрытой ещё до прихода заведующего участком книги, изредка бросая косой взгляд на Прокопьева. Когда заметил, что тот успокоился, сказал:
— А теперь рассказывай…
— А чего рассказывать-то. Решил колхоз «Новая заря» звероферму организовать, я по их просьбе приехал к директору, а он не хочет лисиц на потомство отпустить. Говорит, что не хватает с планом рассчитаться. А того не поймёт, что наладит колхоз звероводство, нашему же промхозу от этого польза.
— Верно! Так чего же тут волноваться, продать колхозу лисиц, да и только.
— В том-то и дело, что Кубриков не хочет продать.
— Не может быть? Нет, тут что-то не то. — заметил парторг и закрыл книгу, на обложке которой был оттиснут позолотой заголовок: «Избранные стихи». — Ну, что ж, пойдём к нему, проведём, так сказать, разъяснительную работу. — И уже выходя из кабинета, добавил. — А ты, Сергей, кипяток! Не думал…
Прокопьев промолчал. Увидя за спиной входящего парторга раскрасневшегося Прокопьева, Кубриков неприязненно подумал: «Сходил всё-таки. А всё равно не разрешу продать».
Жаворонков сел в кресло напротив директора, Прокопьев — поодаль, на стул, решив не вмешиваться в разговор, чтобы снова не разгорячиться.
— Тихон Антонович, вы отказали продать колхозу лисиц для потомства… — начал парторг.
— Отказал. И правильно сделал, — перебил его Кубриков. — Сейчас можно продать лисиц лишь в ущерб выполнению нынешнего плана сдачи пушнины.
— А правильно ли?.. Вы вот подумайте: кто бы, например, отказался остановить на месяц станок для переоборудования, чтобы он через два месяца не только компенсировал дни простоя, но и дал продукции значительно больше. Думаю, что таких близоруких людей не найдётся. Тем более, что другие станки могли перекрыть недовыпущенную продукцию остановленной для переоборудования машины. Для этого надо лишь перестроить работу агрегата.
— А как же мы… чем будем компенсировать?
— Перевыполнить план за счёт других пород зверей.
— Эт-то, пожалуй, верно, но как бы от Лозовникова не попало. В плане-то прямо указано: сдать двести пятьдесят девять шкурок платиновых и чёрно-серебристых лисиц. Двести пятьдесят девять!..
— Лозовников никогда против полезного возражать не будет. А развивать колхозное звероводство мы обязаны. Так ведь?..
Кубриков знал, что не прав, так как его отказ был вызван не мотивами здравого рассуждения, а эгоистическими соображениями, тем не менее перешёл в наступление.
— А вы, Афанасий Васильевич, ведь тоже за план? Зачем же вы меня толкаете на то, что не следует делать, зачем?..
— Да, за план! Но не за мёртвую цифру сто. Если мы продадим колхозам лисиц, то через два-три года получим этой ценной пушнины вдесятеро больше и тогда план будет во столько же раз перекрыт. Надо смотреть в будущее…
— Хорошо, я дам команду, а всё-таки… — недовольным тоном проговорил Кубриков.
— Вот это правильно. Получай, Селивёрстыч! Да скажи председателю колхоза, чтобы послал того, кого назначит звероводом, на недельку к Валентине Михайловне, пусть она его подучит, — заметил Жаворонков, направляясь к двери. — И ко мне загляни, увезёшь охотникам литературу.
Глава пятая
Распродав на базаре в Вагино дичь и рыбу, Андронников заехал в контору ондатрового хозяйства: надо было получить боеприпасы и отоварить квитанции за сданную пушнину.
На складе он встретился с Кубриковым.
— А вот ты-то мне и нужен. Получишь боеприпасы — заходи. Хотел уж вызывать тебя, — сказал директор и так недружелюбно посмотрел на Андронникова, что тот почувствовал что-то недоброе.
— Зайду, Тихон Антонович, обязательно зайду Я и сам собирался… — ответил Андронников, соображая, зачем же его приглашает директор: «Разве оговорил кто-нибудь?.. Благинин, наверное, тому больше всех надо. Да этим не возьмёшь, не впервой, выкрутимся, — думал он, складывая банки с порохом в рюкзак. — Нашего директора можно дважды два вокруг пальца обвести. Ему бы только план…»
Андронников зашёл в кабинет директора, когда тот разговаривал с кем-то по телефону.
— Как с планом?.. — кричал в трубку Кубриков, — С планом у нас всегда в ажуре. Да-да!.. Как можно, Аркадий Петрович, как можно, спим и то план во сне видим. Перловский обгоняет?.. Нет, не поддадимся. Народ у нас хороший, боевой…
«Чёрта с два, знаешь ты народ, — подумал про себя Андронников, слушая ответ директора. По складским квитанциям: кто столько пушнины сдал… На участке-то ещё ни разу не был».
— До свиданья, Аркадий Петрович, до свиданья. Уж постараемся!.. — Кубриков тихонько, словно боясь кого-то потревожить, положил телефонную трубку на рычаг и, вытирая вспотевший лоб, обратился к Андронникову.
— Слыхал, брат, начальство беспокоится о плане. Перловцы, говорит, обгоняют…
— Где уж им обогнать, поддакнул Илья, мы ведь тоже не лыком шиты. А добыча ондатры сейчас хорошо пошла.
— Хорошо, говоришь, пошла?.. Ну и жмите на полную гайку! — воскликнул Кубриков, самодовольно потирая руки, забыв, зачем пригласил охотника.
— Жмём, Тихон Антонович, жмём! — таким же тоном проговорил Илья, каким только что говорил по телефону Кубриков с управляющим областной конторой.