Страница 32 из 36
Но все эти документы характеризовали «большую политику» Советской власти. А рядом с ней существовала могучая сила инерции и сложившаяся практика законоприменения. Виктор Серж, французский коммунист, работавший в Петрограде в аппарате Коминтерна, пишет, что когда стало известно о готовящемся решении ВЦИК и СНК о моратории, питерские и московские чекисты, дабы успеть до публикации декрета, стали «пускать в расход» тех, кого они считали наиболее опасными контрреволюционерами.
А когда Виктор Серж спросил одного из участников этой «акции» — почему они так поступили, тот ответил: «“Мы думали, — сказал он, — что если народные комиссары начинают проявлять гуманизм, это их дело. Наше дело — навсегда разбить контрреволюцию, и пусть нас потом расстреляют, если захотят!” Это была отвратительная трагедия профессионального психоза».
Серж полагал, что этот «психоз» происходил по многим причинам — «из комплекса неполноценности еще недавно порабощенных, униженных; из самодержавных традиций, невольно проявлявшихся на каждом шагу; из подсознательной озлобленности бывших каторжников и тех, кто избежал виселиц и тюрем; из атрофии нормальных человеческих чувств, вызванной мировой и гражданской войнами; из страха и решимости бороться до конца».
Но главное — «эти настроения были усилены жестокостями белого террора. В Перми адмирал Колчак уничтожил четыре тысячи рабочих… В Финляндии от рук реакции погибло от 15 до 17 тысяч красных… В Будапеште Отто Корвин был повешен вместе со своими товарищами на глазах возбужденной толпы буржуа». И все-таки, заключает Виктор Серж, — «для меня, как и для многих, было очевидным, что упразднение ЧК, восстановление обычных судов и права на защиту отныне становилось условием внутреннего спасения революции»254 255.
В том же 1920 году в Питере был арестован бывший генерал, ученый-химик А.В. Сапожников. Сам он «политикой» не занимался — разрабатывал новое антисептическое средство (гомоэмульсию), но два сына его были активными белогвардейцами. И вот при обыске его квартиры было найдено спрятанное оружие.
По тем временам незаконное укрывательство оружия грозило смертью. Суд, однако, приговорил Сапожникова к заключению «до окончания гражданской войны».
Горький, знавший Сапожникова, рассказал эту историю Ленину. «Гм-гм, — сказал Ленин, внимательно выслушав мой рассказ. — Так, по-вашему, он не знал, что сыновья спрятали оружие в его лаборатории? Тут есть какая-то романтика. Но — надо, чтоб это разобрал Дзержинский, у него тонкое чутье на правду.
Через несколько дней он говорил мне по телефону в Петроград:
— А генерала вашего — выпустим — кажется, уже и выпустили. Он что хочет делать?
— Гомоэмульсию…
— Да, да — карболку какую-то! Ну вот, пусть варит карболку. Вы скажите мне, чего ему надо…
И для того, чтобы скрыть стыдливую радость спасения человека, Ленин прикрывал радость иронией»1.
В июне 1921 года в Питере вновь начались аресты в связи с раскрытием ЧК так называемого «Союза возрождения России». Упомянутый выше Виктор Серж был хорошо знаком не только с чекистами, но и с теми, кто участвовал в этом «Союзе». По его мнению, «во время кронштадтских событий университетские преподаватели должны были счесть конец режима неизбежным и, видимо, подумывали об участии в его уничтожении. Дальше этого “заговорщики”, скорее всего, не пошли»256 257.
После проведения обысков у арестованных, те, у кого не обнаружили компромата, были сразу же освобождены. Но в связи с этой группой проявилась и другая, названная чекистами «Петроградской боевой организацией», в которую, среди прочих, входили и офицеры, за которыми ЧК вело наблюдение еще во времена заговоров 1919 года. В их числе был поэт Н.С. Гумилев, профессор В.Н. Таганцев, сотрудник Госплана
М.К Названов и другие. Эту группу выделили в особое производство как «дело Таганцева»1.
Об этих арестах Ленин узнал от зампреда Госплана, профессора Петра Семеновича Осадчего, который постоянно попадал в поле зрения ЧК в связи с деятельностью его брата Павла Осадчего. 1 июня Владимир Ильич пишет зампреду ВЧК Уншлихту: «Вопреки моему точному предупреждению… произведен обыск в Петрограде у зампредгосплана Петра Семеновича Осадчего. Требую немедленного расследования, указания мне виновного в обыске точно и поименно и привлечения его к ответственности»258 259.
2 июня на списке арестованной профессуры он подчеркивает фамилии профессора Электротехнического института ПА ГЦуркевича и профессора Политехнического института Б.Е. Воробьева, которые и до этого, как бывшие члены кадетской партии неоднократно арестовывались ЧК Уншлихту Ленин пишет: «Двое подчеркнутых — лично известны Осадче-му — “такие же, как я”. Нельзя ли хоть домашний арест? Нельзя ли иные меры пресечения… Они не бегают ведь».
И относительно самих арестов: местным органам ЧК, отмечает Владимир Ильич, выдаются «мандаты не на персональные аресты, а на аресты “по усмотрению”», без учета политической зрелости сотрудников. Эту практику, — пишет Ленин, — необходимо менять, и ВЧК надо в подобных случаях выдавать лишь «персональные мандаты»260.
В конечном счете, помимо ГЦуркевича и Воробьева, рее указанные в списке арестованные профессора (Л.В. Щерба, В.С. Мартынов, АК. Мордвилко, В.Н. Тихонова, В.П. Осипов) были освобождены и в последующие годы (за исключением Н.Н. Мартиновича, эмигрировавшего в Финляндию) успешно работали в академических и высших учебных учреждениях Петрограда.
Тогда же, в июне 1921 года, Ленин получает письмо от академика Николая Степановича Таганцева. Имя это было Владимиру Ильичу знакомо. В свое время, после ареста Александра Ульянова в 1887 году, Мария Александровна Ульянова, по протекции их домашнего доктора Александра Алексеевича Кадья-на, обращалась к нему, как сенатору, с просьбой помочь ей добиться свидания с сыном. И сенатор действительно хлопотал об этом в судебной палате261. Теперь Николай Степанович просил о смягчении участи своего сына — профессора-географа Владимира Николаевича Таганцева, арестованного ЧК, и о возврате вещей, конфискованных при аресте.
Ленин в тот же день — 17 июня, посылает это письмо Калинину, Курскому и Дзержинскому: «Очень просил бы рассмотреть возможно скорее настоящее заявление в обеих его частях (смягчение участи и увоз из квартиры Таганцева вещей, принадлежащих ему лично) и не отказать в сообщении мне хотя бы самого краткого отзыва»1.
Уже на следующий день, 18 июня, конфискованные вещи вернули. А вот относительно судьбы В.Н. Таганцева лишь 5 июля Д.И. Курский сообщил, что просьба о смягчении его участи не может быть удовлетворена и Таганцев должен понести «суровое наказание в связи с его активной ролью в контрреволюционной организации»262 263.
Видимо, не удовлетворившись этим ответом, Владимир Ильич попросил дать ему более подробную информацию. Поэтому, когда супруга упоминавшегося выше доктора А.А Кадь-яна — А.Ю. Кадьян (в девичестве баронесса Анна Нольде) обратилась к Ленину с той же просьбой о смягчении участи В.Н. Таганцева, приходившегося ей племянником, Ленин ответил: «Таганцев так серьезно обвиняется и с такими уликами, что освободить сейчас невозможно; я наводил справки о нем не раз уже»264.
254
См.-.Мозохин ОБ. Право на репрессии. С. 34, 35.
255
Серж Виктор. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционерах. 124,125.
256
В.И. Ленин и A.M. Горький. Письма. Воспоминания. Документы. Изд. 3-е. М., 1989. С. 169, 171,323.
257
Серж Виктор. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. С. 182.
258
См.: В.И. Ленин и ВЧК С. 491.
259
В.И. Ленин и ВЧК. С. 464.
260
Там же. С 465,466.
261
См.: Таганцев Н.С. Пережитое. Выл. 2. Пг. 1919. С. 32.
262
Ленин ВЯ. Поли. собр. соч. Т. 52. С. 278, 279.
263
См.: В.И. Ленин и ВЧК С. 471, 472.
264
5 Там же. С. 451.