Страница 66 из 84
Его талант очень даже ничего — парень умеет писать. Причем, писать умело. Он без труда подбирает слова, объединяет их потом в предложения, абзацы и страницы. Диалоги в его текстах достоверные, описания убедительные. К тому же, у него бывают совершенно гениальные идеи… и как раз в этом, в принципе, его самая большая проблема. Достаточно, если Червяк пишет текст длиннее пары страничек, и его собственные концепции уже заливают его, подавляют, дергают каждая в свою сторону. Мне кажется, если когда-нибудь ему удастся написать роман, молодые авторы будут пользоваться им в качестве источника вдохновения. А затем, на вопрос: «Откуда вы берете идеи?» те будут отвечать: «Из книжки Червяка». Я так это вижу.
Я, в свою очередь, вполне ничего рисую — всегда мечтал заниматься компьютерной графикой и рисовать комиксы — обладаю понятием о почерках. Правда, знаете, инстинктивно. В жизни я не читал какой-либо книжки о графологии, специальные термины мне незнакомы, зато я способен узнать человека по тому, как он проставляет буквы, могу сравнивать фрагменты текста и так далее. Еще могу, если только получу достаточно много образчиков и времени на подготовку, подделать любой почерк. Червяк говорит, что мне легче, чем ему — ведь мне же можно зарабатывать на фальшивых оправдательных документах в школу для детворы или записях в зачетки для студенческой братии — только меня никогда подобное не привлекало. Не то, чтобы угрызения совести, просто я боялся залететь.
План Червяка предусматривал страховки от залета практически на каждом этапе. Опять же, он был расписан в мельчайших подробностях. И, собственно, если бы не то, что сам я считал этот план совершенно нереальным, вообще-то он походил бы на вполне реальную идею, как заработать сумасшедшие бабки.
Говоря откровенно, даже не знаю: согласился я тогда или нет. То есть, тогда ночью, когда Червяк спросил, что я думаю обо всем этом. Наверняка вы скажете, что мне следовало сказать «да», раз уж, как только я поднялся, он угостил меня всеми подробностями плана. Только вы еще не знаете Червяка толком. Я бы не удивился, если бы слово отказа он посчитал названием какого-нибудь острова в Тихом океане.
Во всяком случае, тем утром я торчал в его идее всем собою: зевающим и сонным. От кончика взлохмаченных волос до босых ног, являющихся элементом плана моего соседа по комнате. Причем, позволю добавить с гордостью, одним из наиболее важных элементов.
А вот что Червяк придумал:
Римский папа и дядька-путешественник были когда-то приятелями. Такими, знаете, настоящими, как в книжках или в кино. Совместные игры с мячом, вылазки в город, ночные беседы обо всем, а ежели чего случалось: один становился за другим, как за каменной стеной. Время были тяжелые, так что частенько случались оказии испытать дружбу — как в старинных книжках.
Потом — когда папа уже стал Папой, а дядька отправился путешествовать — связь между ними, по вполне понятным причинам, сделалась слабее, но они регулярно писали друг другу. Дядя делился со своим приятелем недавно добытыми рецептами, анекдотами из путешествий в чужие страны и культуры, папа же ему отвечал о трудах понтификата и жизни в Ватикане, а так же выражал собственное мнение относительно предложенных дядькой блюд. И это вот последнее представляло собой смысл плана.
— Сделаем из папы гурмана и любителя полакомиться, — заявил Червяк, не скрывая возбуждения. — Люди любят видеть в нем свойского чувака. А что может быть более человечным, приземленным, чем еда?
Вы уже наверняка размышляете, как это Червяк хотел все это впиндюрить народу, имея в своем распоряжении всего два-три снимка и открытку из Закопане?… Впрочем, нет, вы же уже знаете о моем таланте подделывать почерки! И так вот оно и должно было выглядеть: Червяк напишет письма папы и дядьки — ясное дело, выдерживая их стиль письма; а я потом все это старательно перепишу, подделывая почерка обоих. Все просто, не так ли?
Ясен перец, я тут же заявил Червяку, что за решетку меня как-то не манит, но тот заверил, что нечего трясти задницей, поскольку на это способ тоже имеется.
— Копию того, что мы сделаем, я отошлю епископам. Напишу, что эти записки получил в наследство вместе с полными правами на них, а теперь лишь готовлюсь их издать. Спрошу, не имеют ли они чего против, и могли бы мы проверить аутентичность папских писем. В конце концов, нам не хотелось бы участвовать в какой-нибудь фальшивке, а на услуги графолога у меня нет башлей. Если они ответят, что это подделка, я вежливо отступаю, да еще и извиняюсь за беспокойство. Никаких прибылей, немного затраченного времени и труда. Зато, если они не врубятся.
Заканчивать ему и не следовало. Я ведь тоже не обязан, а? В конце концов, догадаться несложно.
Еще тем же самым днем мы взялись за работу. То есть, точно не знаю, как там было с Червяком — он сказал, что будет вечером, взял курточку и вышел — но я точно баклуши не бил.
Перехватил чего-то побыстрее и рванул в эмпик. Где-то в голове было, будто бы в одной из папских книжек были сканы его оригинальных записок, и тогда я подумал, что было бы неплохо найти нечто подобное. Того, что имелось у меня на руках, явно не хватало, чтобы надлежащим макаром вчувствоваться, тем самым — браться за дело.
На остановке, а потом и в автобусе, я долго осматривал открытку. Искал чего-нибудь, что раньше прошляпил, но отметил только мелочи:
Характерная маленькая «р», которое писалось именно так, как когда-то учили в начальной школе — без пузика, зато с оборочкой, плавно переходящей к следующей букве. Сегодня уже мало кто так пишет. Потом, большое «О» соединяется с маленькой «b» линией у верхушек обеих букв, а не, традиционно, у их оснований…
Я отметил себе обязательно проверить на других образцах, не является ли это нормой, когда Папа соединял большую букву с прописной, но высокой. Тогда бы я имел дело с крепкой индивидуальной чертой.
Ведь индивидуальные черты, признаки — это уже совершеннейшая основа. Такой фундамент, врубаетесь? Можно выловить массу украшений, а потом их выучить, но если пропустишь какой-то индивидуальный признак — хана. Вся работа псу под хвост.
В конце концов, я посчитал, что открытка ничего нового мне уже не скажет, поэтому я спрятал ее себе в карман и улыбнулся приятной телочке, готовящейся выйти. А она презрительно надула губы и отвернула голову. Вот так со мной вечно…
В центре, еще до того, как идти в эмпик, я заскочил в лавку для художников. Вроде бы и знаю, что большую часть из того, что мне было необходимо, я найду и в салоне, но как-то уже привык делать покупки в этой забегаловке на Монюшко. Ну, вам ведь это тоже знакомо. Заскакиваешь в маркет — и ты никто. А вот заходишь в специализированный магазин, конкретно знаешь, что попросить… И сразу же чувствуешь себя профи, разве не так?
Открытка была подписана темно-синими чернилами, так что я купил более-менее похожие. Не знаю, известно ли вам, но люди, предпочитающие приличную авторучку карандашу похожи на курильщиков трубок — простые действия они быстро превращают в ритуал, а уже затем любое изменение в этом обряде доставляет им чуть ли не физическую боль. Так что они держатся одного и того же табака, или же — в случае пишущих авторучкой — одних и тех же чернил. Если не могут пользоваться той же самой маркой, тогда, ходя бы цветом.
Помимо этого, я купил пару листов бумаги ручной работы, немного пергамента и перышко для туши. В общаге, правда, имелся «паркер», отцовский подарок, но им я тренировать руку не хотел. Посчитал, что авторучка пригодиться впоследствии. И вот нагруженный подобным образом я пошел в эмпик искать образцы папского письма.
Их я обнаружил без труда уже на первой полке, к которой подошел. Только радость быстро сменилась подавленностью. Об одном я, блин, ведь не подумал…
— Как долго длилась их эта переписка? — спросил я у Червяка, когда тот уже вернулся где-то после полуночи.