Страница 9 из 10
Да и что бы это за бой был, без пляски? Одна срамота. Венны знали это всегда. Знали и то, что лучшие плясуны зачастую оказывались затем и лучшими бойцами.
Хорошенько утоптав площадку, Белки и Зайцы встали по сторонам подготовленного Круга, освободив место в центре. Вперёд выскочили шустрые мальчишки и принялись выделывать коленца, кто был во что горазд. Вот полетели первые снежки, кто-то с кем-то для затравки обменялся крепкими тумаками…
Бусый пружинисто припадал ко льду и взлетал в воздух, вертелся и стремительно бил то рукой, то ногой, разя воображаемых супостатов. Если бы он заметил взгляд старого Аканумы, во взгляде мономатанца он заметил бы понимание и одобрение. Уж в чём, в чём, а в боевых плясках чернокожий понимал толк! Бусый как будто не плясал, а пел, и его песнь была внятна любому имеющему глаза. Он славил Светлых Богов, Весну, Жизнь и Любовь.
Всё то, чего ради живёт на свете мужчина, всё то, за что ему и жизнь не жалко будет отдать.
Девочка с зелёными, искрящимися весельем глазами, одетая в летнюю рубашонку… Она незримо шла в танце об руку с Бусым, отвечая на каждое его движение, на лету ловя его замысел и продолжая его своим… Девчонка ещё поспевала смеяться и хлопать в ладоши, кружась и не приминая ромашек, и вместо того, чтобы задохнуться и уступить середину Круга новому плясуну, Бусый летел и летел на крыльях вдохновения и счастья…
Со стороны Зайцев в Бусого густо летели снежки. Позже ему рассказали, как сноровисто он от них уворачивался, и Бусый удивился. Медлительные комья всего лишь скользили по туго натянутым нитям чьих-то намерений: отчего же не обойти их, не перешагнуть?..
Мальчишки Белки ревниво оберегали его, бросались под снежки, готовые, как им казалось, вот-вот ударить его…
Потом рядом с ним появился Ульгеш. Может, юному мономатанцу и стоило бы скромно остаться в сторонке, дабы не навлекать на гостеприимных Зайцев ехидное поношение: у вас, мол, не только лучший боец пришлый, но и лучший плясун!.. Но Ульгеш был сыном народа, чьи дети ощущают потребность в танце раньше, чем осознают необходимость ходить. Народа, который молился, колдовал и советовался с давно ушедшими предками, вполне обходясь без слов. И пускай Ульгеш вырос вдали от родной земли, что с того! У него был очень хороший наставник…
На лёд Крупца вышел крадущейся походкой неведомый зверь. Именно зверь, и притом такой, каких отроду не видали в здешних лесах. Глаза мальчишки горели кошачьим хищным огнём, на праздничном белом Кругу полыхал неистовый танец знойной Мономатаны. Непостижимо, но изумлённые венны узрели крадущуюся к добыче, неслышно текущую сквозь густые заросли, когтистую и прекрасную тень. Вот, оставляя в воздухе след, чёрно-жёлтая молния метнулась к добыче, сшибла её неудержимым прыжком, покатилась вместе с ней по земле… Вот она выгнулась и отскочила, уходя от рогов всё ещё очень сильного и бесстрашного буйвола… Вот нанесла последний удар и застыла с поднятой лапой, готовая отстаивать добычу от всякого, кому придёт охота за неё поспорить…
Даже юные Зайчата, каждому из которых мечталось блеснуть взрослым умением, забыли ревновать чужака и во все глаза смотрели на его танец.
На лице Аканумы вдруг стали отчётливо видны все морщины, старик крепко зажмурился, пряча подступившие слёзы. Он-то, заметив своеволие ученика, успел испугаться, как бы веннов не оскорбило подобное вмешательство в их священную пляску. У одной из старух поначалу действительно мало не выпал из рук бубен, но затем лица белокожих северных варваров отразили изумление и восторг, и Аканума понял, что его наука не пропала втуне.
Вот если бы маленький Ульгеш ещё и звездословие с таким же рвением постигал…
Поединок
Между прочим, Ульгеш с Бусым должны были теперь неминуемо встретиться и на кулаках. Ульгеш это понял не сразу, но ему подсказали, и он не попятился, не смутился. Постепенно зрители перестали плясать, оставили кидаться снежками и наконец вовсе замерли, затаив дыхание. А ну пропустишь такое, о чём, может быть, долго будут все вспоминать!
Знать бы Белкам с Зайцами, чем в действительности предстояло запомниться этому поединку… Что поделаешь, не всем людям дано заглядывать в будущее, и, право, это им же только во благо.
Стоя грудь в грудь, светлокожий Бусый и чёрный Ульгеш, весьма далёкие от внешнего сходства, показались зрителям едва ли не кровными близнецами.
Бусый метнул снежок в противника. Кистью снизу вверх, хлёстко и очень сильно, поди увернись! Ульгеш увернулся играючи. Его, как и Бусого, вела звеневшая внутри песня, за которой телу только оставалось радостно следовать.
Ульгеш изогнулся, точно хлыст, пропустил мимо пущенный Бусым снежок. Довершая начатое движение, прянул вперёд – и его ступня выстрелила Бусому в грудь!
Но и Бусый не остался на месте, он как бы устремился следом за кистью, метнувшей снежок, мягко отсягнул по кругу и, не пытаясь остановить, чуть подправил удар чернокожего, продлевая, продёргивая его дальше – мимо себя. А когда Ульгеш провалился в ударе, подставил ему бок – рубанул в этот самый бок кулаком.
И вот тут…
Мимо, безопасно скользя по тугим нитям намерений, всё так же пролетали снежки, неспособные попасть ни в Бусого, ни в Ульгеша. Бусый на них уже и внимания-то почти не обращал, радость пляски и боя заставила его подзабыть даже о твари, мелькнувшей в небесах. Всё злое и скверное было готово отодвинуться прочь, вымытое из души святым огнём праздника, как вдруг…
Девочка с зелёными глазами испуганно вскрикнула, указывая на что-то у Бусого за спиной…
…Как вдруг одна из нитей-намерений оказала себя липким и серым щупальцем паутины. И по ней летел никакой не снежок, а глыбка льда, увесистая, как камень. Неслась она, далеко не играючи пущенная, Бусому прямо в затылок. А если бы он убрал голову – то Ульгешу в висок.
Это была уже не потеха, это было увечье и смерть.
Бусый не обернулся, некогда было ему оборачиваться, да, в общем, и незачем. Он и так знал, что ледышку метнул Резоуст. Он это увидел.
Для внешнего зрения Резоуст весело приплясывал среди Зайцев, как все, разогреваясь перед боем, смеялся, кричал, кидал в Белок снежки, ловко сам от них уворачивался.
Но это было всё напускное, куда менее настоящее, чем кудельные патлы Белки-Мораны. Истинное зрение – то, которое останавливало в полёте снежки, – усматривало на месте Резоуста сущий ком липкой паутины. От него по направлению к Белкам расползались смертные токи. К большухе, к Соболю… И… и всех гуще почему-то к нему, к Бусому, хотя он-то за всю зиму Резоусту двух слов не сказал, какое там ссориться. Ну с чего можно до такой степени ненавидеть недавно встреченного мальчишку, паче того – люто завидовать ему и желать каким угодно способом причинить зло?..
«За что?..»
«А за то, что я узнал в тебе кое-кого, на чью голову у меня давным-давно ножик наточен. Сдохни теперь, пащенок, вместо него!..»
Конечно, Бусому ответил не сам Резоуст, ответила его нить-намерение, которая, если ловко её ухватить, о чём только ни напоёт…
…Кулак Бусого, нацеленный Ульгешу в бок, до этого самого бока так и не долетел. Вместо удара у Бусого вдруг разъехались ноги, он схватился за юного мономатанца и рухнул вместе с ним в снег.
Девочка из снов была по-прежнему подле него, только в изумрудных глазах плескалось уже не веселье, а тревога за Бусого. Всё-таки она продолжала хлопать в ладоши, задавая меру танцу и бою. Бусый откуда-то знал: пока она рядом, ничего непоправимо страшного с ним не случится.
Потом он сообразил, что ни разу ещё не слыхал её голоса.
«Как тебя зовут, славница?»