Страница 18 из 33
— Хорошо. Это хорошо.
— Я тоже люблю тебя, папа, — прошептала я.
— Знаю, детка, — прошептал он, все еще улыбаясь. — Ты поедешь в Нью-Йорк... после?
— Поеду. Не хочу, но ради тебя поеду.
— Не будь такой. У него были свои причины держаться в стороне, подальше от меня, ты же это знаешь. Он думает, что я выбрал твою маму вместо них.
— Ему следовало смириться с этим. Он должен был ответить на твои звонки или просто открыть одно из писем, вместо того чтобы отсылать их обратно. Я не испытываю к нему симпатии и никогда не буду, и ты знаешь это.
Он открыл рот, чтобы возразить, его лицо погрустнело, но я опередила его:
— Знаю, знаю. Я буду себя хорошо вести.
— Он семья, — просто сказал он, и я кивнула.
Мне все равно это было не по душе, но я бы сделала все, о чем бы он меня ни попросил.
— Ну, как дела с твоим таинственным парнем? — спросил он ни с того ни с сего.
— Пап, — вздохнула я, — я тысячу раз говорила, никого у меня нет. У тебя просто паранойя. — У меня был парень, но об этом не стоило говорить отцу. Я не чувствовала, что наши отношения с ним были нечто особенным.
— Стоило попытаться. Я бы хотел, чтобы он был, Майя. Я бы очень хотел встретиться с ним. Выполнить свои отцовские обязанности и устроить ему взбучку. Не знаю, может быть, спросил бы о его намерениях насчет тебя?
Я рассмеялась, подарив ему ту улыбку, которая нравилась ему больше всего:
— Ты не смог бы устроить ему веселую жизнь, даже если б захотел. Вероятно, ты был бы счастлив, что я наконец нашла кого-то, и быстренько выдал бы меня замуж, пока он не передумал.
Он взял меня за руку:
— Не раньше чем удостоверюсь, что он любит он тебя так же сильно, как люблю я. Не раньше этого.
— У тебя довольно высокие стандарты, папа.
— Пообещай, что ты возьмешь себя в руки и будешь счастлива.
— Обещаю, папа. Однажды я снова буду счастливой.
— Это не то, о чем я попросил, Майя.
— Это все, что я могу пообещать прямо сейчас.
— Такая упрямая, вся в мать.
Он улыбнулся так, как всегда улыбался, когда вспоминал о маме. В его глазах отражалась настоящая любовь.
— Знаешь, что я расскажу ей в первую очередь?
— Кому? — спросила я, не уследив за его рассеянными мыслями.
— Твоей маме, конечно.
Он все еще смотрел на меня, но уже с отсутствующим взглядом, который мне нисколечко не нравился.
— Я скажу ей, какой прекрасной девушкой ты стала. Какую прекрасную работу она проделала, дав тебе жизнь.
На моих глазах вновь выступили слезы.
— Я скажу ей, что у тебя ее сердце. Такое нежное, такое заботливое. Я всегда верил, что она была любовью всей моей жизни, но я ошибался, Майя. Это была ты, моя маленькая звездочка. Я не мог представить себе жизни лучше, даже мечтать не мог бы о ком-то, чем о тебе как о дочери.
Он сжал мою руку, его взгляд, как ни странно, был сосредоточен на мне, пока я пыталась совладать со своими эмоциями.
— Конечно же, я очень любил твою маму. И все еще люблю. Она для меня единственная. Но это была другая любовь. Ты глубже в моем сердце. Ты стала моим миром. Так что, как только я найду ее, то расскажу ей о тебе все. Как я горжусь тобой. В ее улыбке я буду видеть твою, и я буду счастлив. Слышишь меня, Майя? Я буду счастлив.
Я не могла на него смотреть. Я ненавидела эту ночь всеми фибрами души. Я ненавидела, что он ускользает от меня, а я абсолютно ничего не могла сделать.
Он глубоко вздохнул:
— Я люблю тебя, моя маленькая звездочка. — Его рука еще сильнее сжала мою. — Спасибо тебе за каждый незабываемый момент. Ты наполнила мою жизнь. Но тебе нужно зажить и своей полной жизнью. Влюбиться. И помни все, моя маленькая звездочка. Не плачь, лишь помни, как сильно я любил тебя и что я всегда буду с тобой.
Я поникла головой и заплакала над нашими сложенными вместе руками.
— Моя прекрасная девочка, я так рад, что ты осталась. Не хотел засыпать в одиночестве, — прошептал он мне свои последние слова…
— Он так и не проснулся тем утром. Так и не посмотрел снова мне в глаза, — подытожила я, рассказав все, что могла вспомнить о нашей последней ночи две недели назад. — Я просто не хочу больше испытывать боль, — повторила я в десятый раз, прильнув к нему.
— Мне нужно тут кое-кому позвонить, хорошо? Я хочу, чтобы ты приняла успокоительное. Ты себя убиваешь.
Я отстранилась от его груди и внимательно посмотрела ему в глаза. Я не хотела принимать таблетки, которые лишь затуманят мой рассудок или мысли, лекарства никоим образом не избавят меня от боли. Не дадут мне покоя. Мой взгляд переместился на его заросшие щетиной скулы, и я подняла руку.
Он следил за моими движениями и закрыл глаза, когда моя ладонь прикоснулась к его теплой коже.
— Я хочу перестать испытывать боль, — снова пробормотала я, опустив взгляд на его губы.
Его рука на моей пояснице дрогнула, отчего я осознала, в каком положении мы сидели. Он вытянул шею и опять завладел моим вниманием.
— Ты не хочешь этого. Я тебе даже не нравлюсь, помнишь?
Я не могла сказать, что он мне не нравился, — только когда говорил что-то раздражающее меня.
— Но ты поселился в моем сердце, — вместо этого сказала я.
— Что? О чем ты говоришь?
— В лифте. Ты успокоил мое сердце.
Наши губы теперь почти соприкасались, поэтому я не стала дожидаться его ответа.
Я хотела этого. Нуждалась в этом. В нем.
Сначала я нежно поцеловала его. Просто чтобы убедиться, что он бы не остановил меня.
Его губы не двигались, но он и не отстранился. Я подняла другую руку и притянула его лицо к своим разомкнутым губам. Он все еще не целовал меня в ответ, но его губы раскрылись навстречу моим, и я расценила это как разрешение.
В этот поцелуй я вложила все, что у меня осталось. Я излила свое сердце, свою печаль. И взяла все, что он был готов мне дать.
Его губы еще больше раскрылись, позволяя мне проникнуть глубже. Рукой на моей спине он прижал меня к себе, и наши тела слились. Его поцелуй успокаивает что-то внутри меня — как тогда в лифте.
Чувствуя, как волна возбуждения проходит по телу, я не стала сдерживать себя, окутанная его теплом. С каждой лаской языком, с каждым покусыванием он все глубже забирался мне в душу, пока наконец не отдался поцелую, удерживая мою шею, чтобы углубить его.
Не отрываясь от его губ, я неуклюже попыталась оседлать его, позволяя ему направлять меня. Как только я перестала ерзать, его руки скользнули по моим бедрам, забираясь под футболку и сжимая тело.
Так как я жила в номере одна, трусики — это единственное, что было надето под футболкой.
Когда его пальцы задели края тонкой материи, а большие ладони обхватили мои ягодицы, он притянул меня прямо к твердому члену — его пальцы до боли впивались в кожу, удерживая меня на месте.
Я захныкала ему в губы и простонала, когда он отстранился.
— Это то, что тебе нужно? Жесткий трах?
— Не нужно быть таким грубым.
— Мы же не можем сказать, что занимаемся сейчас любовью, или можем? — он поднял бровь.
Я не могла ответить ему, так что держала рот на замке. Ко всему прочему мне не нужен был мысленный образ того, как он занимается со мной любовью. С нежностью во взгляде. Это было бы слишком опасно для меня. А так... он не будет нежным, он будет грубым и быстрым. Развлекаясь, он зашел бы далеко. И ничто из этого, с моей точки зрения, не казалось неправильным. Вот только... он все еще думал, что не нравился мне.
— Вижу, что ты поняла мою мысль.
Он опять притянул меня ближе, позволяя мне почувствовать всю длину его члена. Я попыталась качнуться вперед, но его руки удержали меня на месте.