Зеркало Рубенса

«Тот самый», – догадался Тоби.

Старик прошел в глубь собора, а англичанин задержался, оглядывая триптих в приделе святого Христофора.

Карлтон, патрон Тоби, два дня назад рассказывал про выходку Рубенса, связанную с этим алтарем. Карлтон и Тоби Мэтью тогда ужинали вдвоем в таверне и весьма повеселились. Патрон поведал ему, что Рубенс два года мурыжил могущественную гильдию аркебузиров Антверпена, запросил огромную сумму за этот заказ и наконец отдал им три готовые большие картины, но ни на одной из них не было даже маленького изображения святого Христофора – «святого, несущего Христа», покровителя оружейников, ради которого гильдия и заказывала алтарь. Рубенс якобы ответил делегации аркебузиров, явившейся принимать его работу в парадном обмундировании: «Мне нетрудно было бы изобразить то, что вы ожидали, но я решил по-новому подойти к композиции алтаря: все персонажи, которых вы видите, несут в себе Христа». Оружейники изумились, но не посмели спорить с придворным художником эрцгерцогини, наместницы испанского короля. Им пришлось полностью расплатиться. Однако то ли кто-то из них пожаловался бургомистру, то ли Рубенс сам похвастался, как ловко ему удалось провести аркебузиров («у которых вместо головы – шлем»), всучив им работы, отвергнутые другим заказчиком, но над оружейниками в Антверпене смеялись все.

– Таков этот человек, – напутствовал Карлтон своего секретаря перед поездкой, – и ты должен помнить, Тоби, как о связях Рубенса с могущественными персонами, так и о его иногда весьма дерзких поступках. Мне рассказывали, что когда он был деканом гильдии романистов, любителей античности, то по уставу обязан был отчитаться после того, как срок его деканства закончился… А он, а он… – Карлтон закашлялся, давясь дымом трубки. – А Рубенс сказал, что я, мол, отчитываться не буду, и так слишком много времени и денег потратил на ваши пирушки! А ведь знаешь, малец Тоби, у фламандцев, как и у голландцев, на каждый чих должна быть составлена бумага, они еще хуже немцев в этом. В гильдии романистов состоят самые уважаемые люди Антверпена, банкиры и купцы! Они не могли успокоиться целый год: как это так – он не представил отчет, положенный по уставу?! Ему плевать на всех, вот как!

Сплетни о Рубенсе распространялись и гильдией художников Антверпена. Простые художники, члены гильдии святого Луки, обязаны выполнять много правил: регистрировать каждого ученика, отчитываться о доходах, подавать в гильдию копии контрактов с заказчиками. А Рубенс высочайшим указом эрцгерцогини, наместницы испанского короля в Брюсселе, был освобожден от всех этих тягот, он даже не должен был платить налоги! Это и порождало завистливые пересуды. В Гааге о Рубенсе постоянно болтал портретист Балтазар Жербье – развязный тип, в последнее время приблизившийся к Морицу Оранскому, правителю Голландии. Жербье писал портреты Оранского и во время сеансов смешил старого вояку разными байками.

На корабле по пути в Антверпен Тоби Мэтью размышлял о своем задании.

Сэр Дэдли Карлтон, посланник его величества короля Англии в Гааге, намекнул, что в случае удачной поездки попробует выхлопотать для Тоби отпуск. До Гааги они пять лет вместе провели в Риме, Карлтон там тоже служил посланником, а молодой Тоби Мэтью трудился его личным секретарем. Служба была приятной: Карлтон большую часть времени посвящал своей страсти: разыскивал и покупал, а иногда просто выменивал на безделицы античные статуи, геммы, бюсты. Тоби составлял и отправлял отчеты и письма в Лондон, остальное время прохлаждался. Перед тем как Тоби поехал в Италию, отец поучал его: «Это хорошо, сын, что удалось пристроить тебя именно к сэру Дэдли Карлтону, поскольку он на хорошем счету у трех главных людей Англии: короля Якова, Бэкингема и лорда Фрэнсиса Бэкона. Ты будешь заниматься перепиской, и внимательнее всего следи за тем, чтобы ни один из этих троих не охладел к твоему патрону. Если это произойдет, придется искать тебе другое место. А пока Карлтон в фаворе, старайся изо всех сил и помни, что тебе повезло».

«Ну да, повезло, – хмыкнул про себя Тоби. – Не так проста моя служба! Вот если бы тебе, отец, сказали: плыви один в незнакомый Антверпен, иди в дом Рубенса и постарайся разузнать там – правда ли, что лучшие картины мастерской Рубенса пишет его молодой ученик ван Дейк? Попытайся познакомиться с этим ван Дейком и выясни: вдруг его можно переманить в Англию? Еще узнай, можно ли не слишком дорого купить картины мастерской Рубенса для личной коллекции посланника Карлтона? Чтобы потом их перепродать, конечно. Ничего себе задание! Я никогда не был в домах художников, а тут сразу – сам Рубенс…»

Аккорды органа антверпенского собора, раскатившиеся громом небесным, заставили Тоби нервно вздрогнуть. Птибодэ что-то кричал и размахивал руками, показывая на хоры, но орган звучал с такой мощью, что Тоби Мэтью не мог разобрать слов слуги.

Они выбежали из собора на солнечную площадь.

– Я говорил вам про самое интересное, синьор Мэтью…

– Что это, ради всего святого?

– Органист нашего собора Антверпенской Богоматери – синьор Булл, он тоже англичанин! У него в Лондоне были неприятности с законом, пришлось бежать, и теперь он работает здесь. Джон Булл сочиняет музыкальные пьесы, и мой хозяин дружит с ним, да. Это я попросил его сыграть для вас!

– Напугал ты меня до полусмерти, старик, своей музыкой, – усмехнулся Тоби.

Ратуша Антверпена, май 1620 года

– Картины, перед тем как передать заказчику, я сам подправляю и прописываю. Все знают об этом, иезуиты тоже знают. – Рубенс недовольно скривил рот. – Чего им еще надо?

– Вы поймите, договор сочинял не я, просто отца Террина нет сейчас в городе, и вполне естественно, что он попросил меня быть посредником. Сумма заказа предполагается немалая, даже для такого известного художника… – Бургомистр чувствовал, что оправдывается, и его это раздражало.

– Лучшего.

– Для такого художника, как вы.

Бургомистру Антверпена Роккоксу не хотелось ссориться с Рубенсом, даже спорить не было желания. Но глава ордена иезуитов Антверпена – человек важный, ему тоже надо идти навстречу…

Недовольство Рубенса вызвали две фразы договора:

«В-третьих, вышеупомянутый Рубенс собственноручно исполнит еще одну картину для одного из боковых алтарей оной церкви…

В-седьмых, Отец Настоятель в удобное время закажет господину ван Дейку картину для одного из боковых алтарей оной церкви…»

Это означало, по мнению художника, что иезуиты ставят его, Рубенса, на одну доску с двадцатилетним ван Дейком! Мало того, отец Террин хочет, чтобы их картины висели недалеко друг от друга: каждый прихожанин будет иметь возможность их сравнить.

Рубенс настаивал, чтобы в договоре написали иначе, хотя бы так:

«Упомянутый господин Рубенс обязуется собственноручно исполнить эскизы малого размера для всех 39 картин, затем дать ван Дейку и всем другим своим ученикам исполнить их в большом размере и завершить, затем господин Рубенс обязуется, действуя по чести и совести, закончить их собственной рукой и восполнить все, чего в них будет недоставать…»

Однако отец настоятель специально предупредил бургомистра: либо две из тридцати девяти картин будут выполнены лично Рубенсом и лично ван Дейком, от эскиза до завершения, либо заказа вообще не будет.

Даже для успешного Рубенса, который скупает участки вокруг своего дома и продолжает расширять и благоустраивать свои угодья, десять тысяч гульденов – огромная сумма, и она нужна ему прямо сейчас. Но он не желает подавать дурной пример другим заказчикам: одному уступишь, и другие начнут пытаться диктовать свои условия.

– Нет, я не подпишу договор! Дождемся отца Террина, пусть все переписывает, – уперся Рубенс.

«Какое высокомерие! Вечная его самонадеянность! – сердился Роккокс, но молчал. – Будто живет по собственным законам. Иезуиты ведь собираются заплатить больше, чем платят персоны королевской крови! Рубенс многое может устроить в свою пользу, но даже он не может справиться с растущей славой молодого ван Дейка. Смешно даже – это как пытаться сдержать морской прилив…»