Второе полушарие

Девушка-экскурсовод подходит к телефону, снимает трубку и по-испански кому-то весело отвечает. Последнее колечко дыма от времени старого Хэма тает, и я понимаю – на том конце провода «завис» другой человек, не Хэм…

Прощёное воскресенье

На онемевших выступах плоти висят пудовые гири человеческих немощей и нестроений. Тягчайшая из них – непрощённая сердечная обида.

Вынести можно всё – боль, непонимание, тоску по «утраченной свежести» – но не обиду! Обида рождает чувство несправедливости, ведь у каждого из нас своя правда. Терпеть состояние неразрешённой обиды невыносимо! Слава Богу, нынче перестали стреляться. Но вызов, который бросает обида воспалённому уму, обрёл новые, не менее губительные формы: нервные расстройства, помешательства, суицид.

Как же нам переступить обиду, щемящую сердце, ведь мы привыкли: «око – за око, зуб – за зуб»?

– Ишь, добренький нашёлся! – хмыкнул коллектор, глядя через плечо на мою писанину, – Как там, у Маяковского: «…собака бьющую руку лижет», так что ли?

Я собрался с силами и на выдохе ответил здоровенному вышибале чужого имущества:

– А знаете ли вы, «господин хорощий», что ещё ни один человек, «поражающий» зло злом, не восстановил нарушенную справедливость. Зло – это вирус, разрушающий всякую разумную структуру. Он, как чума, ждёт наших добровольных касаний, прикосновение к нему для человека смертельно.

Мы витийствуем о свободе личности и осуждаем (!) Бога за то, что Он заповедал не вкушать плод от древа познания добра и зла. А ведь Бог только хотел уберечь первенца своего Адама от злобства и скрежета зубовного!

Увы, райское блаженство распалось на добро и зло. Добро – следствие былого личного присутствия в Боге, зло – тень сатаны (увы, первый практический результат дарованной нам свободы воли). Конечно, зло в миллиарды раз меньше наследия Божьего, но ложка дёгтя, как известно, портит бочку мёда.

Значит, выхода нет? И мы никогда не выберемся из лабиринта ветхих правил и не поймём первопричины собственных обид?

1. Адам обиделся на Бога за «ограничение свободы личного выбора».

2. Каин смертельно обиделся на Авеля за то, что Богу стала угодна жертва Авеля, а не его, Каина, хотя при чём тут Авель?

…

N. Сосед обиделся на соседа, потому что… И т. д.

Мы застряли в обидах, как атомы в кристаллической решётке! Селекционный коктейль «Homo habilis» (т. н. «а ля Дарвин») с добавлением «приворотного зелья» от библейского змея – до ужаса прекрасен! На Земле появился новый вид человека – Homo sapiens, интеллектуал, знаток добра и зла, любитель классической музыки и изощрённых психологических издевательств над собратьями по разуму. Этакий homo dexter, человек правый…

Как – то февральским утром меня разбудил непонятный «грохот» за окном. Оказалось, группа солнечных зайчиков немилосердно барабанила в заснеженный вакуум двойного велюкса, пытаясь ворваться в моё жилище. (Так, наверное, врываются в дом к должнику куражистые подвыпившие коллекторы!) Я открыл глаза. На календаре над чернотой будней алела киноварь последнего воскресенья перед началом Великого поста. «Чтобы такое замутить в последний непостный день?» – подумал я.

Вдруг гулкий бархатный Голос прокатился по небу:

– Люди! Наказываю: «Прощайте друг друга! И злобу на ближнего своего исповедуйте. А не будете прощать – не будет вам вовек Моей Отеческой Благодати…

– Ты слышал?! – дверь комнаты распахнул взъерошенный сосед Мишка. – Слышал. – Как ты думаешь, что это?..

– Пацаны, да нет там никакого Бога! – двойной велюкс содрогнулся от странного уличного хохота. Я подошёл к окну и увидел небольшую группу молодых крепких коллекторов. Парни стояли в кружок, смеялись и как-то неестественно похлопывали друг друга по плечам.

Я поморщился. Но тут моё внимание привлекла старая сгорбленная нищенка. Она торопливо прошла мимо ребят, потом обернулась и прошепелявила:

– Солнце скрывается от лишённых зрения!

– Чё ты сказала, старая?

– То не я, то Антоний Великий сказал, – ответила старушка и пропала.

Вечером того же дня звонарь ударил в колокол, зазывая народ на Чин прощения. Обходя и стараясь не коснуться коллекторов, люди шли группами в храм. А стоящие в кружок вышибалы, привыкшие фискалить и важничать, превратились в крохотный островок, который, того и гляди, скроется в волнах огромной человеческой реки, искрящейся, как звёздное небо, улыбками радости и бескорыстия…

Фотолаборатория судьбы

Волны житейского моря сплетают, расплетают и снова сплетают ранимые человеческие судьбы в затейливые сиюминутные узоры. Эти узоры, как магические знаки, вспыхнув, успевают привести в действие информационный сигнал, заключённый в их начертании. Их тайная энергетика возбуждает окружающее пространство и провоцирует биллионы резонансных отражений…

Чувствуем ли мы это?

Нас научили жить только настоящим. О будущем мы не думаем – оно слишком непредсказуемо. Прошлое нас не интересует – нам лень обернуться. Зато мы удивляемся, отчего наша судьба прямолинейна и неповоротлива, как разбег носорога! Умные евреи учатся на ошибках других, русские (независимо от уровня интеллекта) на своих собственных.

Разрушить до основания старый мир для русского человека – это как в ясное морозное утро выпить стакан хорошей водки и хрустнуть вослед солёным огурчиком. А вот строить нам, как правило, неохота. Оттого и льём вечно бетон в мёрзлую землю да асфальтируем голубые дорожные лужи.

Эх, кабы научиться нам канительному делу, кабы протянуть золотую нить судьбы по лычкам и орденским планкам отцов и дедов. Чтоб будущее стало преемственным, тёплым, как ухоженная старина. Куда там!

Вот почему традиционный лозунг всякой революции «Умрём за лучшую жизнь!» – это умножение на ноль надежды на светлое будущее. Гоген постулировал вопрос предвидения в названии одной из своих картин «Кто мы, что мы, куда идём?» Узор творчества и человеческой трагедии был начертан на прибрежной отмели острова Таити задолго до прибытия художника…

Узоры судьбы проявляются медленно. Так проявляется изображение на фотобумаге, положенной в проявитель. Фотоснимок нашей судьбы уже существует, но мы его до поры не видим. Что ж, дождёмся окончания работы Мастера!

Непредсказуемо!

Плохо, когда голова пуста, и писать не о чем.

– А ты не пиши.

– Как не писать, если подушечки пальцев зависли над клавиатурой и ноют, как зубы во рту! А вылечить их можно только «методом выдирания» на белый вордовский лист. Дело известное.

Я горько вздохнул, предвкушая неловкий, болезненный диалог с Музой, и как заправский дантист, стал готовиться к операции.

Кликнул команду «создать документ», но призадумался.

Известное дело, чем ближе сочинитель к заглавной буквице будущего сочинения, тем больше девственная белизна вордовского прямоугольника, как сквозь лупу, начинает всматриваться в детали авторского замысла. И тут, честно говоря, девять первых подходов не стоят и гроша. И только десятый, лязгая клыками построчных литер, вгрызается в лист, как матёрый хищник – тогда берегись!

Прочие буковицы, рифмы и знаки препинания, как зубы в хорошей драке, летят прочь, опустошая литературные челюсти автора.

Конечно, не существует правила без исключения. Порой приходится «рвать» вполне здоровые зубы, чтобы хоть как-то унять величину творческой боли.

Но вот операция закончилась. Пациент выходит из кабинета. И кто из нас, глядя на челюсти сочинителя, перевязанные бинтами повествовательных предложений, скажет: под каллиграфическими лентами действительно зияет рана высокой литературы, или сочится содранная родинка, которую прижечь перекисью водорода может любой эскулап-троечник, скользящий в лифте по этажам Пироговки?