Долина надежды

София, не проронив ни слова, протянула письмо старшему поверенному, дабы тот прочел его. Она решительно отказывалась понимать что-либо. У нее не осталось никаких чувств, она была совершенно раздавлена обрушившимся на нее несчастьем и разорением. «Никогда бы не подумала, что стану радоваться смерти папы, но, слава богу, он уже никогда не узнает, что наделал!» – с горечью подумала она.

– Почему же мой отец никогда не упоминал о Томасе де Болдене?

– Он решил не делать этого, потому что надеялся на ваше скорое обручение, а вы, став замужней женщиной, не испытывали бы нужды в опекуне. Письма из Вирджинии в Англию могут идти несколько месяцев. Представляется вполне вероятным, что, ожидая ответа от мистера де Болдена, лорд Графтон почувствовал себя слишком больным, чтобы задуматься о том, как должен поступить.

София вспомнила о лаудануме и поняла, что поверенный прав.

– Но если лорд Графтон назначил Томаса де Болдена опекуном своей дочери, следовательно, он был твердо уверен в том, что она может полагаться на него как на своего доверенного друга, – настойчиво заявил старший из мужчин.

– Вы хотите сказать, сэр, что мне предоставляется выбор между вдовьим домом и переездом в Вирджинию на жительство?

Поверенные закивали, и на их вытянувшихся лицах отобразилось скорбное и торжественное выражение.

«Они похожи на баранов в человеческом обличье, – подумала вдруг София, чувствуя, что ненавидит обоих. – Глупых и тупых баранов».

Она не могла переселиться во вдовий дом. Просто не могла. Сделав глубокий вдох, она с вызовом проговорила:

– Что ж, полагаю, переезд в Вирджинию станет для меня настоящим приключением, и именно так я и поступлю. Я принимаю приглашение Томаса де Болдена, но только ради того, чтобы нанести ему визит. После этого я поселюсь на плантации «Лесная чаща». Я… я научусь… выращивать табак. И буду заниматься этим при содействии мистера Баркера до тех пор, пока долг в Англии не будет выплачен полностью. Когда с ним будет покончено, я продам «Лесную чащу» и вернусь.

Поверенные были поражены в самое сердце. Они вздумали было протестовать, заявив, что выращивание табака не женское дело, но выражение лица Софии подсказало им, что все их увещевания бесполезны. Вместо этого оба забормотали, что, разумеется, она может рассчитывать на них в том, что они сделают все необходимые приготовления.

– В середине июля как раз отплывает корабль под названием «Бетси Уиздом», – начал было один из них. – Он направляется в Йорктаун. А на этой неделе из Лондона в Вирджинию уходит и скоростной пакетбот. Мы успеем отправить Томасу де Болдену сообщение о том, чтобы он ожидал вашего прибытия на борту «Бетси Уиздом». Это оставляет нам на подготовку всего несколько недель, но мы советуем вам поспешить, дабы избежать всех тягот плавания через Атлантику осенью. Следует ли заказать для вас билет?

– Необходимо заказать два билета, сэр. Моя компаньонка, миссис Грей, разумеется, отправится со мной. И… полагаю, что должна сделать и собственные приготовления к путешествию. Быть может, вы будете настолько добры, что передадите мою просьбу портнихе? Насчет тех вещей, что понадобятся мне для поездки. – София поднялась с кресла, подошла к своему письменному столу, вырвала лист бумаги и поспешно набросала коротенький список.

Поверенные приняли его и пообещали, что немедленно перешлют ей купчую крепость на виргинскую плантацию, дабы она могла передать ее лично в руки Томасу де Болдену. София лишь кивнула в знак согласия, и поверенные откланялись.

На обратном пути в Лондон оба сошлись на том, что мисс Графтон разбирается в том, как нужно выращивать табак, примерно так же, как их кот – в апельсинах. Но обоим не терпелось поскорее избавиться от нее, дабы их роль в потере состояния Графтонами не стала известна. Кроме того, по их мнению, мисс Графтон, располагая в качестве приданого табачной плантацией, непременно и в самом скором времени отыщет себе супруга в колонии, где и останется. Так будет лучше для всех. И чтобы мисс Графтон как можно быстрее отправилась в путь, они решили взять на себя расходы по оплате переезда и счетов от портнихи, тем более что ни на одно, ни на другое денег у Графтонов все равно не было.

Неожиданные события встряхнули Софию и вывели ее из траурного оцепенения. Ей многое предстояло сделать, и потому оставшиеся дни промчались в хлопотах. Она приказала тщательно проветрить и убрать дом, а также оставила распоряжения относительно того, какие книги, серебро и винные запасы следовало запереть в кладовке до ее возвращения, каковое должно было состояться через несколько лет. Она написала прощальные послания соседям в графстве и приняла нескольких визитеров, которые явились пожелать ей счастливого пути. Прибыли заказанные ею наряды для путешествия, но они были уложены в сундуки прежде, чем София успела хотя бы взглянуть на них. Напоследок она аккуратно свернула правоустанавливающие документы на владение «Лесной чащей» вместе с прилагаемой картой в трубочку, завернула ее в клеенку, после чего сунула в кожаный мешок и уложила в одно из отделений своего сундука.

После печального прощания со слугами и скорбного часа, проведенного на могиле родителей на фамильном церковном погосте, София вместе с миссис Грей отправилась в путь. Когда карета, переваливаясь на ухабах, покатила на север, к Лондону, петляя между живых изгородей и цветущих полей, через маленькие деревушки с их выгонами, прудами и церквями сначала на территориях поместья Графтонов, а потом и Хокхерстов, София сказала себе, что не должна жалеть ни о чем. Ее замужество ничего бы не изменило, а в качестве супруги Джона она не смогла бы отправиться в Вирджинию, чтобы выплатить долг. Всего через каких-нибудь несколько лет она вернется и будет, как и прежде, жить здесь, где ей самое место.

Два дня спустя, уже на борту «Бетси Уиздом», София стояла на палубе, пока миссис Грей раскладывала их вещи в крохотной каюте, в которой едва смогли разместиться две дамы со своими скромными пожитками. Она оказалась возмутительно дорогой, но совершенно необходимой. И девушка никак не могла взять в толк, почему поверенные пренебрегли возможностью снять для нее отдельное помещение.

София была настолько занята приготовлениями к отъезду, что на протяжении последних пяти недель у нее не было времени подумать о чем-либо еще. И вот теперь она стояла у поручней корабля, где ей решительно нечем было заняться, кроме как наблюдать за суетой внизу, на причале Биллингсгейта, где носильщики и моряки, проститутки и уличные торговцы смешивались с пассажирами, разыскивающими свои корабли.

София как раз подсчитывала, сколько денег из наследства леди Бернхэм у нее осталось после того, как она заплатила за каюту, когда размышления ее были прерваны шумной группой каких-то оборванцев, приближающихся к сходням. Окруженные констеблями, они явно ожидали своей очереди, пока измотанные женщины с узлами и грудными младенцами на руках в сопровождении грязных детишек пробивались сквозь толпу на причале. Но вот констебли принялись отдавать распоряжения и подталкивать своих беспокойных подопечных вверх по сходням на палубу «Бетси Уиздом». Некоторые мужчины ругались на чем свет стоит, женщины плакали, выкрикивали имена своих детей, и в эту какофонию вплетались плач и крики младенцев. София поинтересовалась у одного из проходящих мимо матросов, для чего все эти люди направляются в Вирджинию. Матрос, кивнув ей, пояснил:

– Видите ли, мисс, все они преступники, убийцы и должники. Их не повесили и не посадили в тюрьму, но потом, погрузив на корабли, продадут как рабов, чтобы оплатить проезд. – И он поспешил дальше.

Должники! От этого слова у Софии кровь застыла в жилах. Должники отправлялись в тюрьму. Неужели и она, достопочтенная мисс Графтон, такая же должница, как и те грязные, оборванные люди в трюме? Глаза ее наполнились горькими слезами безнадежности.

Матросы закричали что-то насчет отлива, капитан выкрикнул в ответ какой-то приказ, они забегали по палубе, корабль отдал швартовы, и его течением понесло к морю. София осталась на палубе, глядя, как исчезает за кормой Лондон, как постепенно, прячась за излучиной Темзы, повернувшей на восток, скрываются из виду шпили его церквей и купол собора Святого Павла. Колокольный звон, разносившийся над водой, становился все слабее и слабее. Они миновали Баркинг, и на фоне вечернего неба на горизонте четкими контурами стали видны трубы Истбери-Манор-Хауса.