Страница 4 из 8
– Есть разговор. Почему бы нам, – я имею в виду редакцию, – не обратиться за помощью? Попросить денег. Что? Неплохая идея… Сочини-ка письмецо в адрес… потом подскажу, кого именно. Ну, и отнесешь… Не откажут, думаю…
Сочинить и отнести просьбишку по указанному адресу было нетрудно. Невский проспект, неподалеку "Пассаж", обыкновенный питерский двор, по-соседству со знаменитым кафе "Север" (кое-кто предпочитал именовать его по-прежнему "Норд"), где пекли отменные фирменные торты и где перед праздниками было не протолкнуться. Первый этаж здания полностью занимал клуб "Голливудские ночи". В не столь отдаленные времена это место называлось просто "Норд", дореволюционный ресторан для буржуев. Пришла пора и буржуев заменили реальные пацаны. Стриптиз-шоу, девочки, выпивка, место культурного отдыха и деловых разговоров за стопкой коньяка… Главным украшением клуба был, конечно же, танцпол. Отсюда девиц не слишком тяжелого поведения, коих на Невском было как мошкары возле деревенской лавочки в летний вечер, разбирали почетные гости. Они переходили с ними в "отдельный кабинет" по мере того, как возникала необходимость "выпустить пар" при более близком знакомстве. Впрочем, "братки" вели себя более-менее чинно-благородно, стрельбой навскидку по-ковбойски не баловались, за этим строго следила служба безопасности "Ночей". Все должно было быть тики-так, как в лучших домах в Европе.
"Север" арендовал полуподвал, а со двора на второй этаж вела "черная", явно не парадная лестница, где на подоконниках восседали скучающие амбалы, а далее находилась дверь в коммунальную квартиру, из каковых и состояла, в основном, жилплощадь ленинградцев-питерцев на главном проспекте города-героя. За тяжеленной дверью решались вопросы. Надо было произнести что-то вроде "сим-сим, откройся" – и тебе откроют. Полдюжины охранников… Двое бродят по двору. Что приятно, обыскивать не стали, просто спросили, зачем и к кому пожаловал. "Сам" был занят, долго с кем-то говорил по телефону, ругался, правда, без мата, потом обратил внимание на нерешительное существование гостя. Повернулся. Ба, да это же сам Миша… Депутат, между прочим, Государственной Думы. Вот свезло, так свезло поручкаться.
– Семен Михалыч уже звонил, знаю, с чем пришел… Давай, посмотрим… Ну, это вопрос на миллион… Шучу. Поможем, чем можем, как иначе. Свои люди, сочтемся. Семен Михалычу привет!..
Депутат как депутат, свой в доску. Немного возбужден, эмоционален, но – работа такая. С народом по-другому нельзя. Насчет "своих" Алекс сразу засомневался, когда увидел тех молодцев, что исподтишка оглядывали, когда он ждал аудиенции. Не похожи они были на "своих". Братва… Солдаты… И то хорошо, что долго не задержался, вышел, вдохнул свежего воздуха, как заново родился. Атмосфера там, на втором этаже, была не ахти. Липкая, напряженная, что ли…
На работу Саша мог приходить-уходить когда вздумается, как душе угодно, только чтобы дела катились без сучка, без задоринки, и у московского начальства не болела голова. С.М. не был его прямым руководителем. Пару месяцев назад нужные (непростые, заметим) люди "подвели" его к С.М., отрекомендовали, тот составил челобитную в Москву, поговорил с кем надо, первый вице-премьер завизировал приказ – в нем было еще десятка два фамилий – о назначении. С.М. щедро, по-хозяйски отвалил для исполнения служебных обязанностей отдельную комнату, рядом со своим кабинетом. Протянул смольнинскую "вертушку" – опять же из своего кабинета. Зачем? – для солидности, должно быть. Как же, представитель московской проправительственной газеты, не хухры-мухры… Звякнуть кому-то из хозяев города, сильных мира сего? – к вашим услугам закрытая связь, специальный телефонный справочник, без проблем. Только о чем говорить? О погоде? – кто ж не знает питерской погоды… Слякотно, противно, муторно…
Спустя месяц Алекс стал помощником депутата ЗакСа, оформили темнокрасную "корочку", с ней можно было посещать Мариинский Дворец, был бы повод. Депутат, надо заметить, достался ему своеобразный. В коридорах власти он проходил под кличкой "Шелкопряд". Серый кардинал. Профессор Мориарти, – так доходчивее будет. Проницательный до ужаса, просвечивавший окружающих, коллег, посетителей и партнеров как рентгеном и знавший их как облупленных, он снискал себе славу прорицателя типа Ванги. Его мнением дорожили большие люди, – при том, что он ничуть не дорожил чужим.
Питер не был воровской столицей России. Здесь разруливала ситуацию по "понятиям" пара-тройка или чуть более того крупных группировок, но единого центра, главного "смотрящего" избрать они так и не удосужились. Возможно, поэтому – вследствие разнобоя в кадровой политике в этой специфической среде – их главари последовательно исчезали со сцены в небытие. Костя-Могила… царствие ему небесное… Рома Цепов… "Шелкопряд"… Кое-кому повезло угодить в тюрьму (Мирилашвили, Кумарин), кто-то ушел на повышение в первопрестольную. Каждому – свое. И в свое время. Зачем С.М. пристроил его к одному из негласных лидеров "тамбовских"? – для авторитетности, наверное, для смычки третьей и четвертой веточек власти… Для Алекса это ровным счетом ничего не значило, со своим визави он виделся всего пару раз, дел никаких не имел… Так, пустая формальность. Прихоть судьбы и начальства. Лишь однажды "Шелкопряд" попросил прийти с ним на прием к председателю ЛенСовета. Душевно поболтали…
Алекс, однако, признавал С.М. своим неформальным шефом… По той простой причине, что тот в чиновничьем табели о рангах числился действительным статским советником в чине, соответствующим генерал-майору и пребывал в негласной должности "надзирающего" за городскими СМИ от известного ведомства. Был у Алекса и другой шеф. Босс. Настоящий, без дураков. По имени Самаэль.
"Тысячелетья прошли…
На сцене все те же
Адам и Хава,
И змей-искуситель меж ними."
Глава третья.
Звонок раздался и неожиданно, и не вовремя. То есть, как всегда. Звонил Он. Это означало, что надо встретиться в условленном месте. Близился вечер, на улице было прохладно, так что штормовка не помешает. Алекс быстро оделся, пиджак, галстук, портмоне, ключи. Оглядел комнату – не забыл ли что выключить. Жили они с женой в типовой панельной девятиэтажке поблизости от станции метро, до которой пять минут ходу быстрым шагом. Окраина города, новостройки. Вдали – совхозные поля, угодья. Ближе к дому курганы земли, оставшиеся после закладки фундаментов, ее сгребали в сторонку до освоения новых территорий под застройку. Поросшие травой холмики. Чахлые березки, осинки. И куда не посмотри – просторное, щедрое голубое небо над головой. И относительно чистый воздух, если не считать выхлопных газов проносящихся по проспекту машин.
Все, как обычно, слежки не обнаружил, хотя с некоторых пор предполагал, что она не исключена. Встречались с Боссом по-разному, чаще в Доме книги… Смотря какой предстоял разговор. Сказать, что выбора у него нет, было бы большим упрощением. Выбор был. Выбор есть всегда, как в известном анекдоте. Алекс, выходя из-дому, что называется, на всю оставшуюся жизнь зарубил себе на носу: за порогом квартиры лицо должно быть маской, за которой скрываются истинные чувства. Дома можно себе позволить "расслабиться". Да… и иметь чувства слишком большая роскошь… Нужно улыбаться… Улыбаться как можно чаще, затаенной, слегка насмешливой полуулыбкой, чтобы никто из собеседников ничего не понял: улыбаюсь я или же нет… Ваши слова, ваши вопросы не должны выдавать вас, вашего истинного интереса или настроения, ваших чувств.
Человек – единственное живое существо на земле, – насчет планет Солнечной системы ясности пока нет, – который может готовить себе в скороварке или гриле еду по предложенным в книжке рецептам и убивать себе подобных на другом конце нашего шарика практически одновременно, между вторым и десертом. Это должно вдохновлять. Также вы должны научиться лгать. Ваши чувства – ваши враги. Лгать всем: начальству, близким людям, сослуживцам… Даже самому себе. Нельзя оставлять никаких следов. Ни в документах, ни в электронной почте, ни на клочках бумаги. Такова специфика работы несентиментального патриота на службе у государства.