Баронесса Изнанки

— А кто мне доказывал, что это дурацкое капище придется искать за тридевять земель? — напустилась на него Мария. — Кто говорил, что Змеиный храм на южном берегу?

— Не спорьте, он везде, — оборвала их тетушка. — Девочка приказала искать храм, они нашли. Чем вы еще недовольны?

Дядя Саня откашлялся и потер нос, как он делал всегда, натолкнувшись на умную идею.

— Аня, если у тебя такие теплые отношения с этим, как его... с Гостем Сеахлом, может, попросишь его перебросить нас сразу на материк?

— Не могу на материк, — сокрушенно призналась Анка. — Я уже просила. Гость Сеахл сказал, что у всех свой путь. Нам еще ехать через пустоши.

— Кони Туата сами должны выбрать дорогу, — согласилась тетя Берта.

— Это хреново, — сплюнула наездница.

Мы обошли анаконду с овечьими головами. Змеиный храм был построен из дерева неизвестной мне породы. Возможно, такие деревья до сих пор растут в Измененном мире, где-нибудь в Африке или Латинской Америке. Очень может быть, что многочисленные живые обитатели храма были завезены жрецами вместе с привычной им древесиной откуда-нибудь с притоков Амазонки. Ведь там до сих пор не все растения занесены в каталоги, а уж о змеях рассуждать просто смешно.

Змеи шевелились у нас под ногами. Их было много, но я пока не ощущал рядом ядовитых. Ядовитые охраняли храм внутри, особенно те этажи, которые скрывались под землей. Змеи сворачивались в кольца, неторопливо ползали по своим же прошлогодним шкуркам, застывали на солнцепеке, обнявшись по трое и по четверо. Этих рептилий я нисколько не испугался: сообща с тетей Бертой и Саней мы вполне могли их усыпить или прогнать. Маленький народец, соблюдающий древние договоры.

«Пришло время выполнить второе условие».

— Ой, кто это сказал? — переспросила Анка, естественно, на русском.

Видимо, на сей раз ответили только ей, потому что моя девушка несколько раз кивнула. Мы озирались, как дети, угодившие в новую сказку. Пропали барон и Его ученость, пропали кони и вся поклажа, даже следов не осталось. Выше уровня наших голов, как и прежде, скрывая небо, медленно колыхалось знойное, переливчатое марево. Под ногами хрустели чешуйки змеиной кожи, потрескавшаяся земля обжигала через подошвы.

— Ненавижу ползучих, ничего не могу с собой поделать, — пожаловалась Мария, замерев на одной ноге. Возле ее пятки сворачивался в кольца черный аспид длиной футов в пять. — Нельзя ли как-нибудь отсюда поскорее смыться?

— Ну, Анютка, молодец! — прищелкнул языком дядя Саня. — Это ведь ты нас вывела!

— Я не выводила, — засмущалась Анка. — Я ничего особенного не делала.

— Стало быть, гора пришла к Магомету, — хмыкнула Мария. — Тебе обещали встречу с местным начальством, вот и дождалась.

Змеи нехотя убирались в щели, освобождая нам дорогу к входу в храм. Собственно, не дорогу, а узкую тропку, выложенную белым мрамором. Треугольная башня воткнулась черным острием в небо. Вход был вырезан в виде грубого подобия распахнутой змеиной пасти. По краям широкой щели свисали два раскрашенных клыка, выполняющих функции опорных колонн. На колоннах висели пятнистые удавы, тихо переползали, свивались в клубки, но нами не заинтересовались.

— Если на меня упадет одна из этих веревок, я предупреждаю, что буду орать! — Наездница вытащила пистолет, затем передумала и сменила его на нож.

— Даже не вздумайте! — остановилась тетя Берта. — Даже не вздумайте причинить здесь кому-то малейший вред.

— То есть пусть меня заживо жрут, а я должна покорно ждать?

— Если захотят, вас сожрут все равно.

Сквозь их спор мне слышался какой-то далекий неприятный, будоражащий звук, как будто детский плач.

Но это вполне могло быть игрой воображения, или шумом воды, или такие звуки могли издавать неведомые животные.

— Ты слышал? — тихонько спросил меня дядя Саня.

— Вроде, кто-то плачет?

У взрослого фэйри слух, конечно же, острее. Наш русский кровник едва заметно поворачивался на мраморной тропинке, покачивался, слегка растопырив пальцы. Ведь звуки можно ловить не только ушами.

— Плохо там кому-то... Умирает кто-то... Стоит ли идти?

— Ты прав, кто-то умирает, — кивнула тетя Берта. — Но идти придется.

— Бернар, может, там нужна наша помощь? — оживилась Анка, когда я ей перевел слова Хранительницы. Моя девушка, как всегда, не разобравшись, готова всех колоть, бинтовать и смазывать.

Внутри совсем не было темно: в Змеином храме, как чуть позже выяснилось, вообще не было внутренностей как таковых. Пройдя в «змеиную пасть», мы словно миновали воздушный тамбур, моментально захотелось раздеться и облиться водой. Никакой треугольной крыши над головой, шелестящий зеленый полог из переплетенных ветвей и листьев. Мы угодили в жаркий, несусветно жаркий, сырой лес. Лишенные коры колонны вздымались, как корабельные сосны, но соснам было далеко до местных исполинов. Поток энергии, идущий от горячих коричневых колонн, зашкаливал все разумные пределы. Для того, чтобы насытиться здесь, вернуть себе утраченные силы, мне достаточно было бы минуты, а в Верхнем мире мы с папой тратили по часу, чтобы вытянуть из дерева нужный объем. Очень скоро тетя Берта показала мне кивком головы в вышину. Там, футах в двадцати от земли, над порослью колючего кустарника, висел на дереве человек в белом. Он не висел, а, скорее, обнимал ствол голыми руками и ногами, удобно привалившись щекой. Лицо мужчины скрывали листья, но мне показалось, что он непринужденно спал. Дерево выделяло столько силы, что поддерживало его тело на высоте.

— Тетушка, как называются эти?

— Даже не спрашивай, — опытнейшая травница нашего септа пребывала в полной растерянности. — Не могу определить ни одного растения. Либо их уже нет в Верхнем мире, либо такие никогда и не росли.

Рассекая все оттенки зеленого, сквозь листву прорывались жалящие солнечные лучи. Приземистые кусты покачивали белыми кувшинками цветов, на веточках грелись гадюки. В лужицах по обе стороны от тропы предавались безделью их водяные собратья. С высокой ветки свисал сетчатый питон. Громадных размеров стрекоза приземлилась Сане на плечо и снова взлетела с жужжанием. Пауки сонно висели в своих сетях, поджидая добычу. В каждой норке, в каждом дупле этих тропических джунглей я чуял жизнь. В десятке ярдов от тропы начиналась трясина, там гнили упавшие стволы, топорщились папоротники и хвощи. На островках откладывали яйца щитомордники, охотились хамелеоны, пускали пузыри рогатые жабы. Маленькие народцы, и рептилии в том числе, меня не пугали. Потусторонних сил я тоже не слышал, в этом смысле Змеиный храм был чист, как операционная. Меня пугало совсем другое.

— Слышите? Кто-то стонет?

Мы продвигались очень медленно. Под ногами пружинил глубокий мох, вдоль мощеной дорожки цвели лужи. Мои кроссовки немедленно зачерпнули теплой воды. Температура поднялась градусов до сорока, не меньше, и навалилась стопроцентная влажность. Мы добрались до развилки, здесь из одной дорожки рождались две, и стоял очень странный памятник. Существо двухметрового роста, с человеческим лицом негроидного типа, с дополнительным глазом во лбу, сидело на корточках, обнимая себя толстыми руками. Под верхней парой рук имелась нижняя. Эти руки ладонями вверх лежали на коленях, напоминая буддийский жест. На груди каменного, слегка крошащегося гиганта виднелись полустертые письмена. Мы с дядей Саней немножко поупражнялись в бесплодных попытках их разгадать, пока женщины выливали из обуви воду и выжимали носки. Но мы так и не преуспели в лингвистике, а вот тетя Берта, оправдывая звание лучшей Хранительницы традиций, неожиданно потребовала бумагу и ручку. У меня из ручек давно вытекли чернила, зато у Марии нашелся карандаш для век или еще для чего-то, связанного с дамской красотой. Дядя Саня извлек из полиэтилена записную книжку.

— Держи зеркало! — коротко приказала тетя Берта, подавая Сане свою косметичку.

— Ах, священные духи, а мы-то, дурни, — Саня держал зеркало, а я приготовился записывать перевернутые наоборот буквы. Грудь у истукана долго подвергалась коррозии, но древний резчик поработал на славу, вгоняя зубило очень глубоко. Даже в перевернутом виде письмена мне ничего не напоминали, а вот тетушка надолго задумалась.