Баронесса Изнанки

— Дядя Саня, сюда! — Я волок Брудо за плечи, не заботясь уже о сохранности его косточек. Каким-то образом у меня хватило сил вытащить его на гребень скалы. Потом меня догнал кровник, и стало полегче.

Нам повезло. От утеса оторвался большой кусок и вместе с остатками балкона рухнул вниз. Червь сорвался вторично, но не пострадал. Мы выиграли несколько минут, только и всего.

До арки с зеркалами оставалось совсем немного. Совсем немного, если лезть в гору налегке и видеть при этом, куда ступает нога. Как назло, подошвы ботинок скользили по мокрым камням, несколько раз я чуть не грохнулся, когда нога соскальзывала. Дядя Саня тоже оступался, скрипел зубами, прихрамывал, но упорно тащил. Он был гораздо сильнее меня, но и ношу взял за двоих, оставив на мою долю ноги егеря.

— Он догоняет!

Он не должен был за нами гнаться. Вообще не должен был вылезать из воды, если я что-то понимаю в червяках. Он был вполне материален, совсем не такой, как Большеухий, но не откликался на свист. Похоже, он не замечал сгоревшей кожи, не замечал воткнувшихся стрел и обваренного хвоста. Как будто в нем отключили естественные инстинкты, а вместо них вложили единственный приказ.

Прикончить всех нас.

— Какой же длины эта тварь?! Получай, сволочь! — Саня опустил голову обер-егеря на гальку и запустил куда-то вверх своим фонарем. — Бернар, тащи!

— Не могу больше тащить.

Последние десять футов или около того. Совсем рядом. Последний рывок — и мы сумеем укрыться. Я сжимал зубы, стараясь не застонать, но из глаз все равно предательски катились слезы. К счастью, их никто не видел. Гвидо погиб. Брудо мы не можем спасти. Червь прорвется в трубу, наплевав на увечья, разорвет решетки и нападет на спящих кровников. У него хватит силы.

Фонарь, брошенный Саней, описал дугу и со звоном разбился обо что-то твердое. На мгновение стало очень тихо, а потом сверху закапало горящее масло. Желтые огоньки падали прямо мне под ноги, шипели, соприкасаясь с водой, стекали по влажным камням, оставляя горящие дорожки.

Зубы подземной твари клацнули так близко, что я невольно присел, но тут же подхватил Брудо за шкирку. Дядя Саня позже уверял, что страх удвоил наши силы. Мы перевалили через гребень и оказались на площади Мистерий. Арка с зеркалами ждала огня, а огня у нас больше не было.

Гиганту наверняка было очень больно от горящего масла, но он не умел кричать. Он шипел и клокотал, как клокочет кипяток в больших котлах. Но дьявольское создание не угомонилось, не спряталось в воду. Он горел и продолжал искать нас.

Мы вырвались на арену, мощенную шлифованными шестиугольными камнями. Я так и не успел толком разглядеть место, где друиды устраивали свои зловещие праздники. Кажется, между двух кабанов помещался каменный круг, заполненный золой, торчали подставки для факелов, а за рядами трибун возвышались скульптуры воинов вполне человеческой наружности. Между ступеней с сиденьями темнели проходы, еще дальше угадывалась балюстрада, опоясывающая верхние ряды кресел, а от нее разбегались лестницы, прорубленные в толще скалы. Наверняка, здесь нашлось бы чем заняться целой археологической экспедиции. Может быть даже, под замком скрывался целый город, а площадка для кошмарных представлений была крохотной частью этого города.

Но осмотреться мне не позволили. Тяжкий удар потряс арену. Кусок каменной загородки разлетелся, как шрапнель, несколько мелких острых камешков оцарапали мне кожу и пробили одежду. Червь взбирался все выше, размахивая головой, как молотом. Следующим ударом он снес одного из уцелевших кабанов. Скульптура треснула, ноги остались на постаменте, а туловище загремело по берегу, как пустая консервная банка.

— Свет, Боря, свет! — заорал дядя Саня.

Он выстрелил в червя четырежды: я почти ослеп от сполохов. Затем кровник взял мой пистолет и выпустил всю обойму. Саня елозил задом, отползая назад, отталкивался ногами, а пистолет зажал сразу в двух руках. Пули визжали, когда рикошетили от зубов червя, или звучно чмокали, когда впивались ему в кожу. Колонии фосфоресцирующих организмов, прижившихся у гиганта на спине, давали нам достаточно света, чтобы прикинуть, через сколько секунд мы превратимся в пищу.

Червь ударил головой в другую сторону и героическим усилием вытолкнул на арену еще пару футов своего смрадного тела. Следующим ударом разъяренная тварь вполне могла разнести вдребезги нашу надежду на спасение. Арка заколебалась, по колоннам побежали трещины.

Саня кинул в нашего врага пистолеты, кинул бесполезный арбалет Брудо, кинул сумку, но червь даже не заметил, что ему оказали сопротивление. Я без конца щелкал зажигалкой, но проклятый кремень намок, и из-под колесика вырывались лишь жалкие искры.

— Боря, он лезет! Бернар, скорее!

И тут заговорил обер-егерь. Я услышал его жалобное бормотание, но в запале не сразу осознал, кто еще зовет меня по имени.

— Бернар, внутри, под курткой.

Последний выстрел вспыхнул, осветив зубы и полуоткрытую пасть червя. Из дыр, оставленных пулями в тупой акульей морде, густо текла кровь.

— Брудо? Ой, то есть, Ваша глубокочтимость! Как замечательно, что вы очнулись!

Червь шлепнул ластой по каменной плите. Порода под ногами застонала и загудела. Затем раздался шлепок второй лапы-ласты. Наверное, мы застали обитателя Мхорага где-то посредине цепочки превращений. Он почти порвал с компанией рыб, дышал уже не жабрами, а легкими, но еще не развил в должной степени конечности для передвижения по суше. И, кроме того, червь был слишком тяжел. Его собрат или детеныш, гораздо меньших размеров, отирался на глубине, где-то поблизости. Он имел гораздо больше шансов догнать нас на берегу, чем тяжеловесный «папаша», но боялся ожогов.

— Очнулся. Немного не вовремя, ты не находишь? — Обер-егерь попытался рассмеяться, но сломанные ребра превратили его смех в плаксивое кудахтанье. — За пазухой... кха-кха... сухое огниво...

Я запустил отрядному руку за пазуху, между кольчугой и промокшей шерстяной рубахой. Мешочек пришлось рвать зубами, пока я не сообразил использовать нож. Огниво нисколько не промокло, но я не умел им пользоваться, чиркал снова и снова, но без толку.

Червь лязгнул зубами, мне в лицо полетела вонючая слизь. Арка затрещала, мостовая между колонн проседала на глазах.

— Борька, факел!

И вдруг огниво сработало. Крохотный язычок пламени набросился на просмоленную паклю, факел вспыхнул и отразился в ближнем серебряном тазике. Медленно, невыразимо медленно сноп золотистого света поплыл из одного зеркала в другое.

Прямо на меня надвигался розовый зев, почти идеально круглый, как турбина самолета. Я закрыл глаза, чтобы не закричать, когда челюсти начнут смыкаться. Дядя Саня обнял меня, другой рукой прижимая к себе Брудо.

Кажется, мы завопили хором и продолжали вопить до тех пор, пока наш крик не отразили сухие своды одной из башен замка. Магические зеркала действовали исправно. Потом выяснилось, что нас выкинуло очень далеко от «бивуака», в противоположной, южной башне, но мы находились в таком состоянии, что прошагали бы играючи десятки миль.

Мы потеряли Гвидо, но спасли обер-егеря. Мы думали, что все закончилось, но сильно ошиблись.